***
Оставшееся время в пути они обсуждали возможность, того, что Плоткин стратилат. Лёва помнил его. Он постоянно цеплялся к Игорь Санычу и не давал пройти Веронике Генриховне. Так что Хлопов его мягко говоря недолюбливал. Так и дошли до церкви. И ни следа Валеры или Риты. Лёва насторожился. Он прошёл за Носатовым ко входу, осторожно осматриваясь. Что могло произойти тут? Лёва провёл рукой по деревянной стене. Всё было истерзано. Длинными когтями. Хлопов тяжело сглотнул. Стратилат точно был здесь. Баба Нюра смотрела на полуразрушенную церковь с влажными глазами. Хлопов посмотрел на пол. Крови нет, значит, мужчина мог спастись. Лёва снял рюкзак с плеч и поставил его возле лестницы. Так было легче осматриваться дальше. В голову пришли воспоминания про церковь из «Буревестника». Она была примерно такой же, только чуть выше. Баба Нюра тяжело присела на ступеньки и стала смотреть в даль. Лёва перевёл на неё взгляд. Бедная женщина. Скорее всего, отец Павел был её последней надеждой. Хлопов присел рядом с ней. — Баб Нюр, пока ещё непонятно, что произошло. — Да зачем я только сюда вас повела. — В её голосе слышалась печаль. Лёве резко захотелось плакать. Он не знал почему. Просто появилось такое чувство. — Давай на секунду забудем, что Валерка твой друг, — громко произнёс Валентин Сергеевич, обращаясь к Игорю. — Что будем делать, если это он натворил? — Да с чего Вы взяли, что это Валера? — настороженно спросил Корзухин. И Лёва был с ним согласен. Он почти не слушал дальнейший разговор. В голове крутились глаза Лагунова. Честные, чистые, человеческие. Он точно не мог этого сделать. Валера слишком привязан к людям, чтобы сотворить такое. А вот Стратилат, кем бы он не был, точно здесь постарался. Послышался крик. Крик боли и страха. У Лёвы замерло сердце, по телу прошлись мурашки. — Это Валера! — испуганно произнёс Игорь, и Хлопов не думал не секунды. Он тут же вскочил со своего места и ломанулся туда, откуда кричали. В ушах стучало. Так громко, что Лёва думал, что он оглохнет. За спиной были слышны быстрые шаги Доктора и Игорь Саныча. Но Хлопов их почти не замечал. Он со всех ног бежал на звук. И он был страшным. Пропитанным такими страданиями. Ноги стали передвигаться быстрее, почти не слушались, просто работали на автомате. Всё стихло. Но Лёва не остановился, он гнал себя дальше, действуя на интуиции. Показался берег. На нём было три силуэта. Рита сидела со слезами на глазах возле мужчины в чёрных одеяниях, а перед ними лежал Лагунов. Лёва тут же опустился рядом с его головой, осматривая ожоги на его мальчишечьем лице. Пока Рита объясняла ситуацию, а отец Павел проводил махинации руками, Лёву начало трясти. Причём нехило. В голове появились образы 80-го года. Когда сам Хлопов был покрыт большими волдырями, которые врач пытался скрыть бинтами. Он помнил те муки, ту боль, те слёзы. Ему тогда казалось, что он умирает. И это были просто капли. Поэтому он пытался не думать, что чувствует Валера. Хлопов осторожно провёл пальцем по сохранившейся коже и тут же одёрнул руку. Она была ледяной. Краем глаза Лёва увидел лицо Игоря Саныча, искажённое ужасом. Он смотрел на Валеру большими глазами, сжимая кулаки. Он боялся шелохнуться куда-то в сторону. Через некоторое время, наполненное уговорами и щенячьими глазами, отец Павел соглашается помочь Лагунову, но для этого его надо перетащить обратно в полуразрушенную церковь. И Лёва снова отключает голову. Он вместе с Игорь Санычем подрывается на ноги, осторожно поднимая Валеру с песка. Шарова на это только открывает рот, но ничего не говорит. Весь путь до церкви Лёва не смотрит на Валеру. Только себе под ноги. Его сердце обливается кровью, и ему страшно. Страшно, что это последний день, когда он видит Лагунова.***
Рита цепко осматривала Валеру на предмет ещё каких-то ран. Но всё, что она видела — страшные волдыри по всему телу. Впереди всех шёл отец Павел, Лёва и Игорь шли прямо за ним, дальше Рита, а замыкал их цепочку Валентин Сергеевич. Шарова перевела взгляд на Корзухина. В его глазах стояли слёзы. Она тяжело выдохнула. Этот парень провёл с Валерой три года, отдавая свою кровь, являясь ему и братом, и сватом, и отцом и кем только ещё. Его хотелось обнять. Она не знала, какая у него история за пределами их компашки, но чувствовала, что всё не так сказочно, как хотелось бы. Её глаза медленно перешли к Лёве. Для Риты он загадка. Мальчик, который два года шатается с Валентином Сергеевичем по Союзу, убивая вампиров. Но в его лице она видела боль. Боль за Валеру. Рита так и не разобралась во взаимоотношениях Валеры и Лёвы, но нутром чуяла, что они сложные. И видимо, сложные для обоих. Но от неё не ускользнули взгляды, которые они кидали друг на друга. Наполненные надеждой, отчаянием и чем-то ещё. Чем-то другим. Неуловимым. Она думала, что для неё являются вопросом переглядки с Игорем, но нет. С Хлоповым было по-другому. Что-то своё, локальное. И от этого Рита хмурилась. Не понимала, что происходит. Но не вмешивалась. Это их дела. Рита снова посмотрела на Валеру. Что если, он не очнётся? Чёрт. Послышался вздох. Её взгляд снова нашёл Лёву. Он шёл, глядя себе под ноги и ни на что другое. Что за мыслительные процессы происходят в его голове? О, как ей хотелось поговорить с ним один на один. Но он постоянно был либо с Валентином Сергеевичем, либо с Валерой. Судя по всему, ему не хватало Лагунова за эти три года. Но что же такое произошло между ними. Может Лёва хотел сожрать Валеру в лагере? Поэтому смотрел на него таким побитым щенком? А тем временем они пришли на место. Отец Павел указал на место, куда стоит положить Валеру, и парни стали аккуратно опускать друга на импровизированную кровать. Лёва, осторожно придерживая за шею, опустил голову Лагунова и присел на корточки рядом. Рита заметила, как его вторая рука лежала очень близко к локтю Валеры, а сам Лёва смотрел на него с такой тоской, что Рита задержала дыхание. — … так что молитва убьёт его, — послышалось от отца Павла. Рита снова дышала, но слёзы так и норовили скатиться с её лица. Она смотрела на мальчика и спрашивала сама себя: почему так? Почему Вселенная так несправедлива к нему? Он же хочет всем помочь. — Можно я с ним останусь? — тихо спрашивает Рита. Она видит, как дёргается Хлопов, но не подаёт виду. Конечно, по-хорошему, лучше остаться Игорю. Но Павел соглашается с девочкой и выгоняет всех из комнаты. Лёва медлит. Он загнанно смотрит на Валеру, боясь, что тот растает. Его руки дрожат, и Рите кажется, будто он хочет дотронуться до него, но не может себя заставить. Ему страшно за него. Это видно в дёргающихся ресницах, в нахмуренных бровях и в подрагивающих пальцах. На секунду Рита думает, что надо сказать «Пусть Лёва останется вместо меня», но не делает этого, потому что Валентин Сергеевич громко повторяет имя мальчика, а Игорь тянет его за плечо, помогая подняться. Они закрывают за собой дверь. Рита присаживается рядом с Валерой и берёт его за руку, в то время как отец Павел начинает свой обряд.***
Игорь Саныч переговаривается с бывшим врачом, а Лёва сидит на крыльце, уставившись в одну точку. Он почти не слушает их. Его мысли крутятся вокруг Валеры и Риты, сто процентов сидящей прямо рядом с ним. Он ловит себя на мысли, что ему хочется оказаться на её месте. Он знает, какую боль испытал Валера. Может прочувствовать всем нутром. Из всей их компании в данный момент понимает Лагунова лучше всех. О Боже. Он ведь почти дотронулся до обожжённого лица, но одёрнул себя. Не так, не при людях. Всеми фибрами души Лёва хочет успокоится. Но не может. Руки дрожат, зрение расфокусировано, на грудь сильно давит, а уши заложило. Ему кажется, что ещё немного, и он грохнется в обморок. — Лёв, дыши, — слышится где-то на краю сознания. — Лёва, давай за мной. Вдох, выдох. И Хлопов старается, правда старается. Только вот картины крови и обгоревшей плоти в голове делают всё ещё хуже. — Лёва, повторяй за мной. — Кто-то опускает руки ему на плечи. — Слушай мой голос. Вдох, выдох. Хлопов чувствует, как по лицу катятся слёзы. Солёная вода попадает на ранку на губе, из-за чего та сильно болит. Он слышит всхлип и запоздало понимает, что это он сам. — Лёв, у тебя почти получилось. Давай! Вдох, выдох. Лёва вдыхает, но его нос уже заложен из-за истерического плача. О, какой ужас. Разрыдаться перед Валентином Сергеевичем. Наконец, глаза фокусируются на объекте. Это перепуганное лицо Игорь Саныча, который крепко держит мальчика за плечи. Лёва старается не плакать. Он старается держать всё в себе. Однако, слёзы льются сами. — Так, ты почти с нами. Валентин Сергеевич, водку! Лёва дышит, но всё ещё не может успокоится. На уши уже не так давит, но сердце стучит так сильно, будто готово выскочить из груди. В нос ударяет едкий запах спирта, из-за чего Лёва резко выдыхает и заваливается вперёд. Прямо в объятия Игорь Саныча.***
На протяжении какого-то времени Лёва сжимает до посинения в пальцах футболку Корзухина, но постепенно успокаивается. Его уже не так сильно трясёт, слёзы почти высохли, а нос начал дышать. Лёва краем глаза видит, как Валентин Сергеевич разжигает костёр неподалёку, даже не смотря в их сторону. Чёрт, он, наверное, разочарован. Хлопов отлепляется от Игоря и прячет руки в карманы куртки. — Спасибо, — произносит он тихо. Корзухин только кивает и переводит взгляд на огонь. Несколько минут они сидят в тишине. — С ним всё будет хорошо, — сказал Игорь. — Ты же знаешь, он сильный. — Я знаю, — соглашается Лёва, смотря на свои ботинки. — Как ты? — задаёт вопрос Корзухин, и Лёва теряется. Он не знает, что ответить. Дежурное «Я в порядке» точно не сработает. Игорь Саныч видит его насквозь. Поэтому ничего не остаётся как ответить: — Устал. И это правда. Он устал искать вампиров, убивать их. Устал кататься по городам и спать в палатках или в дешёвых комнатах. Устал кивать на все приказы Валентина Сергеевича. Устал просыпаться посреди ночи от очередного кошмара, где он пьёт чью-то кровь. Устал от звонков родителей и напряжённого голоса отца, спрашивающего о его пропущенных занятиях по футболу. Просто. По-человечески. Устал. И ему хочется выговориться. Прокричаться. — Знаешь, он пару раз говорил о тебе. Валера, я имею ввиду, — неожиданно сообщает Игорь Саныч. — Он рассказывал про то, как ты защищал его от всех. Лёва усмехнулся. Это, пожалуй, одно из тех маленьких светлых воспоминаний, которое он хранит в своём сердце. — Я пытался. Игорь кивает. Наверное, думает Хлопов, стоит спросить про Веронику Генриховну. Но язык не поворачивается. Вместо этого он говорит: — Вы ему очень помогли. — Просто давал свою кровь. — Нет. Вы помогли ему не закопаться глубоко в своих ужасных мыслях. И оба понимают о каких мыслях он говорит. О тех самых тёмных. О тех, которых думал когда-то и сам Лёва, но старался отказаться от них. Ненависть к себе. Вина за всё произошедшее. Игорь положил руку ему на плечо и крепко сжал его. Лёва был благодарен. Постепенно стало темнеть. Показались первые звёзды. Хлопов всегда хотел выучить все созвездия, и он был уверен, что Валера знает их. И что мальчик мог бы помочь ему в этом. Дверь медленно открылась. Лёва тут же поднялся на ноги. Валентин Сергеевич и Игорь Саныч оказались рядом через секунду. Все ожидали вердикта отца Павла. За ним выбежала счастливая Рита. — Он дышит! Лёва выдохнул. Он всё также был сосредоточен на словах мужчины, но в голове крутилось «Жив! Жив! Жив!». Хотелось зайти в помещение и убедиться самому. Они завели разговор про плиту, но, к сожалению, отец Павел ничего не знал. Валентин Сергеевич предложил ехать в город. Рита решила остаться с Валеркой. Игорь согласился. Отец Павел благословил их на хорошую дорогу, и Валентин Сергеевич направился к тропинке в лагерь. Лёва смотрел на разрушенную церковь. Игорь и Валентин уже шли где-то к лагерю. — Если так хочешь, можешь зайти, — тихо произнёс отец Павел. Хлопов перевёл на него взгляд. Мужчина смотрел на него уверенно. Лёва тяжело сглотнул. Он чувствовал, как в упор на него глядит Рита. Но лишь кивнул и заставил свои ноги двигаться, осторожно шагая в помещение. Внутри пахло свечами, какими-то травами и ягодой. Посреди комнаты лежал бледный Валерка. Его раны немного затянулись, но сердце Лёвы кололо. Он подошёл ближе. Заметил, как грудь мальчика поднимается и опускается. Всё хорошо. Хлопов и не знал, что был так напряжён до этого момента. На улице были слышны голоса вернувшегося Валентина Сергеевича и отца Павла. Но Лёве было всё равно. Он смотрел на Валеру и двигался ближе. Наконец, когда его ноги подогнулись от волнения и он сел рядом, положил руку на кровать, близко-близко к руке Валеры. Несколько секунд он просидел, просто смотря на затягивающиеся ожоги. Потом он выдохнул и начал робко говорить. — Ты напугал нас, Валер. Меня. — Лёва осторожно дотронулся пальцем до запястья Лагунова. — Ты так кричал… Боже. Я боялся думать, что произошло. А потом ты лежишь на берегу… Весь красный… И глаза Игорь Саныча… Я… Хлопов перевёл дыхание. — Валерка, что же ты так свою жизнь не любишь. — В горле стоял ком. — Эх, Лагунов. Мальчик всё также спокойно дышал. — Ты только отдыхай, ладно? Тебе надо восстановиться. Не играй в героя. — Лёва шмыгнул носом. — Мы найдём стратилата. Доедем до города, там всё решим. Ты выздоравливай, Валер. Ты нам ещё нужен. Он осторожно провёл пальцем по запястью Лагунова. — Мы будем ждать вас с Ритой в городе. Я буду. — Послышались шаги. Хлопов отнял руку и поднялся на ноги, вытирая выступившие слёзы с глаз. — Ты только проснись, пожалуйста. Вошёл отец Павел. — Лёва, тебе пора. Тебя ждут. Хлопов кивнул. Он подошёл к двери и, бросив на Валеру ещё один взгляд, вышел из комнаты.