Голубое сияние

       Этапы. Михаил смотрит в абстрактное пространство и обнимает себя руками. Холода меньше не становится. В Клетке всегда царит вымораживающий даже чистую энергию холод.        Первый этап. Сорванная битва. Горькое разочарование в себе и уничтожающее знание, что отец не придет. Ведь он, правильный сын, подвел его. Он не справился даже не с братом, с человеком. Клетка встречает холодом.        Второй этап. Время течет, но его нет. Михаилу приходится по-новому оценить тюрьму, созданную когда-то для Люцифера, в которой теперь узник и он сам. От мысли, что отец проявил настоящую жестокость, сотворив нечто вроде безжалостного, лишенного сознания вампира, горько. Но другой правды не остается.        Третий этап. Кажется, он бредит, и это длится часами. Михаил помнит плохо. Клетка пожирает его медленно и вероломно, незаметно, но неотвратимо. Она не останавливается даже тогда, когда сущность ослабевает критично, и начинается лихорадочное забытье. Михаил не помнит, как он не сдается. Но ему кажется, что он помнит надежный кокон тепла.        Четвертый этап. Бесконечность. Она позади, она впереди, она в настоящем. Клетка не похожа ни на Небеса, ни на Ад, ни на Землю. В ней нет законов. Клетка — это метафорическая черная дыра, из которой невозможно выбраться. Нет ни пути вперед или назад, нет самих вперед или назад. Это страшно.        Пятый этап. Михаил молится отцу неистово. Он клянется исполнить его волю, и на этот раз не ошибиться, и просит еще один шанс. Он умоляет, но не получает ответа. И тогда он впервые позволяет себе злость. Совсем чуть-чуть. За Люцифера. Потому что впервые в жизни Михаилу приходит в голову, что пусть брата и заточил в тюрьму он, но приказал это сделать отец. Приказал, зная, что он никогда не посмеет ослушаться. Злость тоже остается без ответа. Как и следующая сотня молитв. Однажды приходит момент прозрения: отец не вернется ни в каком случае. Ему просто все равно.        Шестой этап. Меланхолия — интересное состояние. Михаил не знает даже слово, но его знает Адам, который хотел стать врачом и исправно учил биологию. Слово неожиданно нравится. Михаил созерцает пустоту и думает, что делает это меланхолично. Также он делает весь нехитрый, теперь привычный набор действий: сидит в углу, иногда обнимает себя руками, потому что так можно почувствовать что-то живое, а необходимость в этом становится все острее, и переосмысливает все свое существование.        Седьмой этап. Его нет, но Михаил собирается его начать. Он делает это с того, что поднимается на ноги и медленно идет к Люциферу, который уже целую вечность сидит в другом углу Клетки без движения, оставив даже пытки души Сэма.        В Клетке нет возможности летать, не боясь лишиться крыльев или покалечить их. Но возможность просто раскрыть их есть. Михаил раскрывает, не задумываясь, когда подходит к Люциферу достаточно близко. Сейчас он уверен, что кокон ему вовсе не показался в угаре лихорадки. Он рьяно желает сделать для Люцифера то же самое.        Глаза напротив загораются красным светом. Это предупреждение. И это то, что ранит. Михаил помнит, как ярко сиял всегда Люцифер. На первый взгляд это был безупречный белый свет. Но если вглядеться немного, свет всегда был голубым. Михаил хочет это вернуть. Он хочет неистово и отчаянно, видит в этом шанс что-то исправить для них. Михаил обнимает Люцифера крыльями.        — Не смей… — яростно говорит Люцифер, но не заканчивает.        — Прости меня, — искренне просит Михаил. — Я так виноват перед тобой. Я не знал, какому именно наказанию подверг тебя отец, но это не оправдывает меня. Я сожалею, Люцифер.        — Ты все-таки спятил, пока трясся в бреду, — Люцифер пару раз кивает головой и сам жест читается как «Ну, ясно, уже не помочь». Михаил неожиданно для себя негромко смеется. Прошли тысячелетия, наполненные болью и страхом, но словно сквозь них Люцифер пронес свою суть. Это доказательство того, что где-то внутри он остается прежним. Михаил хочет снять все наносное слой за слоем и обнажить то, нужное и настоящее.        — Ты мне не позволил, — Михаил не чувствует полной уверенности в том, что говорит. Но то, как кривится Люцифер после его слов, доказывает Михаилу, что он прав в своей догадке. — А я не позволю сдаться тебе.        Седьмой этап — это что-то совсем иное. Они не разговаривают, но раз за разом обнимают друг друга, спасая от безжалостного холода Клетки и ее неистового желания сломить, выпив их суть.        Михаил не замечает, в какой момент это становится слишком близко. Просто человеческие губы касаются губ. Это странно и непонятно, но теплее, чем просто объятия. Это единственное, что важно.        Больше он никогда не позволит Люциферу замерзать в одиночестве. В этом Михаил уверен.        И когда в момент близости глаза Люцифера загораются в очередной раз, но не пронзительно красным светом, а тем самым белым, но голубым, если всмотреться, Михаил чувствует, что одержал самую главную победу в своей жизни.