Прогоревший роман

       Городской пейзаж быстро мелькал за окном низенького такси, мчавшегося по трассе, ведущей за пределы россыпи многоэтажек и огромного количества людей. Эдгар устало откинул голову на изголовье автомобильного сидения, поглаживая руками мягкую шерстку Карла, задремавшего у него на коленях, в первый раз отказавшись спать у хозяина на плечах.        Несколько часов назад он ещё находился в Йокогаме, сутки назад - на могиле своего друга, которого, пожалуй, было бы уже некорректно называть именно так. Каменная табличка, его похороны и гробовая тишина, так несвойственная для любой вещи, связанной с Эдогавой Ранпо. По вздрогнул, когда память услужливо подкинула ему очередное воспоминание о любимом, с обилием высоких нот, голосе, становившемся особенно тёплым, когда его обладатель произносил необычное для японца имя.        Пребывая в опустошённом настроении, мужчина добрался до своего загородного дома, уютно спрятавшегося от людских глаз, и, таща за собой чемодан, вошёл внутрь, чувствуя, что теперь он в безопасности. Карл, сверкая чёрными глазами-бусинками, издавая забавные и радостные звуки, спрыгнул с угловатых плеч, маленькими лапками наматывая круги по огромному холлу. Несмотря на долгое отсутствие своего хозяина, в доме не было ни пылинки, что лишний раз подтверждало добросовестность человека, следящего за порядком, которого, впрочем, Эдгар больше никогда не увидит - ему не было комфортно впускать в свой дом кого-то лишнего, но ненавидя бардак, смирился с этой необходимостью.        Его движения были словно механическими, возвращая все свои вещи по местам, что-нибудь постоянно падало, в то время как сам Эдгар пустым взглядом окидывал свой дом, который хоть и был для него уютным, после своей последней командировки чего-то не хватало этим бездушным стенам и молчаливым интерьерам. По закрылся в своей комнате, устало раскинувшись на холодной кровати. Он прикрыл серые глаза, но как назло, в полумраке мелькнул образ Рампо, самодовольно смеющегося над незадачливыми полицейскими. Идеальное воспоминание для слёз, но Эдгар слишком много выплакал, чтобы позволять прозрачным ручейкам вновь стекать по лицу. К тому же, даже сейчас, казалось, что ещё есть надежда.        Спустя неделю после смерти великого детектива, не менее великий писатель, чьи романы были узнаваемы даже за границей, в порыве сжигающей тоски по умершему в кратчайшие сроки написал новый детективный роман. Вот только на этот раз главным героем оказался Эдогава, оживший на исписанных книжных страницах. Воспользовавшийся своей способностью, Эдгар снова оказался с ним рядом, пребывая на седьмом небе от счастья, что теперь они могут быть вместе, пусть и таким незаурядным способом. Но счастье длилось недолго, когда писатель понял, что его любимейший персонаж вышел довольно "картонным". Сборник самых ярких и бросающихся в глаза черт, не более того.        По ударил кулаком кровать, вспоминая свой позорный провал. "Почему всё должно было сложиться именно таким образом? - беспомощно думал мужчина, безвольно вставая и усаживаясь за стол, дрожащей рукой вновь беря перьевую ручку. - Неужели он не заслужил лучшей судьбы?".        В тот момент Эдгар понял, что ему нужно время. Только не для принятия чужой смерти, отнюдь нет. Он желал написать роман, который позволил бы снова увидеться с Ранпо. С его любимым Ранпо, который, возможно, даже не догадывался, что чувства, испытываемые к нему старым другом, не были на уровне дружеских. Писатель, ставший обладателем собственного издательства, полученного по наследству, и великий сыщик, подрабатывающий литературным критиком детективного жанра. Они часто пересекались косвенно, через литературу, которая для одного была спасением, для второго же не больше, чем развлечением, убийством, но убийцей уже был он, с наслаждением коротая лишнее время.        Едва уловимая мысль мелькнула в растрепанной голове, рука была уже готова оставить первые слова на покорно ждущей бумаге, но тут По отвлёк телефонный звонок и он с раздражением поднял трубку, молча ожидая, что ему скажут.        —Доброго дня, Эдгар, не найдётся ли у тебя свободная минутка, чтобы...        Фрэнсис. Говорил обыкновенно гордым тоном, словно не его организацию так унизительно разгромили в Йокогаме. Словно не ему пришлось заново, едва ли не по кусочкам собирать её осколки вновь, пытаясь вернуть былое величие. Лицо Эдгара презрительно скривилось, кончик ручки раздражённо постукивал по массивному деревянному столу.        —Я уже всё сказал, мистер Фицджеральд, дальше гильдия будет функционировать без меня! - тихо, но необычайно твёрдо, с малой толикой ненависти прозвучал резкий ответ.        Завершение так и не начавшегося диалога огласил хлопок, с которым закрылся старенький телефон-раскладушка. Имея довольно огромный бюджет, мужчина мало расходовал свои деньги, если это не касалось книг и, в последние прошедшие месяцы, Ранпо, ради которого ему не было жалко отдать и все богатства мира, лишь бы тот был счастлив. Или же, хотя бы жив.        По отложил ненужный предмет в сторону, не желая никого видеть. Внезапный звонок сбил его с настроя писать новый роман, в котором Эдогава был бы уже более живым, чем в предыдущем. Зная возможности своей способности, Эдгар, не колеблясь, решил отбросить некоторые условности, позволяя собственному персонажу вести себя куда более непредсказуемо, пользуясь не сюжетными рамками, а собственной импровизацией, как если бы это был не персонаж, а живой человек, застрявший в романе из-за чужого желания.        Не слишком долго колеблясь, он снова взялся за перо, оставляя быстрые росчерки коротких фраз на бумаге, вспоминая об умершем всё, что успел запомнить за годы их общения. Самодовольная ухмылка, прищур лисьих зелёных глаз, когда на их поверхности солнечным бликом мелькает разгадка преступления, стоит только великому детективу водрузить на переносицу очки. Порывистые жесты, когда тот что-то увлечённо рассказывал, нередко случайно ударяя кого-то. Временами поджатые губы, из-за чего щёки казались чуть больше, умаляя его возраст, заставляя выглядеть в глазах окружающих ещё моложе. Привычка перебивать, если этого человека совершенно не интересовал предмет беседы.        С каждой новой характеристикой, необходимой для точного отображения персонажа, перо в руке начало подрагивать чаще, ускоряя темп записи и ухудшая витиеватый почерк. Серые глаза, обыкновенно крайне невзрачные, загорелись живым огоньком, едва выглядывая из под длинных, чуть вьющихся волос. Кучка слов уже не ощущалась чем-то придуманным, напротив, чем больше По вспоминал энергичного молодого и, временами, капризного японца, тем меньше он воспринимал свою рукопись черновиком к новому роману - это было подобно личному дневнику, где все страницы были выделены для одного и самого важного человека. У него и не было никого, кроме Эдогавы, если рассматривать исключительно людей.        Нестерпимо пахло чернилами, запястье постепенно начало уставать, но поглощённый собственным рассудком мужчина продолжал строчить, исписывая уже не первый десяток страниц, тщательно прописывая каждую мелочь. В дверь заскрёбся Карл, но Эдгар обратил на это внимание не раньше, чем через пять минут упорного шума питомца. Вздохнув, тот впустил енота внутрь.        —Скажи, ты ведь тоже по нему скучаешь, да? - обращаясь к полосатому другу, он снова уселся за стол, с неприязнью подмечая боль в пояснице.        Карл молча запрыгнул на стол, едва не снося своим хвостом исписанные листы, что чуть не вызвало сердечный приступ у его хозяина, принявшегося судорожно собирать рукописи, желая придать им изначальную поочередность.        —Ему нравилось, когда ты залезал в его шляпу, чтобы поспать, - меланхолично улыбнулся По, почёсывая енота за ухом. - Несмотря на то, что он часто ругался из-за этого.        Его взгляд придирчиво прошёлся по рукописям, но наконец здравый смысл взял над ним верх, поэтому он устало откинулся на высокой спинке стула, бездумно пялясь в потолок. Его не покидало ощущение всепоглощающей пустоты, когда руки и мысли не были заняты романом, отчего сейчас он вновь хотел вернуться к рукописям, но усталость не давала ему написать ничего толкового, усугубляя его подвешенное состояние. С трудом отделяя одну эмоцию от другой, дни Эдгара превратились в однообразную кашу из серого цвета.        "Правильно ли я вообще поступаю? - горько усмехнулся он, закрывая руками лицо, не позволяя мимическим мышцам мелко задрожать, как бывает при сдерживаемых рыданиях. - Да какая к черту уже разница, разве смерть Ранпо - это правильно?!". Мужчина подорвался со стула, желая выйти из комнаты, ставшей в мгновение ока нестерпимо душной, и двинулся вниз по лестнице на кухню. Обладателям высокого роста не идёт плохая осанка, а на нём же сутулые плечи смотрелись особенно жалко. Эдгар напоминал собой утонувшего в отчаянии зверя, осознавшего, что выхода из клетки нет, и не будет. Плеснув себе в стакан холодной воды, он случайно зацепился глазом за коробочку конфет, которую он время от времени открывал. В груди что-то болезненно защемило, вновь напоминая о свежей ране, которой он сам же не давал зажить.        Мысли снова вернулись к прищуру зелёных глаз и вечно пополняющейся коллекции фантиков в карманах. По хотел подняться наверх и записать что-то ещё, подгоняемый тягой вновь почувствовать себя живым, но, внезапно обессилев, он понуро побрёл в гостиную, безвольно опускаясь на пропахший свечным воском диван. Желание писать сплеталось с боязнью вновь так чётко осознать смерть Эдогавы, из-за чего Эдгар метался меж двух огней, изнывая от причудливой смеси суровой реальности и восприятия всего его рассудком.        Последний раз они виделись месяц назад, когда писатель опробовал способность в своём романе на себе. Ждать так долго новой встречи было пыткой, поэтому пересилив себя, По снова поднялся в комнату, с непоколебимым намерением во что бы то не стало в кратчайшие сроки закончить новый роман. Ручка с прежним дрожанием и жалобным скрипом заскользила по бумаге, принося неестественно сильное удовольствие пишущему.                          ⟣┈┈┈┈┈┉┉⊏•⊐┉┉┈┈┈┈┈⟢        В окно сонно брезжил летний рассвет, оставляя солнечные разводы на взлохмаченной шевелюре человека, беспокойно спавшего за столом. Рядышком лежала толстая кипа исписанных страниц, поглотивших в себя уйму времени и чужих эмоций, впервые так ярко проявленных за последний месяц.        Если бы ставни окна были распахнуты, до слуха мог донестись утренний гомон птиц, таких активных и живых в загородных владениях. Если бы Эдгар не отгородился от этого шума, приносящего теперь только боль.        Новый роман был готов, новая встреча уже назначена.