Брошенный щенок

      Он медленно закрывает глаза ладонями.              Чувствует себя брошенным щенком, чувствует, как удавкой на шее затягивается «их сторона». Была ли она вообще? Правда ли она была?              Сдавленное рыдание застревает в горле, и Кроули пытается рвано выдохнуть. Он больше не может поднять взгляд на лобовое стекло, в котором виден книжный. Жмурится, пытаясь отречься от этого соблазна.              Удавка тянет. Тянет сильнее, и воздуха в кабине внезапно недостаточно.              Давит на педаль. Сильнее, сильнее. Дальше от этого места. Дальше.              А если Ангел вернётся? Поймёт, что нет «хорошей стороны», что нет «правой» стороны?              Машина застывает посередине дороги. Гудок позади заставляет очнуться. Кроули со злобой сдирает очки с лица, швыряя куда-то назад. Возможно, они осыпаются осколками рядом с одним из горшков. И его владелец брезгливо отстраняет листья, боясь пораниться.              Он вдавливает педаль так резко, что машину бросает вперёд. Обиженный визг шин доносится до ушей, но Кроули не может хотя бы сделать вид, что ему не плевать.              Несётся, игнорируя гудки, светофоры, слёзы, вставшие плотным туманом в глазах. Несётся, пока не понимает, что давно уже стоит на обочине, до боли сжимая руль пальцами. Нога всё ещё вдавливает педаль в пол, но Бентли не двигается с места.              Обижена, понимает внезапно Кроули.              Он рычит, выскакивая из машины. В последнюю секунду сдерживается, чтобы не ударить ногой по шине, выплёскивая отчаяние.              — Почему? Почему даже ты против меня?! – Кроули шипит, скалится, показывая клыки, словно пытаясь напугать.              Образ не вяжется с льющимися слезами, которые пачкают солёными струйками бледные щеки. Копятся на подбородке, недолго, всего на пару секунд, прежде чем упасть вниз.              И демон рычит отчаянно, стискивая в пальцах пряди волос.              Идиот. Сам себя привязал. Привязал к этому блядс…чёртов… Ангелу.              Поверил в его мягкие улыбки, слова, шутки. Когда тот просто видел всё того же юного наивного ангела. Хотел вернуть его. Конечно.              Конечно, кто в здравом уме выберет срывающую цепи псину? Рычащую, боясь потерять хозяина? Следующую следом так, словно и жизни то иной нет в отрыве от него?              Всем нравятся лабрадоры, Кроули уверен. Людям так уж точно. Спокойные, милые собаки. Добродушные, размеренные. Имеющие крупицы гордости. Не способные зависеть так, словно сердце разорвётся от малейшего расставания.              А у Кроули разрывается. Всё разрывается. Ему кажется, что и оболочка дематериализуется, и встретят его с почестями в Аду. Да только нет. Он всё ещё стоит на обочине у застывшей Бентли. А вокруг словно пустырь, ни одной машины за всё это время.              И Кроули сдаётся, кричит какие-то ругательства, срывая голос. Кричит Небесам, кричит Аду, всем чёртовым архангелам и, чтоб ему неладное было, Метатрону. Себе. Материт себя дрожащим голосом, чуть ли ни вырывая клоки волос. Сам идиот. Сам виноват. Пару слов, конечно, посвящается и чёртовому Ритцу, столик которого в этот вечер пустовать не должен был.              Ни слова Азирафаэлю. Как он может?              Голос хрипнет, и дышать становится ещё тяжелее. Демонам дышать не надо, конечно, только он всё равно задыхается, опускаясь на колени около всё ещё распахнутой двери машины. Скулит побитой собакой, наклоняясь к коленям, давится застрявшими где-то на уровне трахеи рыданиями, сжимая ладонями виски.              Он не знает, что ему делать. Как ему быть. Что ему делать дальше с этой жизнью, если она и состояла только из Азирафаэля; если он привязался так сильно, что дышать не на его стороне, казалось пыткой.              Кроули не слышит разрывающийся трелью телефон. Не слышит голоса, раздающегося совсем рядом. Хотя нет, конечно, слышит. Зажимает ладонями уши, пытаясь избавиться от иллюзии. У него всегда было слишком отличное воображение. Демон игнорирует это, пока его не вздёргивают на ноги, заставляя прислониться к Бентли.              Ноги удержать его не в состоянии, с этим справляются только две крепкие ладони. За плечо и талию. Но он всё равно пытается осыпаться на землю, пока его не встряхивают сильнее.              — Кроули! Ну же!              Демон распахивает глаза, и только-только найденная опора вновь уплывает из-под ног. Он упирается ладонью в плечо напротив. Не то пытаясь оттолкнуть, не то удерживаясь, чтобы не оказаться вновь на коленях.              — Что ты… Азираф… — его голос кажется чужим, пока он сам всматривается в лицо Ангела, не уверенный что и правда видит его.               — Ты так далеко забрался, мой дорогой. Я…когда я вышел из лифта, тебя уже не было. И я под… я испугался, что не найду тебя, не догоню, и… — Азирафаэль тараторит быстро-быстро, тревожно, напугано, в его голосе слышны слёзы.              Кроули хрипло втягивает воздух, выдавая сиплое: — Ты… ты что?              — Я—я был не прав. Я не знаю, что вело мной. Что могло дать засомневаться. Что я вообще думал об этом. Что я… я остановил лифт и вернулся. Но тебя не было. – Азирафаэль жестикулирует, освобождая руки, когда демон возвращает себе способность стоять на ногах. – Мне так жаль. Мне ужасно невероятно жаль, Кроули. Я бы…ты должен знать, что я выбрал бы тебя. Всегда выбрал бы тебя, Кроули, из всех вариантов. Это какое-то…какое—то нелепое недоразумен…              Он обрывается, пошатываясь, когда Кроули резко подаётся вперёд, вжимаясь в объятие. Демон обхватывает его, лихорадочно скользя ладонями по спине ангела, практически задыхается. А потом Азирафаэль отвечает, мягко притягивает его ближе, ещё ближе, и Кроули разрывает.              — Ты бросил меня. Т-ты бросил меня и ушёл, словно… словно… — он дрожит, нет, совсем нет, его трясёт, да так сильно, что ангел скрепляет руки сильнее, словно боясь, что он рассыпется.              — Мне так жаль, Кроули. Что я позволил тебе так думать, что я…              — Бросил, словно выкинул. – Кроули сцепляет зубы, пытаясь не завыть. – Как ты мог… оставить меня. Как…? – ладонь мягко касается рыжей макушки, и демона дрожь пронизывает, вырывая постыдный всхлип. – Я же так… так старался.              — Кроули… — боль в голосе демона слышать ужасно, Азирафаэль, кажется, ничего ужаснее не слышал в своей жизни. Ничего страшнее. Он мягко обхватывает его за плечи, пытаясь отстранить, но мужчина вжимается сильнее, напугано.              — Не уходи! Мне жаль. За всё. За что бы то ни было. – его голос срывается, а пальцы комкают пиджак на спине ангела.              — Кроули, но тебе не за что…              — Прости меня, только не уходи. Только… хочешь…? Хочешь я станцую? Я…              Кроули отделяется так резко, что книготорговец оказывается к этому не готов. Он делает шаг в сторону, игнорируя дрожащие руки, дрожащие губы, катящиеся слёзы из глаз.              — Кроули, Кроули, постой!              — Я… я был… — он прерывается, хватая воздух приоткрытыми губами, а в следующую секунду их ловят губы Азирафаэля. Забирают так и не доставленный кислород.              Ангельские пальцы сжимаются на распахнутом воротнике. Их второй поцелуй очень влажный, солёный, задыхающийся. Он ничем не напоминает первый, и никто из них не знает, что именно чувствовать по этому поводу.              — Только я должен просить прощения, Кроули. – произносит Азирафаэль, как только они отстраняются друг от друга, совсем недалеко. Прерывистое дыхание демона обжигает губы. – Мне жаль, не представляешь как сильно. Всё это… — он пытается стереть слёзы с чужих щёк, но, кажется, только размазывает их с новыми. – Ты не представляешь, насколько ценен для меня, дорогой. Ни на йоту не представляешь. И если твоё предложение в силе, я бы хотел остаться «нами». В любом месте, только чтобы…              Ангел не договаривает, дрожащие губы вжимаются в его. Он не успевает даже ответить на поцелуй, касается мягким движением щеки мужчины, и губы того смещаются. Бессильно мажут по уголку приоткрытого рта, прежде чем Кроули упирается лбом в плечо.              — Я выбираю Нас, мой дорогой. – мягкий голос успокаивает, только дрожащие пальцы расцветают побелевшими костяшками. Азирафаэлю дышать чуть тяжело от крепкой хватки, хотя и ему дышать-то не нужно, только он всё равно ничего не говорит. Гладит аккуратно по напряженной спине, смаргивает непрошенные слёзы, которые всё же скользят на тёмную ткань.              Как он вообще мог сделать шаг с их стороны? Действительно ли его уход повлиял бы так сильно на его демона? Смог бы он сам пережить бесконечно-долгое расставание?              — Прости меня. Прости. – тихо бормочет ангел, ответом следует хриплый вздох.              Кроули не может сказать, когда начинается дождь. Они не используют чудо, чтобы спрятаться от него, чтобы не намокнуть. Пока небо не разрезает блестящая молния, а сам Кроули мелко вздрагивает от резкого удара грома. Словно Небеса противятся Им.              Мягкие пальцы проскальзывают между потемневшими от воды прядями коротких волос.              — Поехали домой.              Они, кажется, произносят это одновременно. Только разделяются через долгие несколько минут.              Кроули отстраняется первым, не смотрит в глаза Азирафаэлю, кидая взгляд на машину. Молчит несколько секунд, сверяет глазами собственные дрожащие руки, прежде чем резко засунуть их в узкие карманы джинс.              Передёргивает плечами, когда капля с волос течёт за шиворот. Коротко кивает Ангелу на водительское сиденье. У того глаза распахиваются комично удивлённо.              — Повести? Ты уверен?              Кроули передёргивает плечами вновь, обходя машину, у него почти удаётся показать безразличие. Он падает на сиденье, чувствуя, как с едва слышным звоном, вода испаряется с поверхности его одежды. И всё равно ёжится. Проморзглая прохлада никуда не исчезает.              От руки Азирафаэля Бентли заводится с первого раза. Ангел коротко улыбается Кроули, заставляя его буркнуть что-то невнятное. Пальцы чешутся от желания подобрать тёмные очки, нацепляя на нос. И он тянется за ними, только пальцы Азирафаэля цепляют его на середине пути. Холод внезапно растворяется. Демон не может вытащить пальцы, честно говоря и не пытается.              Отводит взгляд, утыкаясь в окно. Хмыкает беззлобно, заметив в зеркале заднего вида жёлтые колёса.              — Почему жёлтый? – через несколько секунд всё же спрашивает Кроули. Его голос всё ещё хриплый, а внутри что-то до сих пор сжимается болезненно, однако он всё же ведёт головой, поворачиваясь к ангелу.              — Твои глаза, дорогой. – тихо отвечает Азирафаэль, и хоть он не поворачивается к мужчине, по его губам ползёт мягкая улыбка. – Они жёлтые.              До магазина Кроули больше не задаёт ни одного вопроса. Только сильнее сжимает пальцы своего Ангела, игнорируя непонятную смесь классики и бибопа.