Моя колыбель.

      Тишина леса поражает своим спокойствием, он будто спал, убаюкивая своей мирной атмосферой. Только вот, Кисаки было не до наслаждения умиротворением влажной травы, что мягкими движениями путала ноги. Он старался бежать, спастись, жить. Уже около часа он бежал без остановки, лишь изредка сбавляя темп прислушиваясь и тяжко вздыхая, вновь отправляясь в путь. Топот копыт уже давно позади, совсем не слышен, изящные ноги коней наверняка повязли в мокрой траве, которая обвивала тех точно так же, как и самого Ки. Только на душе все равно не спокойно. А вдруг ему показалось? А вдруг они прямо за тем громадским дубом, что был старше его прабабки? А вдруг...       Наконец ноги окончательно ослабевают, уже совсем не в силах тащить на себе уставшее и еле живое тело. Ощущая адскую боль, а так же головокружение, Тетта натягивает капюшон мантии поплотнее, валясь с ног. Его взгляд плывет, очки были затеряны еще на полпути, а голова кругом, показывая юноше всю красоту человеческого тела, воображая перед собой разноцветные круги и маленьких ушастых зайчат, что прыгали из стороны в сторону. Все же стрела выпущенная ранее в парнишку была отравлена ядом, это Кисаки понимал по тем самым зайчикам и вибрацию в ногах. Время тянулось ужасно долго, он был готов умереть, но страх брал свое и вызывал сумасшедшую панику от любого лишнего звука, который не был схож с легкостью ветра или тяжестью скрипа деревьев. Как и сейчас, когда из кустов показалась чья-то черная макушка, а после что-то длинное и продолговатое, видимо какой-то зверь, что сейчас искусит тело юного лекаря, который скитался по лесу в панике. А ведь хищники чувствую страх...       Тетта не знал когда точно он потерял сознание, но помнил наверняка: там было нечто ужасное и голодное. Открыть глаза было такой же тяжестью, как и сделать новый вздох. Было ощущение смерти, будто юнец только научился дышать, только вышел из утробы матери и начал дышать самостоятельно. Страшно, ужасно страшно. Прищурившись, дабы хоть немного привыкнуть к неприятным ощущениям и убедиться, что он жив, Ки смотрит перед собой, сразу же замечая несколько маленьких силуэтов. Дети! Слабо, но громко и с хрипом вздохнув, Кисаки почувствовал слезы облегчения. Он жив! Жив! Какое счастье. Его не волновал вопрос: «где я?», «как я выжил?», «почему?». Он просто почувствовал облегчение.       - Ох, Боже ж ты мой! Дэри, Дэри, он глаза открыл,- Женский, почти что девичий голос раздался со стороны, когда маленькие силуэты разбежались.       - Ну чегось ты разоралась, Хина? - Уже более взрослый, грубоватый, будто прокуренный голос. Слышался он все ближе, пока холодная рука не коснулась лба юноши.       Простонав протяжный и слабый стон, Ки почувствовал сладкий аромат, который был схож с лесными ягодами. В городе духами пользовались лишь люди из знати и профурсетки, которые обслуживали эту самую знать. Сейчас Тетта почувствовал тепло, оно исходило от женского тела, которое стало что-то нащупывать и мазать что-то слабо пахнущее. Оказалось, что это было масло папоротника, тот обычно использовали при отравлении ядом и восстановлении энергии... Точно, Ки отравили стрелой солдаты.       - Я..       - Помолчи, ты пока не в силах что-то говорить, постарайся поспать, договорились, лисенок?- Как только рука коснулась его век, те закрылись как под заклинанием, оставляя за парнем только слабые глотки дыхания.

***

***       Вечер. На кровати было ужасно больно лежать, деревянный каркас без листвы давил на ребра и поясницу, отзываясь слабой болью, от чего невольно перевернувшееся тело оказывается на самом краю лежака. Поймав равновесие, юноша неторопливо встает, опираясь на ослабшие и мягкие руки, которые приподнимают его на самую малость, заставляя лечь обратно, а после повторять попытку вновь. Встать удается лишь на третий раз, когда руки совсем немного привыкают к хоть какой-то активности. С ногами было сложнее, встать и пройти шагов с десяток, оказалось непосильной ношей, от чего Тетта периодически делал остановки оперевшись на что-нибудь твердое и можно сказать стоячее, нежели был он сам. Тем самым, изображая некую версию неваляшки, парнишка все же доходит до завесы висящей на стене, не иначе как предназначающей собой подобие двери. Лишь слегка приоткрыв ткань, разделяя комнату с улицей, поток свежего воздуха заставляет собой захлебнуться, от чего юное тело начинает судорожно кашлять, выходя целиком, хотя и пошатываясь из стороны в сторону.       Было полностью пусто, лишь периодически раздавались детские возгласы и визги, где-то со стороны задней части шалаша, у входа в который находился Ки. Понимая, что ответы на вопросы он найдет лишь среди людей, опустошенное тело движется в сторону голосов, опираясь на тяжкую конструкцию шалаша, ощущая сильную усталость.       - Эй..- Раздалось из уст Кисаки, как только он увидел макушку черной копны волос,- Эй...- Уже более увереннее, чем вызывает всеобщее внимание.       Более десяти взрослых мужчин сидели вокруг костра, пока малыши бегали вокруг тех и игрались сами по себе. Как только тень парнишки накрыла землю, тот оказался под теплой навесой увесистого пледа, что был накинут на его плечи: - Лисенок, боюсь дети и большинство сидящих здесь не хотели бы лицезреть твои мужские прелести, понимаешь о чем я?- Это была та самая женщина, она крепко укутала Ки в теплоту, как и в первую их встречу, а сейчас неторопливыми шагами уводила того обратно в шалаш,- Малыш, боюсь как только ты придешь в себя окончательно, тебя смутит мысль твоей наготы, что ты показал половине стаи.       Молчание Тетты вызвало интерес у милой женщины, в особенности после последующего взгляда на лицо юноши. Залившись громким и грубым смехом, та накрыла его щеку тонкой ладонью, тем самым пряча румянец Кисаки: - Понятно, значит ты почти оправился, хотя и не особо понимаешь все окружающее, будешь чай?- Невозмутимо произнесла дама, будто не она только что обсмеяла рассеянность юноши.       Толком отвечать не пришлось, со словами «не важно, выпей его», та всучила большую чашу из древесины в руки Кисаки, усаживаясь напротив того и с улыбкой наблюдая. Тетта не отставал и наконец-то полноценно рассмотрел перед собой сидящую хозяйку. Волосы ее были растрепаны и небрежно собраны в пучок, копна же была русой, почти белесой. Полноватое лицо, круглые глаза и серость неба в зрачках. Пухлые, но небольшие губы и добрейшая, нежная улыбка, которая дарила тепло юноше. Та была одела в потрепанную рубашку, видно что ручной работы, а так же легкую как ветер в деревьях брюках, которые казалось бы были куда крупнее ее самой на пару размеров, но закрепленные на талии ремешком, что предавало ей еще большей женственности. Та не сводила взгляда со своего гостя, но молчала, ждала вопросов. Ки это знал, а потому:       - Где я, как я сюда попал и кто вы?- прозвучало скромно и тихо, но женщине не стоило повторять дважды, та с хитрой ухмылкой, будто у лисы, неторопливо, будто на одном дыхании произнесла:       - Будет ли тебе что-либо понятно, если я скажу тебе, что принес тебя на своей горбушке волчище, который теперь сидит за моей хатой и распивает с такими же волчищами медовуху? А я на самом деле лисица, которых гоняли ваши люди ради забавы? - Казалось, что она была полностью серьезна и прямолинейна, словно никаких секретов меж ними не существовало, а Тетта был маленький и глупый ребенок. Но та вдруг рассмеялась и ее глаза стали щелочками, после возвращаясь в снова круглые и спокойные,- Лисенок, мое имя Дэри, я здешняя мать, буквально породившая большинство тех, кому ты успел показаться на глаза. Я мать стаи, а так же здешний лекарь,- Она все так же нежно улыбалась, казалось даже не думала врать, но что-то в ее словах давало сомнение.       - Я хоть и не в себе, но могу отличить чушь от правды, зачем вы мне врете?- Наивно почти по-детски произнес юноша, чьи мысли буквально читались по глазам.       - Если бы я хотела тебе соврать, я бы сразу сморозила что-то нереальное, а не выдумывала что-то подобное, так услышь меня, - Последнее, что сказала женщина, когда в комнатку зашел еще один человек, или нет...