Фантастический вальс

      — Ваше Высочество, — тихо и мягко раздаётся сзади, и Альберу почти, почти, вздрагивает, но всё же оборачивается, элегантно наклоняя голову чуть в бок и привычно улыбаясь. Сэр Чхве Хан отражает его улыбку, кладя руку на сердце и склоняясь в поклоне. И в его движениях нет и капли отработанности, хоть он и служит уже десятилетия во дворце. И снова Альберу обдаёт волной искреннего уважения. И взгляд непроизвольно теплеет на градусы.       — Что-то случилось, сэр Чхве Хан? — спокойно спрашивает принц, покровительственно кивая на приветствие. И немолодой подросток отрицательно качает головой, разгибаясь. И оказывается, что расстояние между ними — всего одна рука, и Альберу, что удивительно, чувствует лишь спокойствие, не пытаясь отойти хоть на полшага.       — Я, — прочищает горло рыцарь, и в этот момент, кажется, можно поверить, что перед ним лишь новичок, недавно получивший место среди рыцарей, а не человек, до последнего вздоха верно служивший его матери. — Можем ли мы потанцевать, мой принц? — и нервным жестом тянется к своему мечу, на половине останавливаясь.       Кронпринц удивлённо вскидывает брови. Беру готов хвататься за сердце.       И мастер меча каким-то образом улавливает его панику, чуть поднимая руки, обещая безопасность. И Альберу чуть успокаивается, но ожерелье на шее всё равно «случайно» теребит. И рыцарь изгибает уголки губ уже понимающе-нервно.       И как-то слишком много и, поэтому оба решают расставить над ними все точки, одновременно начиная говорить:       — Мой—       —Сэр—       И замолкают. А потом выдыхают более спокойно, чтобы встретиться глазами. Чёрный тонет в голубом, но по-настоящему хочет смешаться с коричневым.       — Я извиняюсь, мой принц, — Альберу ловит себя на чём-то непонятном, немного мягком и сладком. Это чувство разливается в самой крови, слегка омывая сердце. — Я подумал, что вы будете не против потанцевать со мной, как тогда, — голова немолодого юноши понуро склоняется, но он упорно стоит, не убегая на поводу у смущения.       А Альберу не знает, как охарактеризовать и пережить тот коктейль чувств, который захватывает в мягкий плен его сердце.       Тот раз случается в серебряный праздник — летнее солнцестояние, когда Альберу сбегает пораньше с королевского бала, надеясь, что чистый воздух смоет с него всю грязь человечества. И не важно, что он на три четверти человек, удивительным образом в нём ещё остаётся что-то эльфийское, что тянет плакать от людей.       На балу, в душноте высоких потолков, больших стен и огромных люстр, его сковывает омерзение, когда ему предлагают убить собственных братьев. С мягкой улыбкой и честным взглядом. И это душит ошейником из золота, с бриллиантами. Ошейником, что он самовольно нацепил на себя.       В тот же миг кажется, что в его вине — даре солнца и луны, как говорят в королевстве Каро, — не меньше половины бутыля святой воды, которая злобным ядом сжигает его изнутри. Но это всего лишь люди.       И он сбегает оттуда, отговорившись недомоганием и стрессом. Сбегает в город людей в нелюдско́й маске.       На лице тёмная вуаль, чуть заострённые ушки прячутся в волосах, а жаркий воздух мягко обнимает голую кожу плеч. И в этом столько свободы, что жизнь резко становится яркой и выразительной, а человеческие голоса поблизости становятся фоновым шумом. Будто и нет людей вокруг, только он и природа.       Но люди есть, и люди празднуют, поэтому музыка лёгкая, совсем не аристократическая, обвивает его любвиобильной змейкой и тянет, тянет, тянет. И Беру ведётся.       В быстрых танцах простолюдинов он путается, ловя на себе подозрительные взгляды особо прозорливых торговцев, но только начинается что-то более-менее похожее на знакомые мотивы, как он вливается в танец, словно вода в речку — с лёгкостью и изяществом дитя природы. В партнёршах нет ничего необычного или притягательного, но он искренне благодарит их за каждый танец, потому что они вкладывают в них душу и эмоции. И снова в нём просыпается вера в людей, в свой народ. И земля резко правильно становится под ногами, возвращая его в счастливое сейчас.       Робкое прикосновение за локоть чуть пугает его, но молодой мужчина старается не показать этого, когда оборачивается. Сзади на него ошарашенными глазами смотрит сэр Чхве Хан — рыцарь, даже в самые худшие годы остававшийся подле него в забытом замке. Как и обещал его матери.       Всё внутри переворачивается, скручиваясь в узел и готовясь взорваться неожиданным неприятным фейерверком.       — Я, — запинается мужчина, он точно это знает, и проводит рукой по волосам. — Вы мне кое-кого напоминаете, — подыскивая слова, начинает рыцарь, и внутренности сжимаются чуть сильнее. Хотя куда уж сильнее? — Я впервые вас вижу здесь, я, — и снова запинается, будто не он разговаривает с ним кронпринцем как с просто чуть более равным. — Могу я узнать ваше имя?       — Беру, — нервно выдыхает Альберу и видит расширяющиеся от понимания глаза и шкодливую улыбку, с которой рыцарь прикрывал его детские проказы. И тёмный эльф взрывается сверхновой, чтобы счастливо выдохнуть.       — У вас прекрасное имя, — выдаёт мечник, шутливо склоняясь в полупоклоне.       — Я хотел бы узнать и ваше, — приподнимает одну бровь Альберу, и сэр Чхве Хан смешливо извиняется, называясь. И будто бы пазл встаёт на свои места, механизм начинает работать, а время вновь движется с привычной быстротой. Вся магия «первой встречи» растворяется, оставляя их таких обычных на растерзание музыке и толпе.       И они с удовольствием уплывают в неё, потворствуя, и даже начинают кружиться в городском вальсе, ужасно выбиваясь из общей картины отработанными движениями и плавными перекатами. И Альберу почти пищит, когда рыцарь, занявший женскую роль в танце, вдруг поднимает его на руки, кружа. И в этом тоже есть своя магия, потому что ему не хочется, чтобы это мгновение заканчивалось. И не оно заканчивается, а музыка.       Всё равно мужчина умудряется его удивить, прикладывая к его руке лоб, будто принося какую-то клятву.       А потом они танцуют ещё немного, после чего его ухо обжигает мягкий шёпот, предупреждающий его о том, что «госпожа Таша будет волноваться, если ты не вернёшься до рассвета, мой принц».       Приятные мурашки пробегаются по его телу, но потом до него доходит. Приходится возвращаться. А на следующий день ничего не меняется в корне. Только сэр Чхве Хан позволяет себе подходить чуть ближе, склоняться над его плечом чуть ниже и говорить чуть мягче. И вроде ничего не меняется, но обратный отсчёт, о котором никто из смертных не знает, начинается.       Вдох. Выдох. Чувства как по команде разбегаются на полочки, которые позже он будет мысленно разглядывать, боясь открыть хоть одну из них и попробовать. Но он, как человек, ведётся на поводу у своего желания свободы и коротко тянет мужчину за собой в сторону балкончиков, чтобы... Чтобы что? Потворствовать себе? Своему верному рыцарю?       Наверное, но ведь в танцах нет ничего предосудительного, ведь они созданы для того, чтобы люди развлекались, чувствовали себя счастливыми. И в танце с этим мужчиной он таковым себя чувствует.       — Я вас напугал? — обеспокоенно спрашивает мечник, стоит им зайти на балкон. Руки сами оставляют бокал на первой подходящей поверхности, и Альберу просто оборачивается, чтобы вглядеться в, на самом деле, знакомое до мелочей лицо. В конце концов старший сын короля Роана всегда был любознательной натурой, а потому экзотическая внешность рыцаря мамы не могла не привлечь его внимания.       — Если только немного, — хмыкает он, и тянется к чужим пальцам, чтобы подхватить их и сплести вместе, в этот раз кладя руку на чужое плечо. — Я и не понимал, как все вокруг на меня давят, — ухмылка получается чуть усталой, но насмешливой. И мужчина качает головой, начиная вышагивать квадрат с первыми нотами в воздухе.       — Я рад, что смог помочь тебе, — и смотрит чуть вниз, улыбаясь кротко-кротко. Сердце у Альберу отчего-то пропускает удар. Мечник хмурится, застывая и всматриваясь в чужое лицо. — Я, кхм, могу слышать сердцебиение людей. Мой принц, ты хорошо себя чувствуешь? — сильные руки в тёмных перчатках аккуратно сжимают его на случай, если он попробует грохнуться в обморок.       — Всё нормально, — отгораживается он голосом, но взгляд... Ему не верят. — Это не то, о чём я хочу говорить, — отворачивается молодой мужчина, и Чхве Хан вздыхает, аккуратно разжимая одревеневшие отчего-то пальцы.       — Скажи мне, если будешь плохо себя чувствовать, — настойчиво просит лживо молодой парень и, дождавшись кивка, продолжает кружить в танце.       Ноги совсем не ноют от усталости, а руки приятно греет тепло чужого тела. В сердце незаметно заглядывают спокойствие и уют, которые, держась за руки, заползают на первую повашуюся полочку, где чудны́м образом начинает формироваться воспоминание об этом танце. Они сворачиваются на принесённом пледе и дремлют там, переплетая пальцы. Как он и Чхве Хан. И в этот раз сердце не останавливается, а понемногу ускоряет ритм, губы изгибаются в мягкой полуулыбке, а морщинки вокруг глаз наконец появляются, показывая истинное настроение Альберу.       И Хан не может не смотреть на такого прекрасного принца и не думать, что хочет видеть его таким счастливым каждый день. А ещё больше хочет каждый день иметь право поцеловать принца, чтобы сделать ему приятное. И рыцарь в который раз собирает эти мысли и запихивает в коробку к остальным, чтобы вечером, когда будет один, позволить себе помечтать о несбыточном. Потому что время и монстры так и не смогли изменить его в корне, вытрясти его веру в лучшее, а дворец не смог заставить его возненавидеть людей. Наоборот, он полюбил одного.       Наверное, это неправильно. И дело не только в том, что они оба мужчины, а в том, что он видел Альберу ещё ребёнком. В том, что разницы у них — сто с лишним лет.       Поэтому он никогда не заговорит о своих чувствах, а будет лишь поддерживать и охранять своего принца из его тени, как и полагается рыцарю.       Мягкие напевы вплетаются в стройный тон музыки, затягивая обоих в какое-то волшебное состояние, где они просто кружатся в простенькое вальсе, совсем не для аристократов, но в этом столько... Подтекстов, которые они пока не могут расшифровать. Лёгкий пар вырывается из их приоткрытых губ, потому что на улице — разгар декабря, и рыцарь сильнее прижимается к принцу, чувствуя тонкую ткань чужих одеяний.       — Не замёрзнешь?       — Ещё немного и зайдём.       И оба затихают, качаясь на волнах умиротворения, будто они на побережье тихого моря, где-нибудь в Каро, летом, в самый разгар июля вечером танцуют под отдалённые мелодии.       И снова они немного отлипают друг от друга, кружась в более активном танце, и рыцарь даже позволяет себе вновь поднять принца. А Альберу не понимает зачем, ведь такое красиво только с девушками в пышных платьях, а он совсем не в платье и уж точно не в пышном. Но Чхве Хан лишь в который раз влюбляется в этого совсем уж невероятного нечеловека. В его сияющие глаза. И совсем не важно какого они цвета.       Заходят обратно в зал они спокойно. Нет горящих взглядов, прикосновений украдкой и зацелованных губ. Они просто расходятся, плавно лавируя к разным людям. И всё равно Чхве Хан остаётся незримо подле принца, то тут, то там подставляя ему новый бокал с лёгким шампанским, одним взглядом отпугивая проверено ненужных людей. И Альберу кивает незаметно.       И снова что-то меняется.       А богиня готова аплодировать людям, потому что они смогли нарушить её прописанную историю, которую она с такой любовью создавала. Часам осталось отсчитать всего... Тсс, это замысел божий.