Спички

Стоило только Ларсену выйти на улицу, как по крыше застучал дождь, одновременно с этими превращая в месиво дорогу, и без того труднопроходимую. Ларсен выругался крепче необходимого, поднял воротник пальто повыше и мрачно побрёл к ближайшей просторной крыше какого-нибудь одинокого домишки в этом шумном порту. Настроение у него было прескверное, и он желал быть как можно дальше от пьяной матросни, каждый из которых и плевка его не стоил. А он ещё из них команду собирался набирать, да ноги их не будет на его «Призраке»! Но с тех пор как пронеслась молва про потерянные в Беринговом море мачты, с набором команды и так было туго, даже законченные пьянчюги дважды думали, прежде чем согласиться подписывать контракт. В кабаке, возле которого Ларсен нашёл своё пристанище, горел свет, тёплый и завлекающий, как и во всех кабаках. Наверняка там можно было выпить очень дешёвый виски, но так как другого пробовать не доводилось, мысли о его дешевизне не посетили бы голову. Но ещё более наверняка там было шумно, а шума Ларсену очень не хотелось. Как назло в кармане осталось всего две спички и как назло, сигара совершенно их не принимала. То ли от дождя, то ли от ветра, то ли из такого же упрямства, из-за которого пьяная рожа одного ирландца скорчилась, стоило только заикнуться о наборе команды. — Ненавижу, — прошипел Ларсен сквозь зубы, не переставая мучить спички, — Ненавижу этот сброд. Недоумки, пропитые рожи… — Возьми, не трать хорошую сигару попусту. Ларсен дёрнулся на звук знакомого голоса, и, словно до этого не подозревал, в чём дело, скривился, встретившись взглядом с ненаглядным родным братом. Часть его лица, ту, что испортила не трагедия, а возраст, освещал мягкий свет из окна в кабаке, (откуда он, должно быть, и вышел), другая же оставалась во тьме, хотя Ларсен и так знал, что там скрывается. На узкой, покрытой вдоль и поперёк мозолями, ладони брата лежал новенький коробок спичек. — Какие люди, — протянул Ларсен, вытаскивая изо рта так и не начатую сигару, — А я всё надеялся, что твоя костлявая задница до сих пор жарится в Китае. — Вынюхиваешь, значит, мои маршруты? — почти без злобы, без особенных эмоций в целом, спросил брат. — Не прикидывайся святым, я уже сто лет как не верю в русалок, фей и в то, что ты по чистой случайности оказался на том же забытом самим дьяволом клочке земли, что и я в прошлом году. Вынюхивать — это по твоей части. Смерть размеренно вскинул бровь, хмыкнул без единого оттенка или намёка на эмоцию, и больше ничего не сказал. Ларсен расценил это молчание как признание вины. Взгляд его упал на коробок на ладони. — Чем обязан такой щедрости? — кивнул он на него. — Тем, что мучаешь хорошую сигару почём зря, — пожал плечами Смерть. — Так кури сам, избавь себя от мучений — В таком случае, уважишь родного брата? — Смерть чуть склонил голову набок. Тон вопроса предполагал бы скользкую улыбку, но выражение его лица оставалось таким же безразличным. Только пальцы требовательно дёрнулись в ожидании сигары. — Обойдёшься, — фыркнул Ларсен, — Ты жируешь будь здоров, не верю, что у тебя нет с собой сигар. — С собой нет, — кивнул брат, и его пальцы дёрнулись вновь, — Не хочешь отдавать так, считай это обменом. На спички. Ларсен смерил брата долгим, внимательным и полным неприязни взглядом, но поспорить с ним не мог. Обмен в таком случае был бы честным, да и Ларсен слишком далеко ушёл в развитии от австралопитека, чтобы пытаться добыть огонь подручными средствами. — Подавись, — буркнул он, кидая на ладонь брата сигару и забирая взамен коробок спичек. Смерть что-то проворчал в ответ и с видимым усилием вставил в зубы сигару. Ларсен бы спросил, всё ли дело в судорогах, что мучали брата уже почти двадцать лет, но он и так знал ответ. Да и к тому же был слишком занят собственной сигарой и дрожащим огоньком на кончике спички. У него был ещё целый коробок, но в семействе Ларсенов расточительность не поощрялась никогда. Запах табака, ударивший в ноздри, дал понять, что одной спички было достаточно для того, чтобы человек мог спокойно выкурить всё своё раздражение. — Не туши, — заметил Смерть и наклонился к огоньку, что Ларсен, почти интуитивно, поднёс ближе к нему. Возможно потому, что они курили вместе чаще, чем разговаривали. Чаще чем ненавидели друг друга. В то мгновение, что Смерть наклонился к огоньку спички, Ларсен поднял взгляд и в слабом свете увидел большой блестящий глаз, смотрящий прямо на него. Он был готов поклясться, что до этого его там не было. — Это что это за чертовщина у тебя там? — прошипел он, дёрнувшись. Смерть вопросительно хмыкнул и, проследив за взглядом брата, выпрямился и дёрнул левым плечом. Небольшая тень метнулась прежде чем Ларсен успел моргнуть, и в тёплом свете из окна кабака показалась небольшая взъерошенная от холода и дождя птица. Птица, всё продолжавшая сверлить Ларсена своим большим блестящим глазом. — Это Фьорд, — сказал Смерть, выдыхая дым в сторону от птицы. — Ворона что ли? — спросил Ларсен. — Ворон, — ответил Смерть и ласково погладил Фьорда по голове. Птица отозвалась чем-то похожим на урчание и потянулась к руке хозяина. Ларсен даже на мгновение забыл о сигаре. Он помнил брата ещё до катастрофы, но никогда не видел, чтобы тот проявлял столько нежности по отношению к живому существу. Тем более к какой-то птице. Был ли то укол ревности из старой, уже почти зажившей детской раны или нет, но Ларсен раздражённо сплюнул. — И что же я раньше его не слышал? — Он послушный. Умеет вовремя замолчать, — задумчиво поглаживая Фьорда, заметил Смерть, — А ещё ему холодно, он тратит силы на то, чтобы согреться. Ларсен выдохнул дым куда-то вниз и небрежно стряхнул пепел с сигары. — На блошином рынке взял? — спросил он. Смерть покачал головой. — Его мамаша свила на «Македонии» гнездо. И он, в отличие от своих собратьев, не издох как только появился на свет. — А ты, значит, теперь добрый Самаритянин? Смерть всё также медленно и удивлённо вскинул бровь. — Кто? Ларсен отмахнулся. Что толку объяснять, брат всё равно не поймёт. Он и читать-то не умеет, чтобы понимать. — Надеюсь, эта дрянь выклюет тебе глаза, — заметил он, затягиваясь крепче прежнего. — Он ко мне привязан, — ответил Смерть и не стал продолжать, будто одного этого факта было достаточно, чтобы разбить все надежды Ларсена. Дождь всё лил и лил, не переставая, пока они стояли и курили в тишине. Время от времени из кабака доносились пьяные возгласы и ругань, но для них это было уже привычно. Они, считай, на этой ругани и выросли. — Слышал ты не можешь набрать себе команду, — сказал Смерть минутой позже. Ларсен скривился. Конечно, брат не упустит возможности насыпать соли на рану. — Этот сброд недостоин моей шхуны, — пробормотал он угрюмо. — А мачты, что бороздят сейчас просторы Берингова, тоже её были недостойны? Ларсен кинул на брата суровый взгляд, встреченным практически полным безразличием. Только блеск в холодных голубых глазах выдавал издёвку в вопросе. Смерть Ларсен может провести кого угодно. Но Ларсен слишком хорошо помнит Эрнеста Ларсена, и его может читать как открытую книгу. — Значит, то были паршивые мачты, — отчеканил Ларсен, — Не сегодня так завтра, их всё равно бы снесло. Я, считай, на ремонте сэкономил. — На команде, я так понимаю, тоже экономишь? — Чтоб тебя парализовало, — прошипел Ларсен. — Только после тебя. Ларсен цыкнул, вновь стряхивая на землю пепел. — Мне есть где искать команду. Во Фриско много портов, и людей тоже много, — сказал он и, в общем-то, не врал. Конечно, придётся очень сильно постараться, чтобы найти самый забытый Богом порт, в котором никто не читал газет, а если и читал, то никогда не видел имя Волка Ларсена и понятия не имел, кто он такой. Но Ларсен может себе это позволить. По крайней мере, сейчас точно может. То фиаско с мачтами может и вышло в круглую сумму, но мать учила его откладывать на «чёрный день» даже когда кажется, что деньги никуда не уйдут. Наверное, Смерть тоже это помнил, а потому даже не нашёлся с достойной издёвкой. Он тихо выдохнул дым и задумчиво почесал Фьорда под клювом. Интересно, сколько уже брат держит этого питомца раз это вошло в привычку, подумалось Ларсену. — Как там твоя Бетти? — спросил брат и застал этим вопросом врасплох. — Кто? — удивился Ларсен, нахмурившись. Смерть посмотрел на него с намёком на удивление. — Твоя подружка. Разве ты не живёшь с ней до сих пор? Ларсен нахмурился, скривив губы, раздражённо дёрнул плечом. — Нет, — только и сказал он. Смерть задумчиво хмыкнул. — В прошлый раз ты говорил, что женишься на ней. — «Прошлый раз» был два года назад, — ответил Ларсен и отвернулся. Наверное, это было честно. Ларсен ведь тоже не знал, что брат обзавёлся питомцем за то время, что они не виделись. Может, то было к лучшему. И не то чтобы Ларсен так сильно хотел с братом видеться. Вырос он уже из этого глупого желания, давно вырос. И от того противнее был факт, что им с братом до сих пор есть о чём говорить. Бередить старые раны, наносить новые, но им всё ещё есть о чём говорить. Будто не было всех этих проклятий и жестоких слов. Они не любили друг друга, но всё ещё оставались семьёй. Наверное в этом, а не во взрыве парохода или в потерянной давным-давно любви заключалось их главное проклятие. Исчезнуть из жизней друг друга они не могли и не имели на то права. Раздался тяжёлый вздох, тихо зашипел откинутый в дождливую темноту окурок. Смерть первым поставил точку в очередной случайной встрече, равновесие которой поддерживалось только тем, чем были этот окурок мгновение назад. — Рад был повидаться, — сказал Смерть, поправляя воротник широкого пальто. Фьорд в свою очередь взъерошился сильнее прежнего, получив от хозяина мимолётный тёплый взгляд, — Надеюсь, в следующий раз не увидеть тебя на страницах газет. — Теперь тебе светит только мой некролог, — усмехнулся Александр, всё ещё держась за свой окурок, — Или новость о том, что я поймал самого жирного котика на свете. — Я серьёзно, Алекс, — ответил брат, голос его приобрёл краску, стоило ему обратиться к брату по имени. Ларсен уже несколько лет свыкся со своим прозвищем, и отзывался на него чаще чем на собственное имя. Но, с другой стороны, людей, что знали его имя можно было по пальцам пересчитать. Пальцам одной руки. Объясняться брат не стал. Лишь коротко кивнул и, подняв взгляд на тёмное дождливое небо, вышел из-под укрывавшей их обоих крыши. Его лицо мелькнуло в последний раз прежде чем скрыться в темноте, но Ларсен слышал его неровный шаг. — Ты спички забыл, — окликнул он брата, доставая коробок, — Мне столько не надо, и подачек я не люблю. Шаги резко затихли, а из темноты скоро донеслось: — Оставь себе. Считай это подарком. Нервные шаги послышались вновь. Вновь хромает, подумал Ларсен. Всё на ту же правую ногу. — У тебя трость, чтобы в заднице ковыряться или ты хоть иногда её по назначению используешь? — крикнул он вслед брату. — Обойдусь, — донеслось в ответ. Как будто Ларсен ожидал чего-то другого. Прошло ли два года или двенадцать, некоторые вещи, вроде природного упрямства, вытравить из их семьи не выйдет никогда. Ларсен швырнул в сторону свой окурок и нащупал в кармане коробок спичек. Он повертел его в руке, разглядел в тусклом свете почти стёршееся изображение всадника на нём. Неизвестно, каких ответов он хотел добиться от коробка, но их он не получил. Запихнув коробок поглубже в карман, он проворчал что-то и нырнул в темноту дождливой одинокой ночи. По пути в город купил у больно настойчивого мальчишки свежую «Атлантику», но тут же пожалел об этом, увидев на обложке фамилию «Ван-Вейден». Он терпеть не мог эти претенциозные статьи.