Пару слов о нашей стороне… Или ангел получает второй шанс…

Ангел до последнего момента колебался – идти ли ему на похороны. Боялся увидеть Кроули разбитым и нуждающимся. Нуждающимся в чем-то другом, чем он сам. Поэтому он наблюдает за происходящим со стороны, стоя в тени огромного дерева. Людей не так много – большую часть жизни Софья прожила с Кроули, детей у них не было, ее родственники давно умерли. Возле довольно скромной могилы, стоит пара ее подруг, несколько мужчин в модных костюмах (интересно, как Кроули не сходит с ума от ревности?). И конечно сам демон, как всегда, невероятно стильный, молчаливый и в темных очках – для постороннего взгляда совершенно такой же, как и всегда. Только Азирафаэль видит, как подрагивают его губы, как напряжена линия плеч, как он нервно переступает с ноги на ногу, затрамбовав руки в карманы невероятно узких брюк. Ангел уходит, не дождавшись конца церемонии – это все слишком. Ангел приезжает в пентхаус через несколько месяцев, устав от ожидания и томительных прогулок, больше похожих на метания, по магазину. Ром из старых запасов – это же должно быть уместно, когда у оккультного существа горе? Но ни на первый, ни на десятый звонок в дверь ангелу никто не открывает. Глубокий вздох, щелчок, и Азирафаэль уже внутри. В квартире тишина, мрачная и гнетущая. Совершенно другая, чем бывала раньше, когда ангелу тут доводилось бывать. Не шелестят растения, воздух не искрит от присутствия одного невероятно энергичного демона, которому не сидится на месте. Темно, пыльно, горе и тоска висят маревом, которое можно резать ножом. Ангел бродит по комнатам, пока не доходит до спальни – трижды вытирает вспотевшие ладони о клетчатые брюки, прежде чем открыть дверь. Среди сбитых комками простыней и одеял цвета запекшейся крови сложно сразу разглядеть худое тело в темной рубашке, свернувшееся клубком. - Кроули, милый, как ты? – ангел осторожно садится на краешек кровати, накрывает теплой ладонью узкую ступню. Яркие змеиные глаза не горят, а тлеют в темноте. И ангел не может понять, узнает его Кроули его или нет. Еще в комнате кисло пахнет спиртным. - Плохо, ангел. Хуже некуда. Ради бога, ради дьявола, что ты тут делаешь? Не видишь, у меня тут … момент. - Кроули. Нам много нужно обсудить. Но пока послушай – я больше не оставлю тебя одного. Никогда. Молчи. Ты успеешь возразить или прогнать меня. А сейчас нужно тебя вытащить отсюда. Ангел начинает суетливо хлопотать вокруг Кроули под его напряженным немигающим взглядом. Заваривает травяной чай с медом и заставляет выпить, говоря что-то про обезвоживание и интоксикацию. За руку осторожно поднимает демона из постели и настойчиво подталкивает в сторону душа. Из тела Кроули как будто вынули все кости и выпустили всю энергию: он тяжело обвисает на плече ангела, ноги заплетаются. Азирафаэлю приходится вспомнить, что он не мягкий и слабый, что он страж Восточных врат. Но когда он наконец-то усаживает демона на стульчик и пускает горячую воду в ванную странной геометрической формы, то запинается о собственные ноги. Необходимость дотронуться до Кроули, стащить с него одежду, помочь залезть в воду – у ангела трясутся руки. Он думал об этом 50 лет. Нет, кого он обманывает – мечтал 6000 лет, хотя и боялся себе в этом признаться. Но ему страшно. Хрупкая изломанная фигура сидит, привалившись к стене, и смотрит на него сквозь тяжелые опущенные веки. Ангел делает глубокий вдох – в конце концов он был одним из тех, кто остановил Армагеддон, пошел против своей стороны, видел войны, эпидемии, революции. У него должна найтись смелость сделать этот шаг, или может пару шагов. Когда он начинает расстегивать пуговицы на черной рубашке, ему кажется, что пальцы обжигает. Смуглая гладкая кожа, узкие плечи с редкими веснушками, крепкие мышцы напрягаются от прикосновений. Плевать на все, и ангел поддается порыву: крепко проводит руками по предплечьям, груди, запускает пальцы в волосы. Стягивает рубашку, щелкает застежкой ремня и освобождает ноги бесконечной длины от невероятно узких брюк (господи, как он вообще их надевал?). У ангела шумит кровь в ушах, сердце стучит в ритме каких-то военных барабанов, и он не может отвести глаз от демонического совершенства, которое полулежит перед ним. - Милый, тебе нужно принять ванную, - Азирафаэль пытается быть заботливым. Хотя на самом деле у него внутри кипит смесь вожделения и ревности. Эта женщина, она видела это тело каждый день. Ласкала этот член в окружении аккуратно подстриженных волос. - Что ты творишь, ангел? – демон пытается понять, не галлюцинация ли это после такого количества выпитого. Ангел, который 6000 лет избегал чего-то больше, чем легкие прикосновения, завороженно смотрит на его обнаженное тело, настойчиво касается все ниже и ниже. Демон внутренне еще раз проклинает себя и цепко перехватывает руку ангела: «Остановись. Не нужно. Мне это не нужно … из чертовой жалости. Это так не работает». Но тяжело не заметить, что ангел сам чертовски возбужден – расширенные зрачки, искусанные губы, брюки топорщатся. Голос демона как будто возвращает его из прострации: «Милый, это не жалость. Как ты мог такое подумать. Я просто все хочу исправить. И все наверстать». Ангел наклоняется и бережно целует, придерживая демона за затылок. В начале очень нежно и осторожно, как будто проверяя – как это может быть. Потом все настойчивее и настойчивее. Пока вдруг не чувствует, как его притягивают за лацкан пиджака (почему он вообще его не снял?). В ванной жарко, скорее всего от горячей воды, демон судорожно хватает его мокрыми руками, как будто боится, что ангел убежит или вырвется. - Милый, милый, подожди. Нам нужно… - демон открывается резко, как будто его ударили. - Я опять слишком быстрый? - Нет, нет. Ну что ты, - ангел спешит успокоить, чувствуя волну тревоги, которая исходит от Кроули. – Просто тут много воды, а на мне много одежды. А в тебе слишком много алкоголя и… горя… Ангел начинает излишне аккуратно раздеваться, боясь посмотреть в глаза демону – вдруг он опять все испортил? Но когда оборачивается, у него перехватывает дыхание: опять этот взгляд. Тяжелый, теплый, обволакивающий. Этот взгляд вернулся, и адресован именно ему. И судя по взгляду, демона не смущает ни жирок на боках, ни мягкий животик. - Ванная у Вельзевула была не такая удобная, - ангел все-таки не мастер интимных разговоров. Зачем он говорит об этом, когда пытается погрузиться в теплую воду, рядом с демоном. Но тот хмыкает, и осторожно раздвигает ноги, чтобы ангелу было удобно разместиться. - Странный получается траур, не думаешь? – фирменный наклон головы, и ангел плавится, чувствуя себя привычно в центре внимания. – Ангел, на самом деле ты зря приехал. Ангел сжимает кулаки так, что ногти впиваются в ладони. - Понимаешь, ангел, я не мог допустить, чтобы она оказалась в аду. После всего, после меня. Я подергал за кое-какие ниточки, ад был мне должен. Кое-кто там до сих пор боится меня. Но они придут за мной, рано или поздно. А если ты будешь рядом, то и за тобой! - Кроули, мы впервые поцеловались. Мы оба голые в ванной. Мне до одури страшно – не помню, когда делал это в последний раз. Скорее всего, я здорово заржавел в этом, или вообще не очень хорош. Но очень хочу попробовать. Заткнись наконец-то! Мы обсудим это позже. Когда-нибудь. Не сейчас! Ангел даже не успел закончить фразу, когда Кроули со змеиной гибкостью бросается на него. Целует, кусает, трогает, везде одновременно. Только демоническое чудо не дает воде выплеснуться на мраморный пол. Кроули забывает дышать: его губы скользят по матово-белой, нежной шее, спускаются на грудь, и он слышит, как шумно и тяжело дышит ангел, постанывая на каждом выдохе. Их члены трутся, бедра плотно прижаты друг к другу. Ангел знал, что это будет прекрасно, но это оказалось намного лучше – просто идеально. Будто паззлы сложились в единую картину. Никто из них двоих не помнит, как они оказались опять на кровати. Демон стремительно соскальзывает ниже, повторяет языком светлую полоску волос от пупка к члену, и резко заглатывает на всю длину. Ангела просто выгибает – он не понимает, где заканчивается он, и начинается Кроули, не понимает, как человеческое тело может дарить такие острые ощущения. «Я тебя люблю», - проносится у ангела в голове, но он не может произнести эти слова. Они такие пошлые и пустые на фоне того, что он сейчас чувствует. Ему жутко осознавать, что Кроули будто поклоняется ему. Но ведь так было всегда? Когда он смотрел на него восхищенно, как будто ангел был единственным ценным и важным во всей огромной вселенной. Ангел судорожно держится за худые смуглые плечи, за яркие волосы, будто боится потеряться. В какой-то немыслимый момент Кроули, пошловато причмокнув, отрывается от него, и отжавшись на руках, смотрит на него в упор невероятным змеиным взглядом, а потом опять целует. Как будто видит ангела в первый раз в жизни. Или в последний? В его поцелуе все: тоска, одиночество, потерянные тысячи лет, надежда, страсть. Ангела накрывает оргазм, одновременно с невероятной болью внутри: как он мог этого не видеть? Шесть… чертовых… тысяч лет… А что если завтра наступит очередной конец света, и он просто не успеет все сказать и все сделать, что он задолжал демону? И почему понять это все ему помогла эта странная женщина, которой даже нет в живых? Ангел просыпается от ощущения теплой тяжести на себе: Кроули будто оплел его руками и ногами, словно пытается залезть к нему под кожу. Они оба совершенно голые под тяжелым одеялом, и это чертовски непривычно. Особенно если учесть утреннюю эрекцию демона, которая упирается ему в бедро. «Уже жалеешь, ангел?» - голос Кроули срывается на шипящие, как всегда, когда он злится или раздражен. Азирафаэль набирается смелости и оборачивается, чтобы посмотреть прямо в глаза своему личному змию-искусителю: «Жалею. Что потерял столько тысяч лет. Скажи честно, когда я мог тебя поцеловать?» «Еще на стене, ангел. Еще на стене». И ангелу опять больно. Чтобы приглушить это чувство, он тянется и целует-целует, пытаясь хотя бы отчасти заглушить чувство вины.