↔↔↔
Разговор с Сокджином выбивает Тэхёна из той колеи, которую он наметил на карте своей жизни для сегодняшнего дня. Желание забить на всё и сбежать с большим перевесом побеждает в игре, исход которой заранее был определён особенностями логических размышлений Тэхёна. Он не мать Тереза и никогда ей не был. Он не может быть кому-то и чем-то обязанным, потому что, во-первых, сделка заключена на словах, а во-вторых, Чонгука вообще, блять, не может быть в пространстве Тэхёна. Это нелепость. Это чушь. Это нонсенс. Поэтому никакой ответственности и никаких обязательств нет. Да. Тэхён успокаивает себя тем, что логика и правда на его стороне. Но эти мысли парадоксально успокоения не приносят. И тогда в дело вступают уже сторонние инструменты для достижения расслабленного состояния — бутылка неумирающей американской классики под брендом Jack Daniel’s и неизменные четыре кубика льда в каждый тумблер. На часах нет ещё и двенадцати часов дня, а Тэхён с мастерством профессионала открывает бутылку и трусливо напивается в приступе эскапизма, клятвенно обещая своему отражению в толще стекла, что это точно-точно будет самый последний раз, когда он без боя сдаётся во власть своим страхам. Но вот незадача: таких самых последних разов накоплена уже целая воображаемая банка, и этот, с наивысшим процентом вероятности, станет очередным «плюс один» в общем счёте, который всё никак не спешит прерываться. Первый тумблер. Тёмная янтарная жидкость исчезает слишком быстро, чтобы Тэхён успел прочувствовать насыщенный аромат с нотками дыма и древесины. Сожаления о поспешности нет — всё-таки он не в дегустатора играет, а пытается напиться. Второй. Во рту остаётся сладковатое послевкусие, приторно отдающее чем-то знакомым, но голова уже находится на половине пути в места отдалённые и не хочет заниматься аналитической деятельностью. Третий. Тэхён готов поставить на кон остатки своей трезвости, но терпкость определённо оседает мёдом на языке, дразня рецепторы нотками то ли ванили, то ли карамели. А может, и того, и другого сразу. Четвёртый. Мозг ушёл, не обещая вернуться, а тело, пусть и морально готово на подвиги, но физически у Тэхёна нет сил даже на то, чтобы встать с пола и лечь на диван, хотя противный сквозняк уже сделал ему последнее предупреждение, прежде чем окончательно заморозить и стать возможной причиной появления соплей. И он уже хочет было забить на всё и отдаться воле судьбы, но в это мгновение что-то с сильным стуком ударяется о стену со стороны соседней квартиры, после чего слышится громкий хлопок чужой двери в коридоре. Вот это новости. Тэхён аж резко перекатывается на живот в порыве заинтересованности, испытывая при этом секундное желание опустошить содержимое желудка и чуть не сбивая ногами журнальный столик. Чон Чонгук впервые за всё время проживания по соседству ведёт себя громче, чем пустое место. Эта ситуация явно достойна внимания. В соседней квартире на встречу с бетонной стеной отправляется что-то хрупкое, разбивающееся на мелкие осколки и осыпающееся на ламинат каплями сильного дождя, барабанящего по подоконнику. Тэхён подтягивается к ни в чём не виновной, но всё равно страдающей стене со своей стороны и вздрагивает, когда место, к которому он прислоняется ухом, прошибает лёгкая дрожь, после чего в квартире Чонгука раздаётся чудовищный грохот, будто от падения громадного старого шкафа, и все звуки прекращаются. Тишина. Проходит минута. Две. Три. Пять. За стеной всё так же тихо. Воображение Тэхёна начинает рисовать переполненные драмой картинки тощего соседа, лежащего в растёкшейся во все стороны луже из собственной крови с широко распахнутыми оленьими глазами. Верхняя половина его тела лежит на хаотично разбросанных по полу осколках хрустальной вазы, окрашивающихся в ярко-алых цвет, а нижняя расплющена в лепёшку платяным резным шкафом из тёмного дерева. Поторопись и затащи меня в капсулу. Я безумно боюсь, что мы можем не успеть. Сердце Тэхёна останавливается, тело бросает в холодный пот, а голова стремительно трезвеет. Видит Бог, он не хотел больше иметь дело с чёртовым соседом, с чёртовым Чонгуком и с чёртовой терапией, но раз жизнь вешает на его шею табличку с надписью «виновен в смерти человека» и туго затягивает петлю, значит, ему больше не отвертеться. Неужели Чонгук из Gratis предвидел, что может произойти сегодня, поэтому пытался предупредить? А Тэхён проигнорировал и забил. Комментариев нет. Мозг подкидывает переделанную сцену из какого-то фильма, но вместо лиц двух главных героев — лица Тэхёна и Чонгука, где первый стоит на коленях перед вторым и молит о прощении, держа на руках мёртвое тело Чонгука из реальности. Из уголка его губ тонкой линией течёт кровь, а Чонгук из Gratis заносит катану для рубящего головы удара. Тэхён что есть силы сжимается в ожидании смерти, и его резко выворачивает желчью прямо на пол своей квартиры. Горло нещадно дерёт, желудок прошивает настолько острой болью, что становится тяжело даже мало-мальски вдохнуть, но он не обращает на всё это никакого внимания, поднимаясь с пола и шатающейся походкой направляясь в соседнюю квартиру, прихватывая с собой рамён. Если Чонгук откинулся, то Тэхёну будет чем помянуть его и самого себя заодно (вина за непредумышленное убийство сожрёт его с потрохами). Если парень всё же окажется живым, то они смогут мило позавтракать вместе. В случае, если Кима ещё раз не вывернет, конечно же. Дверь чужой квартиры не закрыта до конца — издалека это не было заметно, но стоит Тэхёну дёрнуть ручку на себя, как она приветливо открывается, впуская его внутрь. Видимо, удар, с которым загадочный неизвестный человек покидал это место десять минут назад, был настолько сильным, что дверь спружинила раньше, чем электронный замок успел автоматически её заблокировать. Ким посылает незнакомцу мысленную благодарность за то, что ему не надо в таком состоянии перелезать с балкона на балкон или барабанить в дверь, чтобы достучаться до неприветливого соседа. Иметь право свободно заходить туда, куда тебе нужно — великая благодать. Внутреннее убранство квартиры ничуть не изменилось с момента последнего посещения: вокруг всё ещё темно, тихо и с большим количеством нераспакованных коробок. Чонгука нигде не видно и не слышно, и эта мысль заставляет сердце Тэхёна ухнуть куда-то вниз. Он спешно проходит через широкую арку в полутёмную кухню, но из-за нагромождения коробок не замечает вытянутую на полу в проходе худую ногу и запинается за неё, с некрасивыми ругательствами падая на свои руки и раздавливая содержимое пачек с сухой лапшой. — Твою мать... — Тэхён, перед глазами которого от резкой смены плоскостей мелькают разноцветные звёздочки, поворачивает голову назад и пытается сфокусировать взгляд на причине своего падения. Его желудок от таких перфомансов воодушевлённо начинает готовить к возвращению на Землю ещё одну лунную миссию. Ким чувствует себя хуёво, но ему становится ещё хуже, когда в помещении, с позволения заботливой руки хозяина квартиры, загорается весь возможный свет, полностью ослепляя привыкшего к темноте Тэхёна. — О... — только и успевает прошептать он вместо полноценного «О, я рад, что ты жив», прежде чем лунная миссия с громкими отвратительными звуками совершает успешное приземление на угольный ламинат чужой квартиры. — Какого хуя? — её раздражённый хозяин, всё это время сидевший рядом с проходом и опирающийся на стену под выключателем, поднимается на ноги и подходит ближе к голове Тэхёна, очень удачно упавшего между высоким стулом и барной стойкой, не расшибив себе мозг о последнюю. Но Киму некогда радоваться и уповать на чудеса фортуны — он занят опустошением желудка до финального конца. Откуда-то справа раздаётся яростное: — Что ты делаешь? — А что... не видно? — с трудом выдавливает из себя Тэхён пониженным до предела голосом, вытирая рот тыльной стороной руки. — Пришёл узнать... всё ли у тебя хорошо, — он поднимает и поворачивает голову вбок, сталкиваясь с могильной бездной в чужих глазах. Несмотря на вполне бодрый и адекватный переход из своей квартиры в соседнюю, Тэхён всё ещё пьян со всеми характерными признаками, у него безумно болит горло и саднят ладони после падения, поэтому последнее, что его будет напрягать в этой жизни — злой сосед, опускающийся на корточки рядом. — У меня всё было замечательно ровно до того момента, как ты пришёл и наблевал на пол моей кухни, — цедит Чонгук каждое слово, протягивая руку к голове Тэхёна и резко поднимая её вверх за светлые волосы чёлки, игнорируя тихое «айщ». — Какое слово из «уходи и забудь сюда дорогу» ты не понял в прошлый раз? — Я забыл... — шёпот сквозь стиснутые зубы. — Но дверь была открыта, так что я вспомнил... Извиняюсь, что не по теме, но... Не мог бы ты дать водички? Горло... першит, — Тэхён с трудом сглатывает образовавшийся в горле ком и болезненно морщится. — Таким, как ты, кажется, бесполезно что-либо говорить, — безапелляционно констатирует Чонгук, отпуская волосы Тэхёна, отчего тот благодарно выдыхает. — Таким, как я? — переспрашивает он, осторожно усаживаясь на зад рядом с насыщенно-жёлтым пятном и прикрывая рукой глаза, лишь бы не видеть этот мозгодробящий яркий свет с потолка. Тэхён мысленно благодарит себя за то, что ничего не ел со вчерашнего дня, иначе безобидное и даже ничем не пахнущее пятно рядом с ним было бы куда более тошнотворным. — Да, — подтверждает Чонгук под звук наполняющей стакан воды из-под крана. — Таким же долбоёбам, как ты. Вода перестаёт шуметь. Три тихих шага, и в лицо Тэхёна сначала выплёскивают ледяную воду, а затем кидают рулон бумажных полотенец. — Убери за собой и выметайся. — Очень... мило с твоей стороны, — тонкая ткань голубой рубашки вмиг намокает, а язык с жадностью проходит по губам, ловя оставшиеся капли живительной влаги. — Но сегодня я не уйду. Тэхён пьяный от виски и безумный по жизни. Он согласен взять на себя ответственность за всё, что требуется. Согласен помочь Чонгуку из Gratis затащить это тело в капсулу. Глупо было всё это время рассуждать над тем, что и так очевидно — его привлекает эта история, его привлекает этот неприступный и агрессивный Чонгук, от одного взгляда которого чувствуешь себя похороненным заживо. И никакая логика не поможет бросить и отстраниться от того, чего хочет душа вместе с сердцем. А всё, чего они хотят в данный момент — заебать Чонгука. Того самого Чонгука, который сейчас нависает сверху, загораживая собой свет от одного из спотов натяжного потолка, и испепеляет Тэхёна взглядом. — Твоя злоба в глазках не заставит меня покинуть эту квартиру, даже не пытайся, — губы Тэхёна расползаются в ухмылке, когда он замечает, как сильно напряглись желваки на худых скулах Чонгука. Ходить по краю между «мне въебут» и «меня пожалеют» весело. Особенно если человек, от которого зависит исход, имеет видимые склонности к насилию. — Сегодня у меня состоялся крайне неприятный диалог с далеко не последним по важности в моей жизни человеком. И у тебя, как я подозреваю, тоже. Так почему бы хотя бы на один вечер не опустить нашу вражду и не стать друзьями по горю? — Ты реально ебанутый или спектакль затянулся? — Хотел бы я хоть на что-нибудь ответить отрицательно, но увы и ах... — Тэхён отрывает сразу несколько бумажных полотенец, складывает их в некое подобие тряпки и вытирает последствия бесконтрольного приёма алкоголя на пустой желудок. Чонгук продолжает стоять и молча буравить его ненавистным взглядом, а Тэхён внутри и снаружи спокоен как удав и явно ощущает себя хозяином положения, поднимаясь на ноги и бродя по кухне в поисках мусорного ведра. — Правда в том, что я настолько ебанутый, что хочу с тобой подружиться. А ещё моя драгоценная стремянка лежит на твоём балконе, но ты не выглядишь как человек, который смог бы просто поднять её, а у меня самого нет сил, чтобы забрать её. Поэтому сперва мы должны поесть, — Тэхён поднимает с пола пачки с рамёном и начинает греметь дверцами шкафчиков в поисках кастрюли. Бокалы под виски, завалявшаяся пачка сырных чипсов, бокалы под пиво, подарочный набор ножей — оу, салфетки белые, салфетки голубые, салфетки с медведями, небольшая сковородка и ни одной чёртовой кастрюли. Тэхён плюёт на поиски, вытаскивает и ставит сковородку на индукционную плиту, высыпая в неё то, что осталось от когда-то цельных прямоугольников высушенной лапши. Он набирает в чайник воду из-под крана и ставит кипятиться. Чонгук всё это время подозрительно тихо себя ведёт. Ким наконец-то поворачивается в ту сторону, где он должен стоять, и наконец-то понимает, почему. Чонгука на кухне больше не наблюдается. Ну и ладно, не особо-то и хотелось заниматься готовкой под молчаливым надзором. Главное, чтобы он не вернулся с катаной, а со всем остальным Тэхён сможет справиться. Вода в чайнике закипает, сам он тихо щёлкает и выключается. Кипяток с шуршащими звуками наполняет сковородку до уровня, покрывающего лапшу. Тэхён высыпает приправу, включает плиту на среднюю мощность и закрывает сковородку слишком широкой и неподходящей к ней крышкой — но как же пофиг. Пять минут по внутренним часам, семь — по часам на экране телефона, и лапша готова. В одном из ящиков Тэхён находит нераспечатанную упаковку с деревянными палочками, которые кладут в дополнение к заказу при доставке еды на дом, и подставку под горячее в виде кролика. Кролика. Каждый день мы живём и каждый день узнаём что-то новое о нашем окружении. Чонгук вот узнал, что у Тэхёна плохая переносимость виски, а Тэхён узнал, что Чонгук под личиной агрессивного хикикомори прячет милых деревянных кроликов. Мило. Он выключает яркий свет, оставляя интимно-приглушённую подсветку по периметру комнаты, выключает плиту и ставит сковородку на подставку, откладывая в сторону крышку. Просторную кухню немедленно наполняет запах свежесваренной лапши, провоцирующий обильное слюноотделение во рту. Вообще-то дерзости и наглости в Тэхёне хоть ложкой отбавляй, но просто так сесть и в одиночку есть в чужом доме не позволяют вычерченные карандашом границы норм и приличий. С тяжелым вздохом и под жалобное попискивание голодного желудка Ким отправляется на поиски Чонгука. Комната, которая располагается прямо от кухни через развилку, всё ещё тёмная и пустая, а вот одна из закрытых в прошлый раз дверей в коридоре сейчас приоткрыта. За ней — чёртов артхаус: часть пола усыпана разорванной в клочья бумагой, стулья, стеллаж и комод опрокинуты и перевёрнуты, из высокого полуоткрытого шкафа, дверца которого неестественно лежит на полу, вывалена одежда, другая часть пола усыпана битым стеклом из большого зеркала, круглая рама которого осталась висеть на стене. И Чонгук, как фокусная точка картины, завораживающая и приковывающая к себе всё внимание зрителя — в своей белоснежной футболке и чёрных карго сидит на корточках и голыми руками собирает осколки, которые сразу же окрашиваются в ярко-алый в его ладонях. — И кто из нас ещё ебанутый? — риторически вопрошает Тэхён, флегматично опираясь на дверной косяк и не торопясь вмешиваться. — Мне хотя бы хватает мозгов не калечить себя намеренно. — Я сказал тебе выметаться, — твёрдо повторяет Чонгук, слегка наклоняя ладони, и стекло с кровавыми разводами падает обратно на пол. — А я сказал, что не уйду, пока не поем, а там — посмотрим, — не менее незыблемо отвечает Тэхён. — Обед, кстати, готов. Хотя лично для меня это завтрак. Идёшь? — Да как же ты заебал, — парень сгорает буквально за секунду, резко вскакивая на ноги, и в два шага оказывается прямо перед Тэхёном, занося кулак для удара. Текущая физическая подготовка у Кима ни к чёрту, сознание всё ещё немного притуплено, но рефлексы всё равно срабатывают быстрее, чем разум в полной мере осознаёт произошедшее. Сокджин никогда не учил своего младшего брата давать в ответ в драке, а вот уклоняться, парировать удары и доводить противника до изнеможения — да. Главное правило, которое оба брата усвоили за четыре года жизни в детском доме — никаких следов. Воспитательницы никогда не разбирались, кто прав, а кто виноват. Есть следы на открытой коже? Виновен. Нет следов? Свободен. Такая вот простая философия. Философия, благодаря которой Чонгук сейчас придавлен лицом к дверному косяку, который ещё секунду назад подпирало другое тело. Перехват кулака, лёгкая подсечка, выкрут руки — всё просто. И никаких следов. — Отпусти, — приглушённо хрипит сосед, пытаясь вырваться из крепкого захвата. — Только если согласишься пообедать со мной, — выдыхает Тэхён в чужое ухо, сильнее выкручивая руку и вжимаясь телом в худую спину под тканью белой футболки. — Без насилия и звонков в полицию. — Ебанат, — Чонгук под ним ощутимо вздрагивает и прекращает попытки освободиться, обмякая в чужих руках. — Я не ем. — Я заметил, — хмыкает Тэхён и отстраняется, распознав невербальное согласие на своё предложение. — Если бы ты это делал, у меня не было бы и шанса. — Один обед, и ты съёбываешь, — мрачно ставит условие Чонгук, встряхивая руками, и направляется в сторону кухни. — Один обед и посмотрим, — следуя за ним, поправляет Тэхён совершенно бесстрастно, хотя внутри расползается приятное удовлетворение от успеха.↔↔↔
Оставленная в горячем бульоне лапша за минуты возни в другой комнате разбухла и размокла, превратившись в плотно прилипших друг к другу желтоватых червяков. Но Чонгуку, кажется, абсолютно плевать — он усаживается на барный стул, пододвигая сковородку ближе к себе, зубами распаковывает палочки и сразу же опускает их в огненно-красную воду, поддевая лапшу. — У тебя есть ещё столовые приборы? — спрашивает Тэхён, вспоминая, что палочки в чужих руках — единственные, которые он смог отыскать, ползая по ящикам и шкафам. — Нет, — выдаёт Чонгук и с громким сюрпом втягивает лапшу в рот. — Мило, — да ни черта, на самом деле, но в сравнении со всем тем, что Тэхёну довелось пережить сегодня — такой пустяк. Он выдвигает из-под барной стойки стул и садится напротив Чонгука, выхватывая у того палочки из светлого дерева, которые успели местами окраситься в красный из-за всё ещё кровоточащих порезов на ладонях. Большой комок лапши отправляется в рот, а палочки возвращаются к хозяину быстрее, чем тот успевает сообразить и привычно зло сверкнуть глазами. Тэхён мычит от наслаждения, прикрывая глаза, когда восхитительно ловко балансирующая между болезненной и приятной острота жжёт язык. Это — вкус счастливого детства, когда вы вместе со старшим братом после школы заходите в круглосуточный магазин у дома и выкладываете на кассе всю выпрошенную у родителей за неделю мелочь, чтобы купить заветную яркую упаковку. Когда ты сидишь на стуле и болтаешь ногами, пока Сокджин заботливо готовит эту лапшу на двоих, а потом вы уплетаете её за обе щёки, вместо того, чтобы есть приготовленный мамой ненавистный суп. Это — вкус весёлого начала профессионального становления, когда после улётной вечеринки дома у Намджуна по случаю удачно завершённого проекта ты с диким похмельем и пустыней во рту сидишь на залитой солнечными лучами кухне в окружении таких же потрёпанных жизнью опухших рож Намджуна и Чимина, ожидая, пока злой Сокджин, приехавший стучать по башке всем троим за попойку посреди рабочей недели, в фартуке стоит у плиты и, несмотря на всю свою злость и раздражение, всё равно любовно варит для всех лапшу на завтрак. Казалось бы, это всего лишь лапша, а сколько воспоминаний. Тэхён изучающе рассматривает Чонгука, который вылавливает палочками плавающие в бульоне остатки лапши, и размышляет о том, а есть ли у этого болезненного парня какие-либо приятные воспоминания, связанные с ней? Чонгук из Gratis говорил, что любит рамён, значит, что-то такое должно быть. Этот же Чонгук, который выглядит как один Чонгук, но ведёт себя как совершенно другой Чонгук, представляет собой нерешённую загадку: кто он? Что он? Какая история скрыта за его плечами? Тэхён решает спросить прямо в лоб... — У тебя есть дорогие сердцу воспоминания, которые связаны с лапшой? — ... но не о том. Чонгук из реальности — загадка, которую он хочет разгадать своими силами, и подсказки ему не нужны. Пусть даже маловероятно, что Чонгук бы ответил, задай Тэхён вопрос, но тем не менее. Он «решит» его сам. Чонгук поднимает на него безразличный взгляд и отодвигает пустую сковородку подальше от себя. — Обед закончен. Испарись. — И всё же? — с чем-то отдалённо похожим на надежду в голосе тянет Тэхён, вопросительно выгибая бровь. — У меня нет сердца и воспоминаний. А теперь уходи.