небытие

Я – это голос. Голос – это моя жизнь. Музыка – это жизнь в целом. Неужели после смерти ничего нет? Суд Божий... Ангелы поют... И ничего этого не будет? Вечная тьма. Молчание. Молчание моего голоса. А музыка? Музыка – она будет продолжаться. Музыка будет идти. Поверх нее всё так же будут идти другие голоса. Семь миллиардов голосов. А моего? Моего уже не будет. Да. Я уже второй раз прокручиваю в голове все эти слова. Думаю, меня уже совсем скоро найдут, но я не мог сейчас не прибежать сюда. Я добегу до него, поглажу. Обязательно добегу. Распахнув настежь ворота, я побежал в центр кладбища. Тут же на бегу начал выискивать черную ограду, украшенную мной золотым кондурином. Нашёл. Минхо тут. Неизменно тут. Я вспомнил, как он мне вдруг сказал, что его начали мучить боли в животе. Как он сразу все списал на неправильный образ жизни и как я уговаривал его сходить к врачу. Мы сходили вместе на УЗИ, и тут вдруг... его направили ко врачу онкологу. Меня попросили подождать за дверью. Но Минхо, который спустя полчаса вышел из кабинета врача... стал старше на жизнь. – Рак... Четвертая стадия... В глазах блеснули слёзы, я еле сдержался, чтобы не расплакаться и стиснуть в объятиях Минхо прямо в больнице. Он не спал тогда всю ночь. Я пытался успокоить его, уложить, но все слышал всхлипы и видел, как слёзы одна за другой капают с его щеки на подушку. Потом в голове всплыл его образ после химиотерапии. Первой... и последней. Его положили в больницу на две недели. Один раз он сходил на нее, попросив меня с ним не идти. Я вспомнил, как прихожу с работы, поэтому не смог встретить его из больницы, а он сидит дома. Бледный, с огромными кругами под глазами, худой... вырывает с своей головы одну за другой пряди волос, омертвевших после химии. – Минхо?.. – Отвернись, Чан... Никогда не смотри на меня, слышишь? Я стал уродливым и страшным... Я не ответил, сразу подбежал к нему и расцеловал заплаканное лицо. Ночью всячески хотел отвернуться от меня, аргументируя лишь своим ужасным видом. А я не мог отпустить. Я бы не позволил себе так поступить. Потом, следующим утром ему резко стало хуже. Он схватился за живот, скорчился, а потом упал посередине коридора квартиры. Скорая приехала на удивление быстро. Я представился его лучшим другом и поехал в больницу с ним вместе. Помогал держать капельницу, поддерживал каталку, когда ее помещали в машину и придерживал голову, когда мы ехали по кочкам. Его сразу повезли в реанимацию. Спустя несколько часов врач вышел, массируя переносицу. – Как он? С ним всё норм- – Вы вовремя позвонили, ещё минута бы, и его пришлось интубировать, но на этом все хорошие новости окончены. Метастазы пошли по всему организму. По обеим почкам пошел некроз. Это его последние несколько дней жизни. Мне жаль. Его сейчас переведут в частную палату. – Что? Но он же... – Он подписал отказ от реанимации. Вечер 17:54. Двери реанимационного отделения распахнулись, и вывезли каталку, где лежал спящий Мин. Весь в трубочках и капельницах. Я ее выходил из палаты ни на секунду. Все следил за сердцебиением на мониторе, за ритмом дыхания, готовился к худшему. И тут он вдруг очнулся. Я почувствовал, как его худая ладонь накрыла мою. – Минхо... – Чан... – прохрипел он. – прости... за всё... я не хотел, чтобы так получилось. Глаза тут же помутнели в пелене слёз, и я поцеловал его холодную руку, пока он гладил меня по волосам. – Чан... Я... могу попросить тебя поцеловать меня в последний раз? Я всхлипнул и смахнул слёзы рукой. Минхо сильнее сжал мою руку. Я потянулся к его сухим губам, нежно облизнув и накрыв своими. Его состояние было ужаснейшим, но он нашел в себе силы ответить на мой поцелуй, скользя своим языком по моим губам и нёбу. Я облизывал его дёсна, уздечку, нёбо, обнимая своим язык Мина. Я увидел, как он мягко оттолкнул меня, сказав что он устал делать даже это. – Мне тяжело что либо делать сейчас. Я посплю. Я тебя очень люблю, Бан Чан. – Я... я тоже тебя очень люблю, Минхо... – я снова заплакал, когда увидел, что по его щекам тоже ползут одинокие слёзы. Пока он спал, я смотрел на кардиограммы и следил за ритмом дыхания и сердца. Я закрыл глаза всего на секунду, но вдруг он снова сжал в своей руке мою ладонь, а потом... Давление тут же начало падать. Замигали красные лампочки отовсюду, наводя на меня такую панику, какую я не испытывал никогда в жизни. А потом... пульс показывался одной ровной ниточкой, и рука моего Минхо расслабилась. Он испустил последний вздох и... рука свисла с койки. Я зарыдал на всю палату, сжимая его ладонь. На сигнал лампочек прибежала орава врачей, но увидели лишь то, как я лежу, уткнувшись в тело любимого и реву. Смерть констатировали в 3:12. Я был единственным, кто организовал похороны, собирал продукты на поминки и искал место на кладбище. Когда он делал каминг-аут, его родители не смогли его принять. И вот теперь, я снова тут. Я припал коленями к молодой могиле, придержавшись за надгробный камень.

Ли Минхо

25.10.1998 – 05.07.2017.

Я – это голос. Голос – это моя жизнь. Музыка – это жизнь в целом.

– Привет. Я, конечно, приходил к тебе вчера, но... так сложились обстоятельства. Я думаю, что мы с тобой воссоединимся намного раньше, чем я предполагал. Я огладил ладонью место на земле, где примерно лежала голова. – Мы обязательно увидимся. Я надеюсь. В воротах послышался тяжёлый топот. Догнали. Я взял немного земли с могилы и положил в карман. Рванул к другому концу кладбища и перепрыгнул через ограду, потом побежал ближе к городу. – Вон он! – толстый мужчина начал пытаться попасть в меня из револьвера, но не попал даже близко. Я бежал и смотрел на браслет на руке. «Отказался(лась) от реанимации» Забрал у него, когда его везли в морг. Браслет упал на пол, а никто не заметил, кроме меня. Я немного его сполоснул и начал носить сам. Смысла не было, но была память. Бежал и не заметил, как один из подручных толстяка выскочил прямо передо мной. Он был куда лучше в стрельбе. И теперь... Я стою сейчас прямо перед моим потенциальным убийцей. – Стреляй, придурок! Стреляй! – орет толстяк с кладбища. Парень послушно вытягивает пистолет к моей груди. Я не сопротивляюсь. Значит так нужно. Пальцы на курок. Выстрел. Всего на секунду на почувствовал боль, а потом... упал. Без боли, без чувств. Лишь запах и вкус металла, а потом прохрипел, пытаясь что-то сказать вроде... – Спа... си... бо... Потом закрываю глаза и засыпаю. Я думаю, что навсегда. Но... Я просыпаюсь. Просыпаюсь и вижу серое небо, которое медленно затягивается тучами. Слышны тихие раскаты грома, а мне в лицо бьёт трава. Не понимаю, где я. Ощупываю грудь рукой, пытаясь найти рану от пули, но... Её там нет. Ещё больше недоумеваю. Пытаюсь встать, оперевшись на колени, но тут же голову пронизывает боль, заставляющая меня лечь обратно и не двигаться. Поднял над собой руку, но на мне не чёрное худи, и браслет пропал... Я одет во что-то белое и очень лёгкое телу. Снова тянусь к груди, нащупываю пуговицы. Я в рубашке. Всё же пересиливаю боль, опираюсь на руки и сажусь. Я совсем не около кладбища. Его здесь нет в радиусе нескольких километров как минимум. Я в поле, засыпанном ромашками. Лицо обдул приятный прохладный ветерок и волосы откинулись назад. Я окончательно убедился, что на мне нет ни следа от ранения, когда решил залезть рукой под ткань. Даже шрама нет. Как это возможно? И тут я замираю из-за боли в лопатках. Ужасная боль, будто из кожи что-то рвется и растёт. Я завыл и согнулся, сжав обе руки в кулаки. По спине потекла кровь, я смог ощупать её, потрогав поясницу. Глаза что-то заслонило от солнца. Я не сразу понял, но прикоснулся к этому «чему-то» и тут же замер. Я нащупал чёрно-красные перья, пропитанные моей кровью. – Крыло?.. Боль постепенно начала утихать, будто раны затянулись и я обнаружил, что я могу контролировать движение новых конечностей. Я как мог попытался встряхнуть ими, и... получилось. Кровь брызнула на мою одежду и траву вокруг, но крылья действительно стали легче. Я даже смог их расправить и ахнул – одно крыло было длиной с двоих меня. Почесав макушку, я встал на ноги, оглядываясь по сторонам. – Значит... это не сон. А может, кома, и мне делают операцию на лопатки? Я ущипнул сам себя и пискнул. – С... Ай! Больно! Больно. – Нет, я не сплю... Опустил голову вниз. Это смерть? Я сорвал один маленький цветочек ромашки, закинул за ухо. В дали вижу берег озера. Инстинктивно иду к нему босыми ногами. Дорога была совсем не долгой, я сел на колени к водоёму и набрал воды в ладони. Умылся водой, она была на удивление чистой и тёплой, приятно лицу. Зашёл в воду по колени, откинул голову назад. Ещё немного болела, но не так сильно, как раньше. На лицо упала пара капель с неба. Нехотя я вышел из воды, думая, куда мне идти дальше и только сейчас заметил, что... Вода уходила в никуда. Один из берегов озера отсутствовал. Я пошел посмотреть, почему вместо берега я снова видел небо. Может, я сейчас у пропасти? Истина оказалась куда интереснее. Это не пропасть. Вообще не понял, что это. Другой скалы или берега на против просто не было. Я видел лишь небо против себя, а потом решил взглянуть вниз. Там... была земля! Я видел там траву, птиц, людей! Теперь я все понял. Я действительно умер, и сейчас я не на земле, я... не знаю где, но мне нужно спуститься туда, к другим людям. Мне страшно. Очень страшно прыгать с такой высоты вниз. Наверное, тоже самое было бы, если бы я попробовал спрыгнуть с Бурж-Халифа. Отряхнув голову, я все же осмелился на этот поступок и ринулся головой вниз. Я как смог попытался раскрыть крылья и удержать контроль. Я смог! Они рассекали воздух и перья летели после меня, но я прекрасно планировал в воздухе и всё обещало мне мягкую посадку. На последней секунде, когда мои ноги коснулись травы я оступился и упал, покатившись по покрову. Боль почти не ощущал, я был счастлив что я вообще смог это сделать. Ко мне подошла милая старушка, одетая в белое платьишко и прикрытая небесно-голубым платком. – Деточка, как же ты так? Не поранился? – Не поранился. Спасибо. Кровь была уже, бабушка. – Ой, давно меня так не называли, деточка. Здоровья тебе! – И вам, бабушка! Я отряхнулся, встрепенулся и пошел в поисках чего-то. Ноги привели меня к большому городу. Небоскребы были как два Сеульских в высоту, везде ходили и летали другие люди, был такой уютный гул голосов, не такой, как земной. Здесь не было гопников-матершиников, малолетних детей, разнашивающих пиво и электронные сигареты – просто уютное общение, будто их всех этих людей друг друга давно знали каждый. Ко мне подошёл какой-то парень с серыми крыльями. – О, это от крыльев? Пойдём, приведем тебя в порядок! Я не успел и слова промямлить, как вдруг оказался у стойки какого-то ресепшена, за которым сидела дама с белыми крыльями и нимбом над головой. – Она ангел. Сейчас она все сделает. – Ангел? А мы все тогда кто? – Мы – простые бессмертные. Чтобы стать ангелом, нужно сделать очень много всего и попросить позволение серафимов. – Оу... я понял. Дама мило мне улыбнулась и начала. – Бан Кристофер Чан, 19 лет... Родился в Корее, но рос до 10-ти лет в Сиднее, Австралия. Пережил смерть любимого человека, умер спустя месяц после него от огнестрельного ранения в сердце. Вопросы о том, откуда она всё это знает, я задавать не стал – понимал, что здесь все как минимум на ступень выше от сознания и разума обычных смертных. – Да... Это я. – Проходи, приведи себя в порядок и сразу же обратно сюда. Рукой ангел показала на дверь около стойки, и я послушно вошёл. За ней был небольшой коридор и две двери. – Запрись изнутри! – сказала мне женщина, прежде чем захлопнуть дверь. Я послушно повернул щеколду и пошел дальше. За одной из дверей был совсем небольшой гардероб – рубашка, свитер, футболка, худи, штаны, шорты... Базовый уровень стиля. – Так, понятно, а тут ..? А за другой дверью была душевая, туалет и ящик для грязных вещей. Приведи себя в порядок. Я тщательно помылся в душе и выбросил окровавленную рубашку в ящик. Сразу забежав в другую комнату, выбрал черную футболку и спортивные штаны того же цвета. Быстро высушил волосы полотенцем, убрал его на сушилку и вышел. – Отлично выглядишь. Тебя ждут по адресу Цитасван, улица Целителей и 14 дом. Он частный, ты найдёшь сразу же. – Ждут? Кто? – Чувак, это не далеко, давай сделаем вместе, я дорогу покажу! – Не далеко? – Да, Цитасван в пяти минутах от этого места. Ты нормально сейчас летаешь? – Да вроде бы... – Погнали! Парень потянул меня за руку и раскрыл крылья. Я последовал его примеру, и на этот раз взлететь у меня получилось гораздо лучше. Дорога была действительно очень быстрой, мы долетели до нужного места меньше чем да пять минут. Я увидел табличку дома 14. Но меня никто не встречал. Парень помахал мне снова взмыл в воздух. – Мне пора, чувак, удачи! – Спасибо! Я робко поднялся на крыльцо дома и постучал. Послышались шаги за дверью. Тихие, торопливые. Я отошёл с крыльца, чтобы человек за дверью случайно не ударил ею меня. Щелчок ключей. Дверь открылась. – Кто та... Я замер, и он тоже. – М-минхо? На меня смотрел ошарашенный, как и я сам, он. Волосы будто и не выпадали, нездоровой худобы и бледности не было. Распахнув дверь настежь, любимый побежал с крыльца и тут же прыгнул в мои объятия. Я расцеловал всё его лицо, волосы, руки, снова начав плакать. – Как же я боялся, что мы не встретимся... – Чан... Чан... Мой Минхо всхлипывал, крепко прижимаясь к моей груди. Я поднял его над собой словно он не весил ни пёрышка. Посмотрел на его белоснежные крылья, на его заплаканное лицо. Я опустил его снова и прильнул к его губам. Резко, но стараясь не причинить боль. Он жадно ответил на мой поцелуй, сжав в ладонях мою футболку. Мои крылья накрыли нас двоих от всего, дав просто насладиться нашей долгожданной встречей. Мы долго не отстранялись друг от друга. Губы болели и язык сводило, но ни я, ни он не смогли это прервать на протяжении нескольких минут. – Как же ты так, Чан... Так быстро ушел вслед за мной?.. – Это теперь неважно, Хо. Я счастлив, что сейчас я здесь, с тобой и я не хочу даже ногой ступить на землю. Я снова мог сжать в своей ладони его мягкую руку, провести пальцами по щеке, почесать его волосы на макушке. Я прижал его к своей груди, словно сына и крепко обнял, как мужа. – Теперь нашей любви ничто не помешает. Теперь всё будет иначе. Теперь всё будет по другому. Я мягко поцеловал его в висок и посмотрел в небо. Где-то там, на земле, помещали забитый гвоздями гроб в двухметровую яму. Кинули белые полотенца следом и засыпали землёй. Поставили надгробный камень.

Бан Чан

03.10.1997 – 05.08.2017

Пусть и Рай будет, и Ад будет, и ангелы будут петь, но только не вечная тьма.

Мне так проще.

Украшенную золотым кондурином ограду снесли, не смогли бы оба в нее поместиться. Поставили новую, двухместную. Все скорбят, что оба так рано ушли и никто не догадывается, что они там чувствуют себя настолько хорошо, что готовы умереть ещё раз, лишь бы не возвращаться на землю.