Написать мне такое..!

«Мисс Дарлинг. О! Я идиот. Раз триста уже начинал это письмо – и каждый бросал сразу после обращения, психовал, сжёг пергамента несколько стопок, а нервов своих сжёг боюсь даже представить, сколько. Я, мисс Дарлинг, человек импульсивный, жёсткий и злой, но я умираю от желания называть Вас «милая Венди», «дорогая», хочу использовать и другие нежные обращения, о которых упоминать не посмею и, в общем, испытываю этот порыв не из лести или недобросовестного умысла пустить Вам пыли в глаза, а из самого искреннего и глубокого к Вам расположения. Я идиот. Вы сейчас, вероятно, думаете, что всё это какой-то заговор, ловушка, мой очередной коварный план… Я клянусь Вам никчёмной своей жизнью (она дорогá мне в меньшей степени), своим старым бригом (он, верный мой товарищ, должно быть, покажется Вам более весомым аргументом), всеми своими сокровищами, коими хотел бы осыпать Вас безвозмездно за одну лишь крошечную Вашу улыбку, что это – не так. Никакого коварного плана, никакого обмана. В ловушке – я сам. Я в Вас влюблён. Лучше сразу признаться Вам, не тянуть, и, возможно, Вы тогда найдёте в доброй своей душе крупицу терпения, чтобы дочитать это письмо до конца. Отчего-то я не могу, мисс Дарлинг, никак не в силах молчать, а мне следовало бы, я полагаю, сдержаться, не тревожить Вас, захоронить это чувство глубоко на дне моего уставшего сердца и гнить себе дальше у проклятых волшебных берегов, кои Вы однажды осветили лучезарным своим присутствием. Простите мне мою слабость. Надо сказать, что я не питаю относительно Вас никаких надежд, не рассчитываю даже на ответ, но израненная моя душа… что-то творится внутри меня, я не могу описать это в тексте, хотя сроду не испытывал сложностей с самовыражением и подбором слов. Рука моя сама тянется к перу и чернильнице. На всякий случай сообщу, что я много месяцев сопротивлялся, гнал прочь из головы идею написать Вам. Наказывал себя, если обнаруживал себя за письменным столом. Однако, моя душа, она горит, мисс Дарлинг, горит, бьётся в агонии, я чувствую треск и скрежет, и по какой-то неизвестной мне причине не имею воли противиться. Если бы мне предложили выразить то, что я чувствую к Вам, не буквами, а, скажем, нотами, я написал бы целый концерт, сочинил бы тысячу элегий, тысячу этюдов и серенад, однако, звуки, какие были бы извлечены из моего инструмента, коли я в отчаянии бил бы с размаху по клавишам своим крюком, тоже стали бы чистой правдой. Всё это сложно. Странно. Страшно. Мальчик, которому посчастливилось снискать самое великое счастье в мире стать назначенным Вашим избранником, лопнул бы от радости, узнай он, что я, злейший враг его, испытываю страх. Он бы пустился в пляс, полагаю… однако, я больше почти не интересую его, или, вернее, он не интересует меня. Я и не знаю, чего боюсь, к слову. Надежды-то у меня нет, веры тоже, со мной всё давным давно кончено, как вышло, что я, трусливый болван, трясусь от страха, выводя эти слова, – я не знаю. Зато, я знаю, как вышло то, что я вообще оказался в подобной ситуации. Я Вам расскажу. Предварительно прошу у Вас прощения… хотя, нет, это некорректная формулировка. К чему просить то, чего я не заслуживаю? Прощения я не достоин. Лучше скажу, что мне жаль. Честно. Я отдал бы вторую руку, если бы только имел возможность вернуться назад во времени и – не обижать Вас. Подумать только, я чуть было Вас не утопил! Гадкий подлец. Лучше бы та тварь сожрала меня, мерзавца, с потрохами. И за то, что я дальше напишу, мне тоже жаль, мисс Дарлинг. У меня был план. Злобный план. Относительно Вас. Я, как Вы уже поняли, имел дурость выжить и… затаить на Вас ядовитую обиду. Мне казалось, будто именно Вы, кроме мальчишки, наибольшим образом повлияли на то, что я чуть было не сгинул… я воспылал желанием отомстить ему, используя Вас. Я задумал выкрасть Вас, мисс Дарлинг, и (да простит меня всевышний Господь, я сгораю со стыда, пока пишу это, но намерен быть с Вами откровенным до конца) очаровать Вас. Идиот. Думал задобрить Вас всевозможными жестами, на которые, я слыхал, любой кавалер может подцепить, словно рыбку на крючок (ха-ха), любую даму. В делах сердечных, скажу Вам откровенно, я полный ноль, не успел познать удовольствия ухаживать за настоящей леди, попал в Нетландию, пока ещё был юн, а дальше – застрял, но это другая история… В общем, я решил, что достаточно хорош собой и образован… я никогда, клянусь Вам, никогда не считал Вас простушкой, не понимаю теперь, как вообще мог прийти к столь глупому умозаключению: чтобы я, грязный пират, в принципе имел шанс заинтересовать Вас… сколько раз ещё напишу я, что я идиот? Я идиот! Кретин. Тем не менее, в тот момент я рассчитывал, что Вы, возможно, не утратили некоторое расположение к пиратам и несомненное присутствие авантюрного духа… и… признаться, я был уверен, что на восстановление после неудавшейся моей смерти и вынашивание плана мести мне потребовалось года три-четыре. От силы пять. Я планировал разбить Вам, юной особе, сердце, планировал, чтобы мальчишка увидел, как Вы подросли, как забыли его и выбрали меня… Пишу и, знаете, думаю, что более глупую стратегию и сочинить было сложно. М-да. Однако, всё было так, как я описал. Я жаждал отмщения. Но упустил один нюанс. Вопрос времени, после того, как я застрял в Нетландии, всегда давался мне плоховато… я подозреваю, что на острове время течёт как-то по-другому… Некоторые усилия потребовались мне, чтобы подговорить фею, подружку Пэна, показать мне Ваше окошко, ещё больше усилий, чтобы выпросить пыльцы. Вы, мисс Дарлинг, конечно, не удивитесь, когда я сообщу, что выторговал пыльцу обманом. Я прилетел к Вам однажды ночью. Предполагал дождаться утра, организовать нам с Вами «случайную встречу» у Вашего крылечка, я бы невзначай проходил мимо, Вы бы как-то отреагировали, может, испугались бы, а, может, растрогались, не знаю, я бы что-нибудь сказал, выразил бы почтение, сделал бы комплимент, рассыпался бы в извинениях за всё, что сделал. Дальше – завоёвывал бы Вас, слал бы Вам цветы и гостинцы… в общем, был бы джентльменом, вёл бы себя учтиво, был бы галантен, сдержан… Вы бы растаяли однажды… так я думал. Всё случилось наоборот. Невзначай проходили мимо – Вы. Я сидел в Бедфорд-сквер на скамье, оттуда видно Ваше крылечко, Вы вышли из дому, и – дальше я сразу растерялся. Произошло несколько вещей. Во-первых, Вас в ту же секунду подхватил какой-то другой джентльмен, молодой, явно достойный, Ваши изящные ручки обвили его локоть, и Вы так посмотрели на него, что я почувствовал себя самым одиноким и несчастным на свете. Во-вторых, я разглядел, что Вы уже не юная особа, а… молодая… цветущая... Вы… нет-нет, я не должен такое писать, не стану, это безнравственно, неприемлемо. Замолкаю. А в-третьих… Вы, мисс Дарлинг, взглянули на меня вскользь. Вы меня не узнали. Я был одет так, как любой другой мужчина на улице, волосы собрал в хвост, крюк спрятал в карман. Наверное, по причине того, что Вы обладаете добрым сердцем и светлой душой, Вы одарили меня улыбкой. Такой, какую вполне можно позволить себе по отношению к незнакомцу, мимолётной, Вы её и не заметили, может… Откуда Вам было знать, что эта самая улыбка застрянет стрелой у меня в сердце? Раньше я делил свою жизнь на «до» и «после» Пэна и того, что он со мной сотворил. Теперь делю на «до» и «после» этой маленькой встречи. Ваша улыбка пригвоздила меня к скамье, как подсудимого, приговорила к мучениям, я оцепенел, сердце моё подскочило к самому горлу, затрепыхалось, точно сумасшедшее, а тело окаменело, застыло, налилось свинцом. Я в жизни не видел никого краше Вас. Мне надо было бежать из Лондона, но я не мог пошевелиться, превратился в изваяние, сидел в сквере сам не свой часа два, а то и три кряду… и… стал случайным свидетелем сцены, как Вы вернулись домой. Вы были одна, я заметил Вас издалека, никаких прохожих глаза мои больше не различали, Вы семенили на своих чудных каблучках прямо по главной аллее Бедфорд-сквер… путь Ваш лежал мимо меня… Скорее всего, я таращился на Вас, словно умалишённый, потому как Вы снова кольнули меня мимолётным взглядом, улыбнулись ещё разок (я не лишился лишь чувств потому, что сидел, иначе, сражённый, упал бы замертво, честное слово) и упорхнули к своему крылечку. Я больше не возвращался в Лондон. Мечтал – и мечтаю! – увидеть Вас опять, но следить за Вами я не посмею, никаких планов не выдумываю. Сказался больным и лежу вот уже который месяц, как больной, в своей каюте, силюсь Вас позабыть – и не могу. Я и есть больной, впрочем. Болен Вами. Это, может, и не любовь вовсе? Я ведь никогда не был влюблён, не знаю, как это. Решил, что подхватил этот недуг потому, что симптомы совпадают с тем, что пишут великие классики в художественной литературе, а ещё потому, что желаю Вам добра. Добра, мисс Дарлинг, понимаете? Нет у меня желания захватывать Вас в плен, пудрить Вам мозги, подкупать Вас, взывать к лояльности. Нет желания высылать Вам с этим письмом какие-бы то ни было дары, золотые монеты, драгоценные камни, так как они, я знаю, ни капельки не порадуют Вас, только огорчат. Нет желания вызывать того достойного джентльмена на дуэль: я пришёл к выводу, что, коли это Ваш жених, я даже хочу, чтобы Вы были с ним счастливы. Я желаю Вам добра, мисс Дарлинг. Вы случайно согрели мою мрачную душу ясным лучиком своего света. Это, пожалуй, и есть причина, по которой я Вам пишу… я выражаю Вам свою благодарность. Жизнь моя была и есть сущий ад, но это чувство, которое Вы пробудили, оно… о. Оно привнесло в мои дни понимание, что я живу не зря, что я способен не только нести зло и причинять вред, но и умею любить и желать добра. Следует принести извинения за это письмо, я приношу их, мисс Дарлинг. Крюк.» * Капитан писал, что не питает надежд, не имеет веры, не ждёт ответа – и был абсолютно честен как с Венди, так и сам с собой. Как-то он умудрился прийти к выводу, что этот исход и был тайной целью его коварного плана, что он, много лет страдающий от одиночества человек, больше всего в жизни, даже больше, чем отмщение Пэну, желал найти любовь. Встретить. Полюбить. Пусть даже безответно. Просто знать, что он тоже может, тоже способен, тоже умеет… Что он – не каменный, не чёрствый, не бесчувственный… Что он – живой… Сколько месяцев, лет или десятилетий капитан упивался бы этими мыслями – неизвестно, скорее всего – бесконечность. Но кое-какая другая душа, вообще-то, тоже дрожала от страха, а хозяйка её и не подозревала об этом, пока не прочитала письмо капитана Крюка. Безо всяких лишних ожиданий капитан искренне решил, что спит, когда мисс Дарлинг, неизвестно как оказавшаяся посредь палубы Весёлого Роджера, с размаху влепила ему звонкую пощёчину. Капитан так и опешил на месте, открыл рот и глупо уставился на такую же реальную, как он сам, красавицу леди, в полной уверенности, что видит иллюзию. – Написать мне такое… - начала она так, будто продолжала оборванный на середине разговор, – и не соизволить явиться лично… Не оставить ни обратного адреса, ни инструкции, как отправить ответ, если я захочу ответить… ты и правда идиот, Джеймс… мне пришлось изловить новорожденную фею и вытрясти с неё чуть ли не всю пыльцу… адрес-то я помню… Леди, пока выговаривала всё это, наступала на капитана в манере весьма настойчивой, а он пятился назад и только хлопал глазами да пытался закрыть предательский рот. В конце концов, палуба закончилась, Джеймс упёрся в фальшборт и едва не вывалился за него, а Венди шагнула к нему так неприлично близко, что пришлось отклониться, чтобы сохранить хоть какое-то расстояние. – Боже! - воскликнула она не то злобно, не то восхищённо, а потом (тут у Джеймса подкосились колени, он осел на перила, и девица смело придвинулась к нему вплотную так, что задумай капитан свести ноги, он бы обнял ими грациозные женские бёдра) взяла в руки лицо капитана и ласково пригладила его вдоль скул, – Я почти забыла, как ты красив… И она встала на пальчики, чтобы быть с Джеймсом одного роста, облокотилась одной кистью ему на грудь, другой зарылась в витые чёрные пряди, тихонько ахнула и… коснулась губами губ. – Тебе вообще приходило… в твою буйную кудрявую голову… что, может… м… м… может… я испытываю… взаимную симпатию… просто не знаю… что ты жив, Джеймс… м… может… тот джентльмен на скамье в парке… я улыбалась ему потому… что он так сильно был похож на тебя… Джеймс… Джеймс! Боже! Ну! Поцелуй уже меня, обними! Отомри! Бедный Джеймс так и стоял, разведя руки, с вытаращенными глазами и открытым ртом, пока Венди вкладывала этот маленький монолог в самые его уста, касаясь усов, любовно ласкаясь к ним. С полным ощущением того, что сбрендил, едва унимая сердце, бешено тарахтевшее в груди, капитан закрыл глаза, думая, что, возможно, когда откроет их снова – то очнётся ото сна в своей постели, и осторожно-осторожно сомкнул губы где-то у Венди на уголке улыбки. За этим последовал такой чудесный протяжный выдох, что захотелось срочно повторить эту маленькую манипуляцию. Джеймс повторил. И ещё повторил. Попробовал скромно положить руку Венди на талию, игнорируя тот факт, что леди, вообще-то, чуть ли не лежала на нём, потом обнял рукой с крюком, стараясь держать крюк подальше. Нежный и неторопливый поцелуй постепенно нырнул чуточку глубже и стал теперь похож на – настоящий поцелуй, чувственный, проникновенный, Джеймс про такие давно позабыл, даже во сне ничего подобного не видел. Похожая на нектар, на креплёное вино, на таящую в руке карамельку Венди тоже обняла капитана, прижалась сильнее, наплевав, видимо, на все приличия, и время от времени роняла прямо в этот умопомрачительный поцелуй такие сладкие нотки, что Джеймс совсем перестал соображать. – Я умер? - шёпотом спросил он. – Что?.. Ах… ха… м-м… нет, нет, Джеймс… это я, возможно, умерла, я снова в Нетландии, а ведь я почти убедила себя, что её не существует… м… м… а ты… ты… о… Джеймс… Венди вряд ли отдавала себе отчёт в том, что, чтобы не задохнуться, оторвалась от мягких и колючих губ, но начала целовать шею, целовать так, что Джеймс скулил и обнимал тонкую талию крепче. Это, разумеется, неизменно привело кое-к-чему, чему-то, что контролировать никак не представлялось возможным, к тому же, капитан был уверен, что сошёл с ума… – Ах, чёрт..! - щёки у Венди вспыхнули, губы открылись совсем широко, чтобы вдохнуть поглубже, – Чё-ё-ёрт… Об этом… я не подумала… чёрт, Джеймс, чёрт… конечно… ты же мужчина… и одинокий… о… о… чё-ё-ёрт!.. Она не отпрянула, а наоборот, прильнула к капитану сильнее и стала ритмично вжиматься в него животиком, целовать активнее. С трудом сдерживалась, чтобы прямо тут же, на палубе, не начать ласкать его руками. Женское тело отреагировало на такой поворот сюжета самым безупречным и интенсивным образом, Венди буквально загорелась изнутри. – Идём… - сбивчиво пролепетала она, – в твою каюту… И леди сама взяла капитана, на губах у которого играла немного безумная улыбка, за руку (ей попалась та, с крюком) и потянула в сторону двери, на которой красовалась золотая табличка с витиеватой гравировкой «Капитан Джез Крюк». – Никто не побеспокоит нас? - тихо спросила Венди, когда вошла, – Не то, чтобы это сильно меня волно… Но тут капитан щёлкнул засовом и леди улыбнулась: – А! О… И она снова вошла к нему в объятия. Хотела подтолкнуть к софе, которую приметила, но Джеймс мягко запротивился, сам перехватил тоненькое девичье запястье. – Сюда… - немного пьяным голосом предложил он и проводил красавицу Венди к другой двери, за которой располагалась его спальня. – О, Боже… - выдохнула Венди, увидев великолепное царское ложе с горой подушек, и возглас этот был столь полон предвкушения, что даже Джеймс никак не смог бы сомневаться в желаниях, что прямо сейчас одолевали милую леди. Она села, и капитан как-то по инерции встал перед ней на колени, чтобы не возвышаться и быть одного роста. Глядя на раскрасневшуюся аппетитную девицу, положил руку ей на бедро. – О-о-о-бо-о-о-же… - Венди затрепетала, раздвинула ножки, чтобы обнять Джеймса, притянула его к себе и снова начала целовать, на этот раз жадно, – Боже… Боже… так много всего… рассказать хотела… но… ты такой… чёрт!.. Такой..! Соблазнительный! Проворные пальчики сами отправились развязывать тесёмки на сарафане, спустили бретели, плечики оголились, и тут только Джеймс, видимо, осознал себя и ситуацию. – Что..? - встрепенулся он, перехватил оба вендиных запястья, пока она не успела совсем спустить с себя платье, и тряхнул кудрями, – Мисс… Дарлинг… это… погодите… это… это… правда Вы..? – Боже, Боже! - Венди ахнула, прогнулась, хотела освободить руки, но капитан крепко её держал, – Ой!.. Ещё сильный… красивый и – сильный… ох… ох… Джеймс… Боже… я у тебя в постели! Сама не верю… это я, да… зови на ты и по имени… Как сквозь сон, Джеймс переводил взгляд с одной щёчки на другую, рассматривал губы, которые, оказывается, только что взаправду целовал, тонул глазами в великолепном декольте, а когда заметил, что держит женские руки, испуганно отдёрнул кисть: – О… простите… я… э… я… сам не понял… – Джеймс, - Венди собралась с силами и посмотрела на него серьёзно, – Джеймс. – Я… – Да. Скажи «Венди». – Что?.. Но… – Боже. Скажи, скажи, прошу тебя. «Венди», «милая Венди». Пожалуйста… – Милая Венди… - голова у Джеймса пошла кругом, или это качка усилилась, он не уловил. – Джеймс, о, Джеймс… ты писал, что подобрал для меня много разных нежных обращений… можешь, пожалуйста, назвать меня так, как хотел..? – Н-нет… «милая Венди» – уже крайне неприемлемо… – Пожалуйста..? – Ну… я… э… – Чёрт. Ты прости меня, наверное… я, считай, вломилась к тебе, напала, не рассказала ничего… я понимаю, что ты в шоке. Я, в общем, тоже. Но я вижу, что… чёрт, чёрт! Джеймс! Мне от тебя кое-что нужно, срочно. Или я сейчас сгорю. И я вижу, что ты хочешь этого тоже. Мы позже поговорим, ладно? Чёрт! Иди ко мне, быстро… Всё развивалось столь стремительно, что Джеймс, бедняга, никак не поспевал мыслями за событиями, а если бы поспевал, то наверняка краснел бы почти так же густо, как милая Венди. Недавно ещё он писал треклятое письмо, чувствуя странную радость и вдохновение, не более получаса назад отправил экипаж в увольнительную до завтра и спокойно курил на палубе, затем был ошеломлён пощёчиной, которую единственную из всего, что случилось, он думал, он – истинно заслужил, и последовавшим за ней самым сладким и сказочным поцелуем, а теперь небесной красоты девица, не какая-то там воображаемая, а Венди Дарлинг, собственной персоной, бессовестно схватила его за ворот и повалила поверх себя на кровать. И, кажется уже расстёгивала на нём бриджи, а другой рукой пыталась стянуть с себя нижнее бельё. Наверное, никакой замкнутый мужчина, даже самый застенчивый и робкий неопытный юноша, не сумел бы оставаться таковым, когда возбуждённая леди творит такое, а пират в расцвете лет, сил и желаний – тем более. Мозг его самостоятельно решил, что ему в данном процессе не место, и быстренько отключился, успел лишь подать сигнал открутить крюк, чтобы случайно не поранить Венди, зато включились инстинкты, которые и подтолкнули Джеймса к тому, что он решительно подхватил девчонку под поясницу, прижался к ней так, что она с восторженными вздохами обняла ножками его талию, влез вместе с ней поглубже в подушки и сладострастно впился зубами ей в плечо. – О, Господи!!! - заверещала Венди и подставилась под укусы сильнее, – Господи, Господи!!! Да, да!!! О!!! Джеймс, Джеймс!!! И здесь, здесь тоже!!! Венди изогнулась, чтобы продемонстрировать капитану второе плечико, платье сползло, Джеймс, лицезрел другое лакомство и припал к нему, как изголодавшийся хищник. Тоже укусил. – О-о-о-чё-ё-ё-ёрт!!! Чёрт!!! Это… в тысячу раз лучше, чем я мечтала!!! О!!! Я мечтала, мечтала, да!!! Ты идиот, что не написал мне раньше!!! Чёрт!!! Твой коварный план сработал сам по себе!!! Чёрт!!! Всё, всё, не могу больше, мне нужно… !!! Срочно… !!! Женские руки разобрались, наконец, с бриджами, Джеймс застонал, как пьяный, когда Венди, взяв его в ладони, едва не задохнулась от нетерпения и пропела какой-то до безумия восторженный и пошлый комплимент, он сам раздвинул её ноги, сам вдавил девицу в кровать, сам стал с хриплыми стонами делать с ней то, что они оба хотели, не давая ей возможности шевелиться… Было непонятно, кто первым сорвался с края, а кто догонял, так как развязка настигла их несколько раз подряд, Джеймса в том числе. Бессильный, он рухнул на Венди, укрывая её своим мускулистым телом, практически полностью одетым, Венди что-то пискнула, попросила воздуха, вынырнула носиком откуда-то из-под плеча… пресекла на месте попытку капитана перевернуться на бок, строго приказала ему лежать и даже не думать сползать с неё, и он – повиновался. – Слушай, - сиплым голоском проговорила Венди спустя минут десять, и было слышно, что она улыбается, – Я тоже тебе кое-что расскажу. Теперь, наконец, меня как раз одолевает желание много говорить и признаваться в чувствах. Тебя, правда, скорее всего клонит в сон… ты засыпай, Джеймс. Я потом ещё раз расскажу, ты просто укажешь мне, докуда дослушал… Венди обхватила его тело в мягкое объятие, собрала руки в замочек и замурчала, чтобы капитан знал, что ей – хорошо. – История такая. Я тебя тоже люблю. То есть… ох. Не знаю, как это назвать правильно. Можно если любить человека, которого нет? Значит, люблю. Если нельзя, то тогда – испытываю глубокую симпатию и с радостью воспользуюсь возможностью влюбиться в тебя по-настоящему. Ты прав был, когда написал, что маленькому засранцу повезло стать моим избранником, он был им долго, несколько лет, жил в моём дурном сердечке, и я слепо оправдывала его, прощала и ждала. Он ни разу не прилетел. Я его поцеловала вообще-то… это было для меня значимо, леди своими первыми поцелуями не разбрасываются налево и направо… Как бы там ни было, он, очевидно, меня забыл. Засранец. Зато я сама вспомнила, что в этом сюжете присутствовал ещё один герой… взрослый мужчина… которому не чужды были чувства, эмоции и переживания… Началось всё с того, что я нашла на чердаке старую книжицу, ту, что мне мама в детстве читала. Мне как раз лет шестнадцать или семнадцать было. Там был портрет Пэна на обложке, очень похожий, будто с натуры рисовали! И… я так и села там же, посреди чердака. Пэн – сущее малое дитя! Совсем крошка! Ребёнок! Я как-то не осознавала этого, пока не увидела ту картинку… Боже. Я ведь выросла. А он – нет. Мне стало смешно, как я могла упиваться так долго по какому-то неполноценному малышу… это всё равно, что быть влюблённой в… не знаю, в плюшевого мишку. Я посмеялась сама над собой, из любопытства открыла книгу, стала листать… угадай, чей портрет ждал меня на обороте. Твой, Джеймс. Тебя изобразили чуть более молодым, чем ты был тогда, когда мы увиделись… как раз таким, чтобы покорить романтичную и авантюрную душу с первого взгляда. Красивый, мускулистый, и эти твои глаза… о. А в жизни ты ещё в тысячу раз привлекательнее! Я вспомнила, каким ты был… свободолюбивым, дерзким, храбрым, решительным… жёстким тоже был, да, и злым, но я списала всё на обстоятельства. А сейчас думаю, что, окажись я сама в ситуации, аналогичной твоей, я бы вела себя ещё хуже. Короче говоря, я… пропала. Утонула в воспоминаниях о тебе. Сначала скорбела, потом снискала какое-то удивительное вдохновение, радость оттого, что вообще знала человека такого, как ты… Ты мне снился. Много. Я взрослела. Сны мои… ну… они взрослели тоже. Я искала тебя в прохожих, ждала, что, может, встречу однажды кого-то, кто мог бы хоть отдалённо напоминать… Но дерзких храбрецов среди английских зевак не сыщешь. Тот джентльмен, кстати, которого ты видел и назвал достойным, – мой родной брат. Ты должен помнить его, такой он был, зануда в очках… таким же и остался. Никакой он не достойный. Он трусишка и подлиза. А вот джентльмен в парке, похожий как два капли воды на капитана Крюка… он… вот он заинтересовал меня, да… конечно, я тебя сразу заметила, конечно улыбнулась! Конечно, запланировала обратную дорогу так, чтобы пройтись через Бедфорд-сквер, а когда снова увидела там тебя, посчитала, что сама судьба на моей стороне! Виляла для тебя бёдрами изо всех сил! Ха! Ты не подошёл ко мне, теперь мне известно – почему, но тогда я решила, что ты, возможно, женат или помолвлен, ты руки в карманах спрятал, я не разглядела кольца. Я несколько месяцев ещё бродила, как дурочка, на прогулки в сквер, рассчитывала увидеть тебя. А потом ты мне написал. И не соизволил выслать пыльцы! Ты..! Я прилетела бы намного раньше… ты… Джеймс, ты спишь уже, наверное… о, боже, ты спишь лёжа на мне верхом, и я только что принадлежала тебе всецело… о… я такая счастливая… когда ты проснёшься, я снова тебе отдамся… буду твоя… – Я не сплю, - прошептал Джеймс и Венди ойкнула от неожиданности, а потом захихикала, – Я всё выслушал, внимательно слушал. Я умер точно, этого всего не может быть, того что Вы… ты… ты рассказала… Не может быть. Э-эм… Венди..? – М? - объятие распустилось, и нежные коготки отправились почёсывать и приглаживать дикую пиратскую шевелюру. – М-м… м… м… ты позволишь мне продолжить пока называть тебя на «Вы»..? Я готов к «Венди», насчёт «милой» и «дорогой» пока не уверен, хотя сейчас, пожалуй, могу сообщить, что мечтаю звать Вас «сладкой», «нежной», «красавицей», «ласточкой», «солнечным лучиком», «золотой ноткой»… я выяснил, что я, оказывается, романтик, к слову… но… на «ты»… мне так… как-то… ну… – Некомфортно? Слишком… близко? Резко? – Да, пожалуй… Уже догадываясь, что мисс золотая нотка не отпустит его перевернуться на бок, капитан запустил руки вокруг её стройного тела и лёг на спину, стиснув девицу так, что она оказалась удобно устроенной у него на груди. Венди снова захихикала. – А ты позволишь мне дальше на «ты»? Куда подевались мои манеры, я не знаю!.. Всё сны, Джеймс. Я так часто видела тебя во сне, и ты всегда был Джеймс, и на «ты», и ещё много чего… близкого… что я, как будто, привыкла. Мне следовало бы говорить «Вы» и «капитан»… Может, я буду… – Нет, нет! - перебил её Джеймс и активно замотал головой, – На «ты» восхитительно! По имени… сказочно… Вы сказочная… – Сказочная… ха-х!.. Свободно ещё местечко сказительницы на этом судне? Я бы… погостила… или… осталась… – Венди… о, Венди. Венди, Венди. О подобном я и мечтать не мог. На этом судне свободно место дамы моего сердца… то есть, оно уже занято – Вами, но, да, можно занять его и фактически тоже… Место той, кому будут предназначены все мои сокровища, кому я подарю путешествия в любые самые красивые уголки земного шара по воде или по воздуху, кого одену в лучшие наряды, кого буду потчевать изысканнейшей едой… кого окружу заботой… ну, а место сказительницы можно занять по желанию, это необязательно… Как можно было говорить все эти трогательные слова и, одновременно, лежать со спущенными штанами, Венди не знала, но ей очень нравилось. Она приподнялась, принялась расстёгивать пуговицы на жилете под камзолом, развязывать шнуровку блузы. – А место той, кого капитан Крюк будет целовать денно и нощно занять можно? – Можно… Венди… – Прямо сейчас? – Да… пока не усну… – А кого капитан не отпустит с этого самого ложа, стиснет в объятиях и будет крепко держать до утра? – Тоже… – И кого утром разбудит чем-то… близким..? – Дьявол. Это можно сейчас. И всю ночь. И утром. – О-о-о-о, Джеймс… да, да, пожалуйста… чёрт... я согласна, меня устраивает… – Я передумал. Буду звать на «ты». Хочу любить тебя на «ты» и делать с тобой такое, чтобы ты никогда в жизни не пожалела о том, что прилетела ко мне. – Ах..! Всю ночь..? И утром? – Всю жизнь. И дольше.