О перевязках и теплых касаниях

— Больно? — Еще бы, ты меня как будто кислотой там хуячишь. Ай, блять! Свет в замызганной ванной комнате дешевого номера был никудышным. Слабая лампочка едва помогала разобрать, где начинались края свежей раны на выступающих ребрах. Стрелок, на удачу Шастуна, меткостью не отличался, и пуля лишь оцарапала кожу, не добравшись до внутренних органов. Правда, любимый костюм был похерен. Арсений методично обрабатывал поврежденный участок, пристально всматривался в результаты своей работы, а затем снова едва касался ребер пропитанной йодом ваткой, на что Шастун каждый раз отзывался ворчливой руганью. — Ты не представляешь, с какими серьезными травмами я сталкивался. Твоя милипиздрическая царапина не стоит такого страдальческого воя, — Арсений снова надавил на рану, но тут же убрал руку. — Ну правда, Шаст, ты если так дергаться будешь, я тебе еще больнее сделаю! Потерпи уж. Совсем чуть-чуть. Антон стиснул зубы. Опираться на шатающуюся раковину было неудобно, локти то и дело съезжали с узких бортиков керамики, из-за этого совсем уж не двигаться не получалось, но Арсения злить не хотелось. Тем более, когда тот возился с его “милипиздрической царапиной” и в любой момент мог ткнуть йодную ватку в самое болючее место. В зеркале отражалась темная макушка, вертящаяся у Шастуна где-то под боком. Всегда безупречно уложенные волосы подрастрепались, а одна спутанная прядка выбивалась особенно назойливо. Захотелось пригладить. — Арс, ну хоть подуй там, что-ли, щиплет адски. — Дурачина, нельзя дуть. Инфекция будет. Шастун спорить не стал. Снова поежился в неудобной скрюченной позе и закрыл глаза. С Арсением вообще бесполезно было спорить. Он ведь либо правильностью своей вывозил всегда, умными фактами и доводами, либо такое лицо мог состроить, что Антон себя ощущал самым глупым на свете оппонентом. С самым дебильным мнением, к тому же. Но от этого говорить с Поповым меньше почему-то не хотелось. — Зашить я тебя сейчас не смогу, но до утра ты и так дотянешь. Рану обработали, теперь забинтуем, — Арсений устало вздохнул, принявшись распаковывать марлю. Шастун резко выпрямился и тут же пожалел, когда в боку неприятно заныло. — Ты же сказал царапина, какое “зашить”? — Нет, не хочешь — не надо. Тебе же дырок в теле мало. Это уже не первый раз, когда ты несешься куда глаза глядят и получаешь травмы, — Арсений сосредоточенно обматывал торс Антона бинтом, смотря при этом куда-то сквозь, словно происходящее вокруг вообще не имело к нему отношения. — Я преступника преследовал. — Подозреваемого. — Подозреваемые часто в тебя стреляют? — Нет. Обычно стреляют в тебя, и вот ты снова у меня на лечении. Всегда возвращаешься с какими-нибудь “трофеями”. Арсений, бормоча что-то себе под нос (Антон слышал только отдельные слова: “…и вот он опять в больнице”, “.. и снова на больничной койке”) наконец закончил перевязку, убрал руки и тут же оперся ими на край ванны. Стало вдруг прохладно, во всех смыслах. — Я тут подумал… — спустя некоторое время молчания, Арсений заговорил с Антоном совершенно иным тоном, тихим, ему несвойственным. — Мне не нравится вот так тебя лечить. — Ты это о чем? Шастун растерянно поднял взгляд и встретился со взглядом Попова. Тот смотрел на него очень внимательно. Потом перевел глаза на стену и наморщился. "Противно ему, что-ли?" — подумал Антон, чувствуя себя все неуютнее и неуютнее. Но Арсений продолжил. — Не хочу, чтобы однажды ты оказался у меня на столе. Не хочу пули из тебя вынимать, не хочу раны описывать, — он сделал паузу, словно пытался подобрать слова. — Не хочу, чтобы ты умер. Вечно ты куда-то лезешь и ни о ком нихрена не думаешь, козел. Антон не понял, шутил он или говорил серьезно. Ну вид, по крайней мере, у него был такой, что не до шуток. — Арс… Работа у нас такая, забыл что ли? Я же не могу лапки сложить и ничего не делать, когда какая-то хуйня творится. Ну да, не без увечий иногда, каюсь. Так я думал, что в этом вопросе на тебя полностью полагаюсь. И снова это лицо. И взгляд этот, от которого скукожиться хочется до размеров жалкой молекулы и исчезнуть. Попадаешься под него и уже все, больше не боец и не мачо, а… — Дурачина ты, Шастун, вот реально дурачина, — Арсений быстро распрямился и дернулся в сторону выхода, но Антон перехватил того за предплечье, не давая уйти. — Да, и козел вдобавок, — Арсений только нахмурил брови, хоть вырваться и не пытался. — Ну согласись, уж лучше мне под пули, чем тебе. Из меня доктор никакой, а ты специалист. С тобой не пропаду. — А ты, видимо, мою квалификацию проверяешь. — Я, видимо, доверяю тебе свою жизнь. — Тогда не лишись ее по-тупому, чтоб было, что доверять. Рука невольно скользнула с предплечья к ладони. Антон уже думал одернуть ее, но в ответ руку сжали немного сильнее. Взволнованно как-то. Но со всей нежностью. Пульсирующая боль в боку как будто на мгновение утихла. Стало тепло.