Эхо прошлого

Холодный ветер дует прямо в лицо и треплет светлые пряди, пока Цзин Юань замирает на миг и чувствует, как сердце невольно пропускает пару ударов. Он успел как раз вовремя. Старейшина видьядхар принимает истинный облик, пока полные ненависти речи Блэйда заглушают завывания ветра. Воссоединение старых друзей проходит просто невероятно. Дань Хэн — так он называет себя теперь, пытаясь сбежать от своего прошлого — выглядит все так же, как и много лет назад, когда Цзин Юань видел его в последний раз. Величественно и прекрасно. Инсин же, напротив, поменялся слишком сильно — он совсем не похож на себя прежнего, в алых, будто свежая кровь, глазах Блэйда, плещется ярость и не сдерживаемое безумие, а чернильные волосы путаются на ветру. Но Цзин Юань все равно задерживает взгляд на давно знакомом лице, пытаясь найти в нем хоть что-то родное, хоть что-то кроме жажды мести. Безрезультатно. Когда Дань Хэн начинает говорить, даже призрачные отголоски надежды в сердце Цзин Юаня бесследно исчезают. Он не Дань Фэн. Он не помнит ничего из своей прошлой жизни, и не хочет помнить. А Цзин Юань все равно тонет в ясных глазах бирюзового цвета, пытаясь разглядеть в них того, кого он так любил. В этих глазах он находит лишь мальчишку, который пытается стереть свое прошлое и начать жизнь заново — его глаза загораются, когда он видит своих друзей со Звездного Экспресса. Когда-то эти глаза так же светились при виде Цзин Юаня и Инсина. На душе у генерала едва ощутимо теплеет, хотя осознание того, что этот взгляд больше не для него — саднит где-то в сердце и разливается ядом по венам. Цзин Юань не замечает, в какой момент Кафка и Блэйд покидают его поле зрения, но сейчас его это не волнует — Охотники за Стеллароном преследуют свои цели, которые пока что не угрожают безопасности Сяньчжоу. В данный момент генерала волнует лишь одно — Дань Хэн едва слышно смеется, пока разговаривает с членами экипажа, и этот смех эхом отдается в ушах Цзин Юаня. *** Дань Фэн всегда смеется тихо, очень сдержанно и непринужденно, и его смех Цзин Юаню кажется самым красивым во всей Вселенной. Он засчитывает себе за маленькую победу то, что смог успешно рассмешить всегда серьезного и холодного Пожирателя Лун, и не сдерживает нежной улыбки при взгляде на ближайшего друга. Сидящий рядом Инсин лишь раздраженно фыркает и закатывает глаза, продолжая затачивать свой клинок. — Не так уж это и смешно, — бросает он, не отрываясь от своего занятия. Иногда Цзин Юаню кажется, что Инсин его ненавидит — и от этого любить его хочется еще сильнее. — Оставь уже в покое свой меч, хватит ворчать, пообщайся со своими друзьями, — усмехается Цзин Юань, внимательно наблюдая за реакцией друга. Рука Инсина замирает на мгновение над лезвием клинка, он откладывает точильный камень в сторону и поднимает взгляд на друзей. Цзин Юань видит, как его взгляд на пару секунд задерживается на нефритовом лице Старейшины видьядхар, становясь непривычно мягким и нежным — когда Инсин наконец обращает внимание на Цзин Юаня, в алых омутах его глаз до сих пор переливаются остатки тепла, обращенного к другому человеку. И Цзин Юань улыбается ему, игнорируя колкую ревность в сердце. Цзин Юань полностью уверен, что Инсин любит Дань Фэна так же, как и он сам. Цзин Юань совсем не уверен, но ему кажется, что он любит Инсина так же сильно, как и Пожирателя Лун. А еще Цзин Юань подозревает, что Старейшина видьядхар абсолютно не догадывается о чувствах своих ближайших друзей. Они сидят в резиденции Пожирателя Лун до самой ночи, и даже вечно угрюмый Инсин вливается в размеренную беседу — возможно, так на него действует бокал терпкого вина, но в его глазах даже блестят непривычные огоньки озорства, когда он подшучивает над Цзин Юанем и легонько хлопает его по плечу. Инсин никогда не был тактильным и разговорчивым, но от такого Инсина у Цзин Юаня еще сильнее замирает сердце. Никому из них совершенно не хочется прерывать этот расслабленный и уютный разговор, а уж тем более идти по пустым улицам ночного Лофу по своим домам — проницательный Дань Фэн великодушно предлагает друзьям остаться у него в резиденции, и они принимают его предложение. Когда первый сосуд вина подходит к концу, Дань Фэн поднимается и, как учтивый хозяин, собирается принести друзьям еще один — в этот момент он чувствует крепкую хватку чужой мозолистой руки на своем запястье. Инсин смотрит на него исподлобья и хитро улыбается, не произнося ни слова, а Цзин Юань пытается понять причины такого поведения друга. В полумраке комнаты он может разглядеть слегка зардевшиеся щеки Инсина, и слишком опрометчиво думает, что это все из-за вина — в следующее мгновение Инсин дергает Дань Фэна, притягивая к себе, и неловко впивается в его губы своими. От такого поворота событий у Цзин Юаня глаза на лоб лезут, а в горле тут же застревает ком. Он знал, что Инсин любит Дань Фэна. Он не надеялся на взаимность ни от одного из них. Но ему все еще больно. — Я, пожалуй, пойду… — Цзин Юань встает, собираясь как можно скорее уйти отсюда. Ему неловко, странно и неприятно, но повалившийся на Инсина Дань Фэн удивленно оборачивается, и в его глазах как будто бы виднеется разочарование. — Никуда ты не пойдешь, — отрезает Инсин, поднимаясь вслед за Цзин Юанем. Они примерно одного роста, но сейчас Цзин Юаню кажется, что Инсина слишком много — в его глазах огонь и кровь, он смотрит пристально, его взгляд не терпит неповиновения — и Цзин Юаню на зло ему хочется сопротивляться. Он скалится, готовясь защищаться — чего вообще Инсин от него хочет? чтобы он смотрел как оба его возлюбленных любят не его? — а Инсин резко хватает его за подбородок, сжимает почти до боли и смотрит-смотрит-смотрит, будто сомневаясь, что делать дальше, а потом впивается в губы напротив. Цзин Юань от шока, кажется, теряет связь с реальностью и не может пошевелиться. В голове ураганом кружатся мысли, и сердце бьется об ребра так, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Он чувствует, как Инсин настойчиво кусает его губы, а чужая рука путается в его собственных волосах и грубо сжимает, оттягивая назад — Цзин Юань хочет из вредности посопротивляться еще немного, но ему так горячо, что он просто не может не разлепить губы, впуская чужой язык в свой рот. Инсин целует его настойчиво и страстно, словно пытается сожрать, словно он слишком долго скрывал свои чувства, а сейчас наконец сорвался с поводка. Цзин Юань старается не забывать дышать, но голова все равно кружится от этого жаркого урагана, захлестнувшего его с головой — Инсин все никак не успокоится, продолжает крепко сжимать Цзин Юаня в железной хватке почти болезненных объятий и кусает чужие губы. Он выпускает друга — очень близкого друга — из плена рук, только когда подошедший к ним Дань Фэн осторожно заправляет выбившуюся серую прядь ему за ухо. Шпилька Инсина съехала набекрень, и выглядит он сейчас до жути комично — и настолько же обжигающе горячо. — Ты так его задушишь, — бесстрастно замечает Дань Фэн, переводя взгляд на Цзин Юаня. — Я тоже хочу попробовать. Цзин Юань не успевает осознать смысл сказанных другом слов, как его губы снова накрывают чужие — мягкие и осторожные, ласковые, они будто зализывают оставленные Инсином раны и остужают пыл разгоряченного сердца. Дань Фэн быстро отстраняется, и в лунном свете, льющемся из окна, Цзин Юань замечает слегка покрасневшие скулы и невиданный раньше блеск в ясных глазах Старейшины. — Ты никуда не пойдешь, — тяжело дыша, повторяет Инсин. — Я люблю тебя. Он тоже любит тебя, — кивает он на Дань Фэна, и у того розовеют даже заостренные уши. — А ты любишь нас, я прав? Цзин Юань не знает, на ком ему задержать свой взгляд, он смотрит то на одного друга, то на другого, и его бросает то в жар, то в холод от переизбытка эмоций и осознания, что счастье — вот оно, совсем близко, он может дотянуться до него рукой и коснуться нефритовой кожи Дань Фэна или серебристых локонов Инсина. — Как будто ты сомневаешься во мне, — тянет Цзин Юань, расплываясь в лукавой ухмылке, и обнимает двух самых дорогих в его жизни людей. Двух своих ближайших друзей, которые украли его сердце навсегда. И в груди у него медом разливается тепло, и яд, отравляющий душу долгие годы, исчезает так быстро, будто ничего и не было — и Цзин Юань знает, что именно так ощущается счастье. *** Смех Дань Хэна стихает, и эхо прошлого растворяется в воздухе так же быстро, как появилось — в груди болезненно щемят отголоски счастья, и Цзин Юань мягко улыбается, смотря в такие знакомые и такие чужие ясно-бирюзовые глаза Старейшины. Несмотря ни на что Дань Хэн соглашается помочь Сяньчжоу — лишь бы откреститься от старых грехов и освободиться от бремени. Цзин Юаню хочется думать, что где-то глубоко внутри Пожиратель Лун все еще считает Альянс своим домом — все еще считает генерала своим другом, которому невозможно отказать в просьбе. Они сражаются бок о бок, как много лет назад — только вместо ворчливых замечаний Инсина до Цзин Юаня доносится звонкий смех Март и поучительные наставления господина Янга — и Дань Хэн с каждым взмахом Пронзателя Облаков будто бы вспоминает что-то. На его лице практически невозможно различить эмоции, и лишь сведенные на переносице брови и тяжелый взгляд отражают смутное недовольство и желание как можно скорее покончить со всем — Цзин Юань повторяет себе в сотый раз, как мантру: он не хочет помнить. Он не Дань Фэн. Но почему тогда все его изящные, мастерски отточенные движения точь в точь похожи на движения Дань Фэна, поглощенного битвой? Почему тогда Дань Хэн хмурится и слегка закусывает губу точно так же, как это делал Дань Фэн? Почему он точно так же перехватывает копье поудобнее и решительно рвется в бой ради защиты Сяньчжоу? Дань Хэн возвращает силы Старейшины видьядхар, по крупицам собирает почти стертые воспоминания, и Цзин Юаню кажется, что в его ясном взгляде на мгновение что-то меняется — в бирюзовом мареве мелькают осознание, боль, сожаление. Дань Хэн долго и пристально всматривается в лицо генерала, словно та любовь все еще где-то глубоко внутри, на самом дне бескрайнего океана, но потом хмурит брови сильнее и отворачивается, отражая очередной удар пораженного Марой рыцаря. Цзин Юань мягко улыбается, и боль, ноющая и вяжущая, привычно разливается в груди — это лишь фантомная боль от давно заживших шрамов, убеждает себя он, и эта боль приносит своеобразное спокойствие и умиротворение. Цзин Юань все еще любит, все еще чувствует — он знает, что несмотря ни на что будет любить всегда. *** Цзин Юань вертит в руках только что подаренную Инсином глефу — остро заточенное лезвие переливается на солнце, изрезанное узорами древко приятной тяжестью лежит в руке. Это оружие — воплощение смертоносного исскуства, красивое и опасное, идеальное для Цзин Юаня. Ведь Инсин слишком хорошо знает его. Дань Фэн рядом так же пристально рассматривает новое копье — Пронзатель Облаков отливает изумрудным блеском, такой же изящный и утонченный, как и его новоиспеченный хозяин. Дань Фэн пару раз перекидывает копье из одной руки в другую — прикидывает вес — и его ясные глаза блестят интересом, а на вечно равнодушном лице в кои-то веки можно разглядеть радость. Инсин наблюдает за реакцией друзей, привычно хмуря брови, и старается не показывать своего волнения — оценят ли они его подарки? Он ведь столько времени и сил потратил на создание этого идеального оружия, которое могло бы помочь его любимым во время жестоких сражений. Это не просто оружие — это две частички души Инсина, которые он без раздумий вверяет своим возлюбленным. Цзин Юань хитро улыбается, замечая легкий румянец на чужих скулах, и подходит к Инсину со спины, горячо выдыхая прямо тому в ухо: — Это оружие прекрасно так же, как и мастер, создавший его. Инсин дергается и резко отшатывается от неожиданности, а Цзин Юань лишь тихонько посмеивается и подмигивает ему. — Не хотите устроить спарринг, чтобы опробовать подарки? — кашляет Инсин, пытаясь скрыть накатившее смущение. — Хорошая идея, — замечает Дань Фэн, наконец отвлекаясь от новой игрушки. — Спасибо. Он подходит к Инсину с другой стороны и нежно целует его в щеку с таким невозмутимым лицом, будто все это — в порядке вещей. Но как бы много страсти и любви ни было в Инсине, к такому он будет привыкать еще долго — всем троим порой кажется, что все происходящее между ними просто слишком хорошо, чтобы быть правдой. Как будто лишнее движение может спугнуть это счастье, словно пугливую свинку-копилку, и весь их идеальный мир разобьется вдребезги. Но этого не происходит. И с каждым легким касанием, с каждым поцелуем и с каждым нежным взглядом они становятся смелее. Ведь к счастью так легко привыкнуть. *** Когда Фантилия являет свою истинную форму, Цзин Юаню не остается ничего, кроме как броситься в бой, собрав все оставшиеся силы. За его спиной Старейшина видьядхар, экипаж Звездного Экспресса и весь Альянс Сяньчжоу. Он не проиграет. У него нет права проиграть. Цзин Юань подает сигнал Дань Фэну, и чувствует, как его поглощает Разрушение, а перед глазами разливается лишь тьма… *** Грязная, покрытая запекшейся кровью глефа лежит в руке неподъемным грузом; у Цзин Юаня болит каждая мышца в теле, кружится голова и, кажется, сломана пара ребер. Он продолжает идти вперед, с трудом переставляя ноги. Ведь там, впереди — Дань Фэн, на коленях которого истекает кровью Инсин. Капли дождя хлещут прямо в лицо, холодный ветер путает и без того растрепанные светлые волосы, но Цзин Юань не обращает на это ни малейшего внимания, как и на пронизывающую все тело боль. Он должен быть там. Он должен хотя бы попрощаться. Никто из них даже подумать не мог, что все случится так быстро и неожиданно — а может они просто не хотели думать об этом. И Цзин Юаня проедает изнутри чувство вины за то, что допустил произошедшее, не предусмотрел всего и решил поверить в безмятежность идиллии. Он падает на колени рядом с Дань Фэном, и с ужасом смотрит на окровавленное тело Инсина. Глаза цепляются за ставшие бордовыми волосы и заколку, валяющуюся неподалеку. Брови Инсина привычно сведены к переносице, глаза плотно закрыты, а изо рта маленькой струйкой тянется кровь. Его грудная клетка разорвана изнутри, он истекает кровью, и наконец Цзин Юань полностью осознает — с такими ранами не живут. На глаза наворачиваются слезы, и он даже не думает их сдерживать — тянется рукой к хмурому лицу Инсина, осторожно касается закрытых глаз, проводит пальцами вдоль скулы и спускается к окровавленным губам. Инсин не должен умирать. Цзин Юань переводит взгляд на Дань Фэна, надеясь найти в нем хоть какую-то опору и поддержку — и сталкивается с абсолютно пустыми глазами цвета водной глади, в которых отражается лишь отчаяние. У Цзин Юаня внутри все падает, когда Дань Фэн поворачивается к нему и плачет. Верховный Старейшина видьядхар, Пожиратель Лун, на лице которого редко можно увидеть эмоции, захлебывается слезами и кричит от боли. Наверное, Цзин Юань со стороны выглядит примерно также. — Я могу спасти его, — едва слышно шепчет Дань Фэн, склоняясь к почти бездыханному Инсину и утыкаясь в его грудь. — Я должен спасти его. В голосе Дань Фэна сейчас лишь ледяная решимость вперемешку с отчаянием. Он выпрямляется и вновь смотрит на Цзин Юаня — у генерала Лофу замирает сердце, и он ждет, затаив дыхание, когда Дань Фэн продолжит. — Я отдам ему свое сердце, — безапелляционно бросает Дань Фэн, будто бы отдать свое сердце другому человеку в прямом смысле это обыденное дело для видьядхар. — Что? — Цзин Юань смаргивает влагу с ресниц и не верит в то, что слышит. — Я отдам ему свое сердце, — уверенно повторяет Дань Фэн, — сердце Старейшины видьядхар. И теперь до Цзин Юаня доходит. И от этого его бросает в дрожь. Дань Фэн собирается совершить непростительный грех. Никто из них не знает, чем может закончиться подобная попытка спасти любимого человека — но одно Цзин Юань знает точно: за такое Дань Фэна казнят. А этого он допустить не может. — Ты сошел с ума?! — Цзин Юань хватает Дань Фэна за руку и с силой тянет на себя. — Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь, Дань Фэн? Но в лазурных глазах теперь совсем не видно света — лишь стальная решимость и уверенность в своей правоте. — Я должен спасти его, А-Юань. Я не дам ему умереть. — А я не дам умереть тебе! За это тебя точно казнят! — почти кричит Цзин Юань, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Он ничего не может сделать — ни помочь Инсину самостоятельно, ни убедить Дань Фэна не совершать задуманного. Ведь он сам готов отдать свою жизнь за Инсина. И за самого Дань Фэна тоже. Но у Цзин Юаня холодеет в груди от одной только мысли, что в один миг он может потерять их обоих. Может потерять абсолютно все. И он не уверен, что сможет справиться. Последнее, что он видит — как Дань Фэн вынимает духовное ядро Старейшины из собственной груди, и воздух пронзает его крик боли. *** Когда Цзин Юань открывает глаза, он видит перед собой такое знакомое и такое родное лицо Дань Фэна — лишь через несколько бесконечно долгих мгновений приходит осознание, что на руках его держит совсем не тот, кому он отдал свою душу. — Вы в порядке, генерал? — голос Дань Хэна звучит эхом прошлого в голове, и Цзинь Юань вымученно улыбается. — Кажется, мы все еще способны действовать сообща, — выдавливает он, поднимаясь на ноги. Они действительно смогли победить Фантилию — пусть и не уничтожили эманатора Разрушения полностью, им хотя бы удалось выиграть время. Цзин Юань смотрит, как Дань Хэна окружают его друзья со Звездного Экспресса: неутомимая Март снова безостановочно щебечет и пытается кого-нибудь сфотографировать, Стелла хлопает Дань Хэна по плечу в знак поддержки, и все они неторопливо направляются домой после тяжелой битвы. Цзин Юань смотрит, как Дань Хэн уходит все дальше и дальше, растворяясь в густом тумане вместе с воспоминаниями о давно минувшем счастье. — Может, мы встретимся вновь, — выдыхает он с улыбкой, чувствуя, как слезы медленно скатываются по щекам. *** — Ну что, ты доволен, Блэйди? — тянет Кафка, нетерпеливо постукивая ноготками по рукоятке катаны. — С твоим Дань Хэном все в порядке, с генералом Лофу — тоже, так что, может, уже уберемся отсюда? — При чем здесь вообще этот генерал? — хмыкает Блэйд, наконец поворачиваясь к Кафке. — Ох, Блэйди, не думай, что я слепая — хихикает Кафка. — У тебя на лице написано, что… — Нет, — отрезает Блэйд, — ничего там не написано. Пойдем уже, Элио ждет. Он хмурится и быстро уходит, не желая продолжать этот разговор. Кафке совсем не обязательно знать про него абсолютно все. В последний момент Блэйд оборачивается, цепляясь взглядом за далекую фигуру Цзин Юаня, и в груди вновь ноют старые шрамы. «Может, мы встретимся вновь» — думает он.