Театр Теней

— Сашенька. Сашу передёргивает от этого тона. Тихого, почти шипящего и притворно ласкового. Он оборачивается резко, куда резче, чем рассчитывал, от чего болящая всю прошлую неделю спина отдаётся неприятной резью. Ярик в свете на полную шпарящих софитов кажется какой-то потусторонней тенью. Края размываются, стираются, различить можно лишь тонкий худощавый силуэт в высоком цилиндре. И красные овальные очки, что под удачным ракурсом и преломлением света пылают алым как два демонических глаза. Софиты, так и не выключенные после съёмки, работают на полную мощность, они жарят так, что лицу почти горячо. Но кажется, будто этот жар исходит от самого Ярика, дополняет весь его потусторонний образ. — Тебе уже говорили, что ты похож на обдолбавшегося сутенёра в этом прикиде? Саша жмурится от слепящего света, прикрывая глаза ладонью на манер козырька. Наверное, у Ярика в глазах на секунду проскакивает растерянность. За очками и софитами не видно, но Саша уже давно прекрасно научился отличать Яриковы эмоции лишь по языку тела. Тот замирает на мгновение, как будто в нерешительности: Саша явно действует не по сценарию, давно сложившемуся в этой неугомонной голове. Однако умения действовать по ситуации ему не занимать. Хотя, что уж говорить, всё происходящее сейчас импровизацией явно не является, уж Саша-то знает. Успевает проникнуться. Еще в тот момент, когда дома лениво собирается на фотосет. Очередной, в принципе, ничем не выделяющийся — у них таких за год десятки. Этот вроде бы к «Театру Теней». Когда он там должен быть? В сентябре? Саша даже этого толком не помнит. Поэтому звонок телефона и высветившееся на экране многообещающее «Баярунас» воспринимается настороженно. — Саш, срочно, некогда объяснять, — Ярик как обычно начинает сходу. Ни тебе «привет», ни «как дела», ни банально поинтересоваться, не занят ли Саша. — Перед выходом в душ сходи! Саша в этот момент совершенно не фигурально подвисает. — Баярунас, я, конечно, всё понимаю… Но вот сейчас не понимаю вообще ни хрена. Ты вообще о чем? — зажав телефон между ухом и плечом, Саша педантично складывает в рюкзак шмотки для фотосета. Кожанка — по улице в ней идти всё равно жарко. Ярик на том конце чем-то шуршит. Потом что-то громко звякает, раздается отдалённый бубнящий мужской голос. Кажется, тот уже на месте, на площадке для фотосета, и явно успел либо что-то сломать, либо влезть со своими идеями, как всё улучшить, и кого-то выбесить. — О том! — многозначительно отрезает Ярик, и всё становится так охренительно понятно, что Саша с трудом сдерживается, чтобы не закатить глаза. Ярик бы всё равно не увидел. Но тот, слава богу, всё-таки поясняет: — Ну Саш, не тупи, я трахаться хочу! Поедем потом ко мне. Саша, вжикнув молнией на рюкзаке, перехватывает телефон ладонью и трет лоб. Он не уверен, что Яриковы порывы сейчас разделяет, желание поспать после выматывающей съёмки в нём, скорее всего, ожидаемо перевесит. Впрочем, он благосклонно решает заранее не спорить. — Ну так у тебя и схожу, — это кажется логичным. Здравым, как минимум. — Некогда будет. Саш, тебе сложно, что ли? Так нужно, я тебе честное слово даю, не пожалеешь. Ярик скидывает раньше, чем Саша успевает что-то ответить или возмутиться. Всё это, конечно, просто замечательно. «У меня тут засвербело внезапно, как у пубертатного подростка, так что ты, Саш, приезжай срочно, на всё согласный и готовый. И зад разработать не забудь, чтоб мне не запариваться». Звучит это примерно так, и Саша, скажем, трёхлетней давности на подобное бы точно выбесился. Но сейчас… Отпустило, постарел совсем? Или просто привык? Он ворчит скорее по привычке, бросает взгляд на часы на дальней стене комнаты, а потом сдергивает со спинки кровати полотенце и скрывается в ванной. Получасом позже, закидывая на плечо рюкзак и прощупывая поясную сумку на предмет ключей от машины, он вспоминает, что забыл в нижнем ящике тумбочки новую пачку презервативов и не так давно распечатанный тюбик смазки. Потом, правда, мстительно решает, что это, собственно, Ярику тут неймётся, и ещё больше ради него утруждаться Саша точно не станет. Еще чего, ботинки расшнуровывать, в комнату тащиться и около тумбочки корячиться в поисках. Обойдётся. В конце концов, о таких вещах в данном случае пусть сам и беспокоится. Собственно, теперь же вся картинка складывается в единое целое. Похоже, Ярик всё действительно просчитал, приехав к месту съёмки гораздо раньше Саши, оценив масштаб декорации и явно успев накрутить в своём воображении невесть что. Хотя не согласиться невозможно — эти странные решётки действительно вполне способны натолкнуть на определённые мысли. — Мне говорили, что я похож на очень горячего аристократа, заключившего сделку с дьяволом, — отвечая на Сашин выпад, Ярик облизывает губы, усмехается и делает шаг ближе. Саша тоже делает шаг, но назад, отступает и спиной упирается в те самые решётки, с которыми ещё десять минут назад обнимался и на которых висел ради крутого кадра. Вернее, это, скорее, куски сетки, металлические прутья тонкие, ячейки между ними мелкие и частые. Эти сетки натянули специально для съёмок в металлические рамы метра три на три. Для создания панк-антуража, очевидно. Ощущая же теперь эту сетку спиной, даже сквозь кожанку, и под пальцами, Саша от чего-то панком себя не чувствует. Скорее, пойманной в эту самую клетку птицей. А ещё упорно отрицает зарождающиеся в голове мысли, что ситуация на самом деле довольно пикантная. И Ярик в свете этих слепяще белых софитов выглядит весьма… — Баярунас, я не знаю, что ты там себе удумал, — он сглатывает, пытаясь сохранить трезвость ума и не поддаваться на откровенные провокации. — Но мы в студии, тут до хрена народу! Успокойся, снимай всё это и поехали домой. Как ты там хотел… Ярик его упорно игнорирует. Он склоняет голову, будто осматривая себя с ног до головы, после чего показушно отряхивает рукав бархатного фрака. Того самого, что он пару лет назад купил где-то за баснословные деньги, а потом долго ныл Саше и всем окружающим, что не понимает, куда и с чем его носить. Сейчас он смотрится потрясающе в тему. — Знаешь, чего мне не хватает? Трости! Было бы очень круто. Стильно, устрашающе. Ярик вскидывает вверх палец. Потом этим же пальцем сдвигает чуть выше шляпу, упираясь в полы. Потом делает ещё шаг вперёд, неотрывно глядя на Сашу. — Яр. Заканчивай. На этот раз это звучит реально жёстко. — Но мы же здесь одни! Ты что, людей видишь? — Ярик непритворно округляет глаза. И до Саши наконец доходит. Комната действительно пуста. Свет горит, и на дальней стене всё так же шумит и крутится вентилятор, призванный, если нужно, напустить дыму или красиво всколыхнуть полы одежды. Но вокруг нет ни души. А входная дверь, там, позади сеток, закрыта, и в небольшом стеклянном проёме сверху виднеется лишь голая стена, очевидно, тоже пустого коридора. Ничего не понимая, Саша снова оборачивается на Ярика, но момент безвозвратно упущен. Ярик уже непозволительно близко. Он его буквально к сетке припирает, дышит горячо в губы и тут же сбивчиво бормочет. — Пиздец какой ты красивый. Тебе смоки надо чаще рисовать, капец как заводит! Я, как только приехал, сразу понял, что охрененно получится. Я же не просто так звонил, ну знал же, что сорвёт. Пожалуйста, Саш, можно мы…? — Яр, ты ебнулся! А если зайдёт кто? Я, знаешь, эксгибиционизмом не страдаю, спасибо, так что иди-ка ты в задницу с такими идеями. — Никто не зайдёт, я всё решил, — голос Ярика на секунду становится жестче и увереннее. Таким, каким он бывает, когда Ярик говорит о вещах, касающихся работы. Он звучит почти властно. И от этого тона у Саши ожидаемо слабеют коленки. Он всё решил. Договорился. На грёбаной студии. Чтобы они с Сашей могли, блядь, словить острых ощущений и потрахаться среди грёбаных панк-декораций. Это звучит равноценно смешно и горячо. И Саша даже подвисает на какое-то время, прокручивая в голове все возможные риски и взвешивая за и против. Подсознание упорно кричит, что это безумие. Им обоим давно не по двадцать лет, они не простые свободные мальчишки с возможностью совершать безумства. У них — работа, ответственность. Им нельзя срываться. Но, несмотря на всё это, Саша не может отрицать, что происходящее его заводит. Новые ощущения будоражат, опасность быть застигнутыми удивительно остро действует на нервы и заставляет тепло растекаться внизу живота. Тем более не согласиться невозможно — Ярик выглядит безумно горячо в этом панк-аристократичном прикиде. Как тёмное божество. Да и сам Саша в гриме, с выбеленным лицом, исполосованным чёрными трещинками и тёмными тенями вокруг глаз, уже растрепанный как после хорошего секса, сейчас похож на чертёнка прямиком из преисподней, этому тёмному божеству невероятно преданного и покорного. — А на счёт задницы, спасибо за приглашение! Потерявший было нить разговора, Саша отмирает только тогда, когда Ярик нагло хватает его за плечи и разворачивает к себе спиной, толкая вперёд, вплотную к сетке. Он только руки выставить успевает, чтоб совсем уж не впечататься в неё носом. Ярик вжимает в сетку, заставляет вцепиться пальцами в металлические прутья-ячейки. Почти повиснуть на них, потому что от того, как он принимается тут же нагло шарить руками по телу, по животу и груди под кожанкой, колени продолжают слабеть. Но виной тому не столько сами прикосновения, в конце концов, Ярик его трогает не в первый раз, сколько общая атмосфера и место действия. Он прижимается со спины, острый подбородок на плечо опускает и горячо дышит в шею, за воротник куртки. Одной ладонью собственнически обхватывает поперёк талии, а второй дёргает вниз за край штанов. — Расстегни. Тон настолько не терпящий возражений, что Саша не может не подчиниться. Он справляется с пуговицей на удивление легко, после чего снова хватается за решётку впереди себя, чтоб устоять на ногах, когда Ярик резко и сильно дёргает за пояс. На этот раз вполне успешно. Ягодицы обдает разгоряченным воздухом комнаты. А потом ещё и обжигает хлестким ударом. Саша вздрагивает и охает от неожиданности, голову поворачивает возмущённо, намереваясь осадить. Но натыкается на темнющий взгляд Яриковых огромных глаз за стёклами очков. А потом его совершенно наглым образом затыкают поцелуем. И снова не дают возмутиться. Уж когда Ярик все успевает, Саше не ведомо, но буквально через пару секунд он чувствует, как между ягодиц мажут уже скользкие от смазки пальцы. У Ярика они жёсткие, проворные. Он вталкивает сразу два, не щадя и не осторожничая, и тут же проворачивает. Трет и разминает правильно и умело. Саша не может удержаться, от тянущего удовольствия по позвоночнику бегут мурашки, он коротко стонет, сам тут же пугается, и захлопывает рот, и только на носках приподнимается, прогибаясь в пояснице и цепляясь пальцами за сетку как за последнюю опору. Какой-то инстинктивный, странный и вроде бы ненужный порыв, но справиться с ним невозможно. Ну вот и всё, назад дороги нет. Теперь не дай бог заверения Ярика не сработают и кто-то войдёт — и пиши пропало. Прощай, репутация Саши Казьмина. Баярунаса, конечно же, тоже. Но ещё и за Ярикову переживать… Много чести. Да и когда она у него, в общем-то, была адекватной? Фрик. Всеми любимый, но всё же, ему с рук сойдёт гораздо больше, чем самому Саше. Запоздало приходит мысль, что можно было бы возмутиться, мол, раз Ярику так неймётся острых ощущений словить, Саша вполне может ему их предоставить, вот только поменявшись ролями. Если Ярика не парит, что кто-то может спалить его в таком пикантном положении, с чужими пальцами, блядь, в заднице, то флаг ему в руки. Саше-то это нафига? Словно в опровержение всех его мыслей, Ярик второй ладонью с живота опускается ниже, ощутимо сжимает, оказывается, уже вставший член, головку большим пальцем обводит и одновременно с особым упорством трет пальцами внутри, так что снова приходится сжать зубы, чтобы не застонать. Оно хорошо так, правильно. Ярик знает, скотина, что делает и как Саше нравится. Мысль о том, чтобы поменяться, как-то сама собой растворяется, не оформившись до конца. Кажется, место и вся ситуация в целом ощущения удваивают. По крайней мере, ниже пояса у Саши всё сводит судорогой удовольствия, и становится так горячо, что пусть только попробует кто-то это прервать. К сожалению, прерывается сам Ярик. Руки исчезают, и Саша недовольно оборачивается, пытаясь понять, почему тот остановился. Звук рвущейся упаковки презерватива ставит всё на свои места. А что ты хотел, Казьмин, не всё же только тебе кайфовать, Ярик явно не станет забывать про себя и точно возьмёт от этой авантюры всё, что собирался. — Давай быстрее, что ты там копаешься? — нетерпеливо поторапливает Саша. Уже даже не столько от желания быстрее закончить и перестать опасаться за возможность быть пойманными, сколько от желания вернуть отступившее удовольствие. — Как заговорил-то! Другое дело, — Ярика это явно забавляет, но он честно пытается ускориться. Носком ботинка попутно пихает Сашу по пятке, намекая расставить ноги шире. Тот слушается, насколько позволяют спущенные сзади свободные штаны, прогибается, подставляясь, чтобы Ярику было удобнее. У них разница в росте — каких-то несколько сантиметров, но Саша всё равно чуть сгибает колени. Ярик за бёдра его жёстко фиксирует, дёрнуться не даёт и входит плавно. Осторожно, но неумолимо. Саша жмурится и лбом в сетку утыкается. Нужно перетерпеть совсем немного. Пальцами — приятно всегда. Распирает не сильно, да и оргазм гарантирован. За столько лет Ярик ими работать научился мастерски и вполне способен Сашу довести за несколько минут. Членом — всё равно всегда немного больно, да и кончить сложнее. Варианта два: либо дрочить себе параллельно, либо нужную позу найти, чтобы по простате попадало. Второй вариант в сложившейся ситуации ожидаемо сложно осуществим, а времени у них, Саша прекрасно понимает, не так много. Да и Ярик заведён так, что уже, кажется, на грани. Долго не продержится. А кончить хочется тоже. Поэтому Саша опускает одну руку с сетки вниз. Полностью бельё спускать спереди не рискует, всё-таки входная дверь прямо перед ним, лишь просовывает ладонь под ткань и сжимает пальцы кольцом. Яркость ощущений тут же возвращается. Саша концентрируется и ловит кайф и мурашки от того, как Ярик, горячий, твёрдый, заполняет его собой, пытается ещё чуть больше согнуть колени, чтобы тот мог войти глубже, и собственной рукой двигает в такт его толчкам. Ярик держит его крепко. Одну руку сжимает на загривке, там, чуть ниже шеи, прихватывая за ворот кожанки и пальцами вдавливаясь в чувствительную кожу. Вторую запускает в волосы на затылке. Стискивает в кулак, портя художественный беспорядок, залитый лаком. Так, как делает иногда на концертах, на исполнении «Теней». Саша на него за это потом всегда шипит и скалится, ведь знает же, у Саши шея и затылок — чувствительные. Особенно к Яриковым пальцам. Сейчас это как никогда добавляет яркости ощущениями. Но для оргазма всё равно не хватает какой-то малости. — Блядь, Саш, я почти… — сипло дышит Ярик куда-то в загривок, и становится обидно до чёртиков. — Даже не думай, я ещё не кончил! Что я, просто так на всю эту жесть согласился? — тут же недовольно откликается он. Ярик продолжает сопеть позади несколько секунд. А потом выдаёт: — У тебя штаны свободные, можно штанину стащить легко. — Чего? Совсем страх потерял? Я как, по-твоему, если что, её назад натягивать буду? Саша, конечно же, прекрасно понимает, зачем всё это, но страх всё равно перевешивает, и даже возбуждение его не глушит. — Господи, хватит уже параноить, давай быстрее! Ярик отстраняется и выходит, не успевает Саша опомнится, сам хватает его за пояс штанов и тянет ниже. Нагибается, дёргает шнурки на лакированном тяжёлом ботинке, слава богу, завязаны они едва ли, и буквально вытряхивает Казьмина из штанины, оставляя вторую свободно болтаться на ноге. В целом, на пол штаны не сползают только потому, что сам Саша в панике ловит их одной рукой с другой стороны, пытаясь прикрыться насколько это возможно. — Вот так! — довольно заявляет Ярик, а потом давит Саше ладонью между лопаток, вынуждая чуть нагнуться вперёд, а другой рукой подхватывает его ногу под коленом, поднимает и отводит в сторону. Саша судорожно пытается решить, что для него в данном случае важнее: удержать наверху остатки одежды или вцепиться в решётку и устоять на одной ноге. Компромиссно оставляет на решётке только одну руку, а остальной вес переносит на Ярика. Тот, благо, держит достаточно крепко. И Саша бы удивился, если бы давно не отметил, что тот при всей своей худощавой комплекции слабаком никогда не был. Мысли из головы вышибает спустя секунду, с первым толчком. Ярик входит снова, и на этот раз с губ таки срывается стон. Поза открытая совсем, двигаться куда легче, да и угол проникновения меняется, и теперь это ощущается куда острее и приятнее, так, как надо. Удовольствием прошивает от копчика по всему позвоночнику. — Ну вот, кайфовее же? Сразу бы так! — радуется Ярик позади. — Но лучше тише, ты ж сам боялся, что нас заметят. Саша хочет было снова огрызнуться, но шансов ему не оставляют. Оставляют лишь возможность вгрызться зубами в нижнюю губу, вцепиться в решётку и молча ловить судороги подступающей разрядки. Ярик двигается быстро, резко, сипит какие-то пошлости под ухом, но в смысл их Саша не вдаётся. Ему хорошо до невозможности, и сейчас, балансируя на пике удовольствия, даже страх быть пойманными наконец отступает. Кончает Саша таки первым, надо отдать должное Ярику, который стойко держится до того момента, пока тот не задрожит совсем уж конвульсивно под его руками. И только потом отпускает себя с тихим рыком. Ну просто герой-любовник — Саша бы поржал, да сил нет, слишком хорошо. Ярик отпускает Сашину ногу и прижимается со спины, просто обнимая поперёк талии и снова устраивая на плече подбородок. Он, как и Саша, тяжело сбито дышит. Казьмин скашивает взгляд: цилиндр с головы тот в процессе успел снять, от очков зато не избавился. Под красными линзами макияж вокруг глаз растекся, но выглядит это только ещё более устрашающе, подходит образу. Саша отстранённо думает, на кого тогда похож он сам, и отмечает, что нужно будет немедленно от макияжа избавиться. Не дай бог кто увидит, как он растекся — точно будут вопросы. — Саш? Ну скажи же, классно было! Ярик, как всегда, в своём репертуаре. И по-хорошему, нужно поворчать, потому что для подобных безумств они оба уже вообще-то слишком взрослые, а ещё слишком известные. Да и вообще… Но получается только пытаться улыбаться не слишком уж довольно, отклониться назад, опустив голову теперь уже Ярику на плечо, и дать себе буквально несколько минут на то, чтобы прийти в себя.

***

Эмиль меряет коридор широкими шагами. Руки у него противно потные, и даже то, что он постоянно вытирает их об джинсы, помогает слабо. В коридоре жарко — не менее жарко, чем в самой фотостудии, там, за дверью на противоположной стене, а волнение усиливает эту жару в разы. — Чёртов, блядь, Баярунас, да чтобы я ещё раз… да сколько, мать вашу, можно, он там на часы вообще смотрит, мы договаривались пятнадцать минут, да чтобы я ещё хоть раз, да вашу ж мать… — бубнит он себе под нос, всё так же нервно нос трет ладонью, уже не боясь смазать макияж — фотосессия, благо, давно закончилась. — Я им что, блин, сторож сраный, нашли дурака, вот уйду сейчас и пусть выкручиваются как хотят. Эмиль останавливается, переставая мерять помещение шагами, и судорожно оглядывается. В обе стороны коридор пустой и тёмный. Скорее всего, почти все уже вообще по своим делам разошлись, а бронь студии оплачена ещё минут на десять, если верить часам. Но плюнуть на всё и уйти у него всё равно не хватает совести. Ярик всё-таки по-дружески попросил посторожить. Недалеко от двери, но желательно близко не подходя. Зачем ему всё это, собственно, понадобилось, Эмиль смутно представляет, но вдаваться в подробности желания не имеет никакого. Ярикова личная жизнь, в которую его каким-то чудом по дружбе посвятили, — сугубо его дело. А вот торчать под дверью готовым криками и угрозами отгонять всех желающих войти в студию — в данный момент его, Эмиля, проблема. И это его не радует от слова совсем. Проверив время на телефоне, Салес снова трет нос и выдыхает. Прошло уже двадцать пять минут, ну в самом деле, должны же они были уже разобраться… Что бы они там ни делали. С твёрдым намерением поторопить совершенно обнаглевшего Баярунаса Эмиль уверенным шагом направляется к двери, но, прежде чем рывком её открыть, всё-таки привстает на носках и украдкой заглядывает внутрь через мутное стекло наверху. Мгновение — и он буквально отпрыгивает назад. — Ох ты ж сукаблядь. От того, чтобы не заорать это на весь коридор, он еле удерживается. На всякий случай отходит ещё на пару шагов и трет теперь уже глаза в надежде стереть отпечатавшуюся картинку. Слава богу, мозгов хватило не рубить сгоряча и не врываться с ноги. Получилось бы неловко. Впрочем, увидеть он всё равно успел достаточно. Вцепившиеся в решётку, побелевшие от напряжения пальцы, зажмуренные глаза, растрепанные волосы, вздернутая почти к груди совершенно точно голая коленка. И Ярик позади. Пожалуй, если Эмиль когда-нибудь захочет умереть от руки Саши Казьмина, он теперь сможет лишь ненароком упомянуть об увиденной сцене. Смерть последует незамедлительно и, скорее всего, будет мгновенной — Саша его просто взглядом сожжёт. К счастью, на тот свет Эмиль пока не собирается, а язык за зубами держать умеет. Его разве что минутой позже накрывает каким-то странным, непонятным чувством, смутно похожим на зависть. А ещё становится трудно бороться с желанием поднять телефон, набрать любимую Катю и предложить ей совершись какую-нибудь глупость. Кажется, безумство Ярика всё-таки заразно.