Солнце закатится на восток!

Он умер непамятно, бесславно. Он тихо ушёл, не простясь. И не горестно и не отрадно — И никто не в силах понять. Он умер и не простился, Ведь был уверен, что будет жить. Но как-то ведь умудрился Разорвать свою алую нить. Он прошёл сто дорог и сто горестей, С тем одним, которому верен всегда и теперь… Говорят: «Жизнь сладка и без совести», Но, оказалось, без неё ещё тяжелей. Вы гонимы страхом и горем странствий, И неужель вы узрите конец? А после — уйти к тем невиданным, райским, К иным берегам, за последний рубеж. И ты, посмотри на темноокого юношу, Кто за тобой из огня да в полымя. Кто с тобой, за перевал, позо дюнами, Кто с тобой от истока и до конца. Куда проще ему развернуться, Когда путь хорошего вам не сулил, Но остался. От горя не увернулся. От чего? От того, что любил. И, право, как ему бросить Друга, что вот-вот захлебнётся в беде? Коль не спасёт — вместе с ним утонет, Коль спасёт — то спасибо судьбе. Продолжает кружится Земля — Это вы её вращаете сами, Вы толкаете её сапогами От себя, от себя… Взглянешь ввысь — забрезжил рассвет. Восходит на западе солнце. Тот священный и честный завет, В котором правды — только на донце… А всё меньше и меньше людей, И некому Землю шагами вращать. Лишь вы, вдвоём, но вашей всей Прыти не хватит — а вдруг будет стоять?.. На плечи легла земная твердь. А может одна жизнь весь мир изменить? Невозможным казалось и впредь. Сможет ли Землю назад поворотить? Он точно верует, зная, Что может собой кой-что всколыхнуть. И вера его — заветная тайна, Что и поныне освещает истинный путь. Хоть у юноши и тяжкая рана, Он рвётся вперёд — еле-еле в теле душа. Идти уж не в мочь. И он, чуть не рыдая, Всё за другом идёт, — чуть дыша, чуть дыша… Но товарищу верен — не сможет отвернуться, уйти, Хоть судьба бьёт будто пращами. Он идёт до конца, он в силах ещё что изменить… И толкает Землю локтями. Он дойдёт до конца. А что — потом? А потом погрязнет в пороке… Но, ведомый мечтой, идёт всё вперёд, Чтобы солнце зашло на востоке! Взгляни, как он предан тебе. Верность не изгладит никакое проклятье. Закрой глаза на него в самом конце — Он не в силах проклятье стряхнуть и оставить. Он, не по воле, сошёл с ума. Сердце гложет душу, пожирая её. Он не хотел, но распорядилась иначе судьба. И впечаталось навеки безумья клеймо. Он держит горящее сердце в руках — И испаряются сомненья и страх. Проклятьем эдаким он опьянён. Оно вскружило голову, будто вино. Где же теперь эта чистая-чистая Искренность, пыл и любовь? Страсть к власти всё ширится, ширится, Туманит разум поныне и вновь. Ты думал, как бы тебе самому жить, А он — как жить с тобой. Ты пожертвовал другом, чтоб себя схоронить, А он пожертвовал собой. Ты толкнул в бездну друга, В горящий жидкий огонь… Как странно, Что ему умертвить тебя трудно, А ты легко убил его, хоть и в рассудке здравом. Лишь смерть протрезвит. Но спастись не будет труда: Он столько раз из пропасти, ловушки выбирался, Но, право, испытала его роковая судьба, И юноша гордо и незыблемо погибать остался. И ударится, горемычный, о землю руками, Пред судьбой на колени падёт. И не силы ему и не славы, Не память ему, не почёт. Завихрится грозное небо, заклубится. Ужель мир всколыхнуть так и не смог?!.. Бог умрёт — и небо вновь разъяснится, И солнце закатится на восток… Разве лучше ты сам, раз друга убить посмел? И от чего он обречён на такой конец? Тот, кто был вечно честен и смел, Погиб как последний подлец.