Крысиная игра

      Стояло нежное утро уходящего августа. Близился полдень. Сквозь прикрытые на иллюминаторе шторки просачивался яркий и златящийся свет. Солнце улыбалось малиновым счастьем. А по водной глади завывал тихий и прохладный ветерок.       — Вася! Вася! — дошёл застенчивый шёпот с лестницы. — Ты тут?       — Господи… Везде найдут, — Почти не слышно сказал Василий, потягиваясь от полудрёмы. — Ни стыда, ни отдыха. Что там?       — Там это, скоро к-к-конечная. — Заикнувшись ответил юнга.       — Ладно, иди. Скоро буду.       Как только юнец покинул помещение, Василий встал и поправил одежду. Сделал глоток лимонной воды и подошёл к умывальнику, где и застыл.       Прошли секунды поглядываний в миниатюрное зеркало. И только гудок теплохода помог взбодриться.       — Внимание! Внимание! — раздалось в громкоговорителях. — Дорогие жители и гости города «Доново». Корабль «Путешественник» совершает конечную остановку на пути «Доново — Усть-Нагорье — Доново» по реке Лучезарная. Просьба всем пассажирам подготовиться к завершению пути. Спасибо, что выбрали наши речные прогулки на теплоходе «Пилигрим»!       Как только колонки затихли, Вася, уже по привычке, перед уходом отодвинул маленькие шторки. Не прошло и мгновения, как помещение залил поток слепящих лучей розовеющего солнца. Было видно, как оно во все стороны горизонта разлило своё фиолетово-малинное покрывало… Загляденье…       Над тихой гладью стояло блаженство и спокойствие, но времени для великолепия не было. Надо идти.       Он, поднявшись по лестнице и сойдя с трапа, открыл для себя великолепный и насыщенный вид города с пристани.       Доново строился в высь и в ширь не по дням, а по часам, и славился своими чудесными небоскрёбами, от окон которых, как от ровной глади реки, играл в танце солнечный свет. По улицам бегал тихий и прохладный ветерок.       Выйдешь с гавани на проспект или улицу — каждый метр увешан яркими флажными лентами и разукрашен картинами в меру. По всюду играли музыканты, а на выставленных мольбертах художники рисовали пейзажи и портреты желающих. Мимо играли шутя циркачи и акробаты. Народ гулял и веселился. Смешивались запахи пиршеств и ароматы булочных.       А как отведёшь глаза от серой дороги, душной как пустыня, — увидишь нежное и прекрасное небо. Ни единого облачка. А если увидишь редко проплывающий мраморный остров — прочувствуешь необъяснимое чувство истинной радости. И безмятежность.       Голубое покрывало, казалось, поменялось местами с бескрайним и чистым морем-океаном. И оно словно говорит тебе под забавные возгласы птах:       — Не волнуйся, всё будет хорошо. Угроз не существует, я обещаю…       Шло время. Зажигались повсюду огни. Веселье сливалось со сзывающим кликаньем птиц, плывущих по небу.       Близился вечер. Билась посуда с пьяна. Кто-то и где-то кричал от всяких причин — от счастья или драгоценной потери. Усиливался ветер. Закрапывал нежданный, но верный августовский дождик.       Стягивались тучи, но никто не обращал на них внимание. Стали раздаваться дальние молнии. И позади Василия точно бы разыгрались электрические разряды небес, да с периодичностью, как сердце влюблённого, и с мелодией атомного взрыва.       И мозг — ни предатель, ни друг — многословит бежать, спасаться от седа. И убегать далёко как можно. Спастись от людей, превратившихся в манекены и куклы. Но бежать по проулкам страшно, опасно; разумным казалось ему спастись в укрытии стен от немыслимого страха, что всеми невидим.       Недолго мотыляясь, вбегает Вася в кафешку, на пути расталкивая статуи бывших людей, но что казалось укрытием — стало могилой: нахлынуло нечто, похожее на деньги, звенящий лавиной, с головою на дно забрав человека. Осталась только тьма.