Болезненная нежность

Многие утверждают, что спорт — безумно полезная вещь, необходимая для поддержания красоты, грамотного использования накопившейся энергии и ещё многих деталей, составляющих здоровый человеческий организм. Но только в свои пятнадцать Арсений никогда не разделял эту позицию общества. Особенно, в эту самую секунду. Урок физкультуры и стандартная пробежка только начались, а парень уже рухнул на колени и изо всех сил пытается хоть как-то вдохнуть, но выходят только тяжёлые сдавленные хрипы, слабые руки безрезультатно оттягивают ворот голубой футболки, будто это хоть чем-то поможет, а пот льётся в три ручья, к чертям перекрывая и так хреновый обзор. Пусть огнём горят эти оценки, будет максимально глупо сейчас умереть только ради тройки за год, не стоит оно того… И, когда лёгкие уже будто полыхали адовым огнём и казалось, что жизнь кончилась, даже толком не начавшись, вдруг ярко ощутилась чужая крепкая хватка за плечи, а совсем рядом раздался до ужаса знакомый испуганный голос, чуть не крик, но сейчас это совсем не удивляло, видя, как такое происходит с любимым человеком, не испугается только совсем уж бесчувственный овощ. — Сюш, тише, тише! Дыши, давай, вдохни, пожалуйста, давай, всё будет хорошо… — прекрасно зная, что у Антона на такой случай всегда под рукой запасной ингалятор, Арс собрал остатки сил, единым чудом и невероятным трудом смог вовремя вдохнуть крохи воздуха вместе с лекарством и через секунду глухо мучительно закашлялся, судорожно цепляясь за руку любимого и едва-ли различая подкатившие слёзы в голосе и лёгкие нежные поглаживания по спине. — Всё, всё, умница, тшшш… Всё хорошо, ты смог, ты молодчина… Давай, откашляйся и я домой тебя отведу, хватит, отзанимался. Какой кросс с твоей астмой, понять не могу, ну что за люди, как это вообще… — Ну Тош… Мне же… Мне же надо… Оценки… Ну а как… — как всегда, не давая себе времени отойти от произошедшего, Попов всё пытался что-то объяснить и только больше давился этим кашлем, и допускать это никто не собирался, опыт и так уже слишком богатый, очередного его пополнения уж точно никак не хотелось. — Тшш, пожалуйста, ну надо, прошу тебя… Отдышись сначала, спортсмен великий. Сюш, никакие оценки не стоят твоего здоровья, когда ж ты это поймёшь? А физрука нашего, как и классную, мне уже второй год страшно хочется об стенку долбануть, ещё один такой твой приступ, и я ж не сдержусь. Да, из-за долбоёбов-родителей ты никак не можешь справку оформить, но неужели без неё не видно, что с тобой происходит? Это третий раз за неделю, третий блять! Они ждут, пока ты тут задохнёшься или чего они добиваются?! Твари, убил бы… — слыша и ощущая, что любимый уже дышит более-менее ровно, хоть и с ощутимой тяжестью, Шастун, тоже сидящий на полу, притянул его ближе, укладывая себе на грудь и осторожно обнимая, и нежно поцеловал во влажный лоб, только теперь хоть немного расслабляясь и плавно тяжело выдыхая, к таким урокам их обоих жизнь точно не готовила, но что поделать, если деваться от таких её сюрпризов попросту некуда. — Ну ничего, ничего… Уж такого я никак не допущу. Всё, я от тебя ни на шаг, никуда… С этого дня ты живёшь со мной. Чтоб я опять тебя в этот притон отпустил, да никогда. А если тебя там так перекроет и меня рядом не будет? Я в жизни себе не прощу. Ну как ты, полегче? Пойдём потихоньку или ещё отдохнёшь? Тут всё равно всем на нас плевать, никто не заметил даже. — Тош, боже… Ангел ты мой… Знаешь, как я тебя люблю? — не сразу улавливая основной посыл, только теперь Арс как-то пришёл в себя, слабо болезненно улыбнулся, немного нерешительно кивнул и даже поднялся, очень медленно и вместе с взволнованной симпатичной двухметровой точкой опоры, но смог, в такой момент это уже было сродни подвигу. — И ты… Ты думаешь это так легко получится? Меня же будут искать… А от этих уроков… Ты же всё равно меня не денешь никуда. И как же твоя семья? Вряд-ли они будут рады… — Знаю, знаю… Чуть меньше, чем я тебя. Потому что больше этого ничего на свете нет. — нежно улыбаясь и, конечно, тут же поднимаясь следом и крепко придерживая это ходячее несчастье за плечи, а второй рукой за восхитительную тонкую талию, Антон примерно ожидал этих вопросов и, медленными осторожными шагами направляясь к выходу из спортзала, спокойно ответил на всё по порядку, понимал, что увиливать бесполезно, этим только беспокоить и расстраивать, надо избежать хоть части стресса и потрясений, пока это возможно. — Они ведь не знают, где я живу, да? Значит и не найдут, всё просто. Со своими я договорюсь, они у меня нормальные и тебя любят без памяти, уверен, что возражений не будет никаких. А с уроками ещё проще. Я сам схожу с тобой в поликлинику и помогу оформить тебе официальное освобождение от физры этой дурацкой. Раз им бумажки важнее здоровья твоего, будут им все необходимые бумажки, может хоть тогда отвяжутся. Если нет, пойдём искать справедливость через завучей, вплоть до директора. Я никому больше не позволю тебя обидеть, хоть как-то тебе навредить. Ты держись главное, за меня держись, я всё сделаю для того, чтоб ты счастлив был… Всё звучало разумно и более чем обоснованно, но упрямый нрав подталкивал поспорить и сопротивляться этому было невозможно… Но, стоило Арсу открыть рот, уже за дверями школы, как его остановили, прижали к стене и втянули в нежный терпкий тягучий поцелуй, заставляя забыть обо всём и на всё согласиться, через секунды аккуратно отстраняясь, крепко обнимая любимого, с усталой улыбкой утыкаясь в его плечо и чувствуя, как вокруг защитным кольцом сомкнулись всё те же тёплые ласковые объятия, в такой момент отпустить его никак не могли, ещё и так выражая свою любовь и верность. Этот человек так любит его, так заботится, с ним так уютно, тепло, безопасно, как не было ещё ни с кем и никогда, за ним как за каменной стеной и это чертовски приятно… Его стоит отблагодарить… И разве можно это сделать лучше, чем искренней взаимностью и отсутствием сопротивления более чем разумным попыткам спасти то, что больше всего любишь?