Солнцепоклонники

***

      Он всегда называл меня солнцем. Твердил это, будучи надоедливым низкорослым соседским мальчишкой из дома напротив и достойным юношей, подарившим покой в день пробуждения первого. Когда небосвод моей души заполонила страшная тьма, Чимин оказался рядом, не позволил в ней утонуть.       Он сжал меня тогда в тёплых объятиях и сказал, что тьма эта меня однажды покинет, ведь ночи не могут длиться вечно. И я ему поверил, ошибок прошлого боясь смертельно, поверил так сильно, как никогда прежде этого не делал, а следовало бы.       С того дня с каждым новым пробуждением я заново начинаю верить. Снова и снова, насильно, из-под палки, я убеждаю себя в правдивости Чиминовых слов — чтобы вечером лечь в кровать и перечеркнуть все старания прошедшего дня очередным кошмаром, который стал для меня ненавистной ловушкой. Я вижу его, обливаюсь холодным потом ужаса каждый раз на протяжении долгих семи лет. Самые страшные воспоминания вдруг стали единственным, что я пока ещё хотя бы немного, но способен видеть.       Каждую ночь я испытываю боль, которая пронизывала разбитое тогда тело, превратившееся в единую рану. Вспоминаю тысячи ударов и голос мучителя, пропитанный безумной злобой:       — Скулишь, как твой пёс перед смертью…       Помню, как рассыпалось сердце после, и ощущаю вкус химикатов на языке, которые должны были послужить во спасение растоптанного меня. А после темнота, безвременье и тепло чужой ладони в моей. Кошмар кончается и, к счастью, блёкнет. Надеюсь однажды навсегда избавиться от возможности видеть и его.       Из бесполезных ныне глаз опять текут слёзы, я утираю их рукавом домашней кофты и слепо откликаюсь на настойчивое мяуканье рядом.       — Малыш Ра, ты вернулся, — я усаживаюсь на пороге дома удобнее, чтобы кот без особых трудностей смог умоститься на моих коленях. — Ты нагулялся? — ласково перебираю шелковистую шёрстку.       Малыша Ра мы подобрали на улице два года назад. Уверен, что Чимин хотел собаку, дружелюбную и весёлую, но терпеть её рядом я бы не смог. Не после того, как похоронил изуродованный труп своего любимца. Он — эпизод моего кошмара.       Кота Чимин предложил назвать Ра, в честь бога солнца, обосновал желание тем, что тот очень похож на меня. Подозреваю, что Ра тоже слеп, ведь он порядком неуклюж. Цвета его окраски я не знаю, в нашем доме не существует цветов, света и тени. Кот у нас пушистый, тёплый, мягкий, какой угодно, но только не цветной.       С Чимином я начал жить по-новому, с чистого листа, так, будто возможности видеть никогда не было в моей жизни. Он когда-то сказал, что мы не пчёлы, нам не знакомы способы ориентирования с помощью магнитных полей, как и сожаления об этом. Его идея, его посыл пришлись мне по израненной душе. Незнание о лишении избавляет от страданий по нему.       Наша общая одежда также не имеет цветов, Чимин сказал, я могу достать из шкафа всё, что только пожелаю, и оно будет сочетаться. Я обзавёлся любимой шершавой рубашкой, мягкой кофтой и штанами, которые «ну вот такие… помнишь, ну вот те».       На столе в гостиной расстелена скатёрка крупной вязки, так что каждый узор легко ощутим. Поверх стоит ваза, тяжёлая и пупырчатая на ощупь, а в ней — букет пышный ароматных цветов.       Я стал ощущать мир иначе, и Чиминова пчелиная теория мне с этим знатно помогла. Я не стремлюсь более познать всё через зрение. Оказалось, слух и осязание ничем не хуже, их только нужно было развить. Вместе с Чимином мы изучали шрифт Брайля, не имея возможности видеть, я скорее освоил эту технику чтения и письма.       Ра игриво цепляется когтями за мою кофту и мяукает громко, я поддерживаю разговор:       — Что ты такое говоришь? Не может быть, — подыгрываю коту воодушевлённо. — А она что, так и не пришла? — Ра в ответ будто осознанно и недовольно бурчит на своём. — Вот ведь глупая, променяла тебя на какого-то бездомного кота… — мы с малышом Ра одновременно вздыхаем. — Ну ничего, потом ещё прибежит к тебе плакаться, когда ухажёр её за хвост укусит, по себе знаю, поверь… — вспоминаю, как десятилетие назад Чимин, тогда ещё друг, на коленях стоял и умолял меня закончить отношения с мучителем. Почему я только не послушался, почему ушёл?       — Увлекательные у вас тут беседы, — позади раздаётся смешок. Чимин подходит со спины и руки опускает мне на плечи. — Про меня он тебе ничего плохого не намяукал?       — А должен был? — получаю осторожный поцелуй в кудрявую макушку.       — Нет, моё солнце, — я прижимаюсь ближе, с наслаждением растворяюсь в уюте. На улице становится прохладно.       — Уже вечереет? — сверху доносится тихое «угу». Чимин мне никогда не скажет, что уже стемнело или рассвело, со мной он оперирует совершенно иными терминами. — Пойдём тогда, — поднимаюсь аккуратно, чтобы не потревожить задремавшего Ра.       — Как обычно, по накатанной? — Чимин заводит нас в дом, я ему согласно киваю. — Тогда готовь постель, а я за книгой.       В последнее время наши вечера проходят очень уморительно, Чимин читает глупейшего содержания любовные романы.       — Ну что ж… — он театрально прочищает горло, вчитываясь в описание, а я прислушиваюсь, замерев на его плече. — В укромном уголке солнечной Сицилии, там, где ветры несут аромат моря и лимонных деревьев, берёт истоки история двух влюблённых. Он, капо мафии, суровый и беспощадный правитель преступного мира, но только не перед Розалин… Кажется, что-то похожее у нас уже было? По первому её капризу Джованни лично расстелит ковры из роз и послушно сдвинет небеса, позабыв о собственной гордости…       Глупые строки уходят на второй план, а я лежу в объятиях любимого человека и всё думаю… Солнце — я или для меня?