«Сон?», — когда-то, в необозримом будущем, спросят её друзья, и Майя благородно кивнет головой, выразит крайнюю причастность к ситуации и умолчит о том, что невыносимо долго думает над тем, как же ей избавиться от навязчивого ощущения боли в груди, которая распространяется по телу, словно противный питон, сдавливающий жертву.
Разумовская старательно внушала себе, что она жива. Что видит она собственными глазами и ничем не отличается от обычного человека, пережившего её судьбу. Она молилась, произносила исповедь за исповедью и бросала искалеченную душу на алтарь собственного разочарования. Взгляд же её ни на секунду не отходил от зеркала. Она вглядывалась в пустоту, пока зрачки её не округлились, а рот не открылся в произвольном восклике. Майя поднесла свечу ближе, лишь бы получше разглядеть показанное зеркалом. Внутри страшного стекла помахал ей тонкий, вытянутый силуэт худой женщины, что стояла в темно-алом платье с разрезом от бедра.Любимое платье мамы.
Майя не знала, откуда в её голове настолько яркие воспоминания, но она вспомнила, как вместе с отцом, на второй день после допроса у следователя Демидова, они выбирали похоронное платье. Почему-то отец решил, что женщина всей его жизни должна быть погребена в длинном и красивом наряде. — Она и на том свете будет наряжаться, — говорил он тогда по телефону её матери, бабушке Майи, которую та, к слову, никогда и не видела. Их первая встреча произошла на похоронах, и больше от родственницы не было ни слуху, ни духу. Долго выбирал отец нужное платье. Перебрал целый шкаф парадной одежды, выбросил несколько юбок и в отдельную коробку запечатал тонкие блузы и нижнее белье. Достав из большого ящика алое платье, он посоветовался с дочерью и получил согласие. В этот же вечер наряд был передан сотрудникам морга, а молодой тогда мужчина не мог сдержать слёз. Вернувшись на четыре года назад, Разумовский вспомнил, как привез это платье из Милана, и как была счастлива его жена, когда надевала его на светские выходы. Громко отпрянув от зеркала, словно от горячего утюга, Майя попятилась назад и шум каблуков прочно заполнил её уши. Она старалась проморгаться, выбросить из головы отягощающие воспоминания и остановить поток больных мыслей, от которых начинала медленно сходить с ума. «Господи, спаси и сохрани», — единственное, что вспомнила Разумовская, когда ноги сами несли её прочь от белоснежного стекла. И чем дальше уходила она от него, тем сильнее заполнялось зеркало белым налётом. — Садись! — Майя услышала рык и наскоро закрыла уши, будто пыталась избавиться от назойливого голоса в голове. Свечка выпала из рук и покатилась по холодному черному полу, остановившись где-то у произвольной стены. Обратив на нее внимание, Майя увидела, как языки пламени в секунду вспыхнули за её спиной, но не распространились, лишь отрезали путь отступления. — Что ты сделала со своей жизнью? — негромко спросила мама и вынудила Майю поднять на неё глаза. Хрустальные капли, собранные в уголках, принялись медленно стекать по щекам, и Разумовская старалась остановить их ладонью, только это не помогало. Майя устало растирала тушь по щекам и чувствовала, как кожа противно стягивалась под косметикой. От вопроса матери сердце неприятно закололо. Майя бесшумно закусила губу с желанием закончить истерику маленькой девочки, которая в глубине души рассчитывала, что мама её приласкает и простит, но только та не старалась сделать ни того, ни другого. Мария Разумовская не знала, какой выросла её дочь. Она пропустила первый класс, первую влюбленность, разочарование в себе и возвращение к жизни по средствам дружбы. Она не видела, как Майя надевала выпускную ленту, как пела на корпоративе у отца, когда сорвалась приглашенная звезда, и как дочь ночами не спала, вскрикивая от кошмаров с кровавыми шнурками. Мария Разумовская знала только, что сделала дочь со своей жизнью и в глубине души принимала факт: отчасти в такой судьбе есть и доля её вины. Громко сглотнув от ужаса, Майя навела взгляд на одиноко стоящую бутылку виски, потянулась к ней рукой и крепко взяла за горлышко, откупорила без усилия и налила себе в стакан. Мария наблюдала за тем, как Майя тут же осушила хрусталь и разбила его о холодный пол. На её удивление, стакан вновь оказался перед её глазами в целости. — Я тебя разочаровала? — спросила Майя, и попыталась дотянуться до мамы, но та отошла на безопасное расстояние. Майя смотрела в безжизненные глаза Марии и так отчаянно хотела зацепиться за единственную спасительную ниточку своего прошлого, но чувствовала, как глаза противно зажгли солёные слезы. Она было попыталась избавиться от них: терла веки и заставляла прятаться свои зрачки. — Мамочка, прости меня, пожалуйста! — на последнем вдохе вскрикнула Майя и громко заплакала, закрыв лицо руками. Задыхаясь от слёз, она ловила тонкие отражения на стакане и не понимала для чего они созданы. Если бы Майя умела, она бы помолилась. — Но я ведь не могу теперь по-другому! — дополнила она, когда слёзы позволили ей разделить собственную речь и преобразовать в человеческие формулировки. — Мамочка, я не могла иначе! — Могла! — воскликнула женщина, и её тонкие скулы дрогнули. — Когда закончишь также — не проси о помощи. После этих слов в груди у Майи что-то упало, и она рухнула вместе с этим «чем-то» на широкий стеклянный стол и спряталась за копной кудрявых волос, рассчитывая, что мама её не увидит, пропустит мимо глаз уставшую дочь и не станет трогать расшатанную психику. Бесшумно плача, Майя поджала губы и постаралась сдержать крик, опустив его вниз. — Почему ты не хочешь меня выслушать? — спросила Майя, глотая слёзы. Она подняла голову и вновь наполнила стакан виски, залпом осушила его, не дёрнув и глазом, который и без того трясся, будто машина на разбитой дороге. — Вырастила на свою голову. — Ты меня не растила, — возмущённо сказала Майя и увидела, как глаза матери потускнели. — Дура! — тон женщины приобретал с каждой секундой все более металлический, жестокий тон, по которому можно было колотить молотком, чтобы он стал в разы громче. Вместо этого женщина подошла к Майе и оставила на щеке её яркий, до больного алый отпечаток невидимой ладони. Шальные глаза Разумовской безостановочно смотрели на то, как мама испуганно трогала её лицо, но Майя уже ничего больше не чувствовала. В её голове крутились воспоминания детства, которые сильной женской рукой стирались, словно липкий карандаш с белоснежной бумаги. — Знаешь, — начала Майя, сглотнув. — Если я закончу также, то уж точно не приду к тебе за помощью. — Не зарекайся. — Я давно уже ни от чего не зарекаюсь. Сбросив руку матери, Майя босиком прошлась по холодному кафелю, который постепенно закручивался в трубу и неторопливо двигался за Разумовской, перед её ногами расстилаясь в грязный от дождя асфальт, и его тусклый свет отражался в зрачках Майи. — Слышишь, дочь, — крикнула мать в след, когда Майя обернулась в желании взглянуть на неё в последний раз. — Я ведь от тебя не отрекаюсь. — Отречься можно только от себя.***
— Долго сидишь? — спросил мягкий женский голос, и вынудил Майю повернуть голову и упереться взглядом в дрожащую от мороза девушку. За невысокой оградкой она увидела Олю, стоящую с двумя красными гвоздиками и бутылкой дорого вина, на котором что-то было выведено её рукой. Зрение Майи и бушующая метель не позволили ей разглядеть черный маркер на этикетке. Оля сжимала все свои дары в ладонях и сквозь ревущий ветер, треплющий их волосы, смотрела на Разумовскую во все глаза. Пожав плечами, Майя отвернулась и сдвинулась на лавочке влево, освободив место подруге. Она не знала, который час, не помнила, как давно пришла сюда и как сильно замёрзла от нескончаемого ветра. Застывшие в глазах слезы заставляли Майю щурится, постоянно вытирать руками глаза и трогать слипшиеся от слёз ресницы, ведь они так неприятно тянули друг друга. — Красивая, — сказала Оля и положила на мрамор красные гвоздики. Смахнув крупицы снега с фотографии, Белова на секунду удивилась, а после лицо её вновь приняло спокойное выражение. — Похожи, — добавила она и присела рядом. — Тебя Витя отправил? — прервала её Майя, повернув голову на подругу. Оле показалось, что она заметила лопнувшие сосуды и в без того красных глазах. Моментально Оля прокрутила в голове несколько вариантов ответа, и пришла к единственно верному. В конечном счёте, не будет же она рассказывать ей все детали их утреннего разговора с Витей. — Я сама пришла. Боясь спугнуть благосклонность, Оля бесшумно положила руку на плечо подруги и мягко погладила. Белова краем глаза заметила, как нога Майи тряслась все сильнее, бушуя вместе с ураганом. Кудри, убранные в высокий пучок, постепенно разбрасывались по её плечам и вместе со снегом смешивались в яркости белоснежного кладбища. — Холодно очень, простудишься, — сказала Оля и попробовала протянуть руки к пальто Майи, но та лишь скрестила запястья и отрицательно покачала головой. — Боже правый, так ты в одной комбинации! — воскликнула она, но Майя мгновенно её прервала. — Не кричи здесь, — коротко отрезала она и опустила руку на землю. Взяв горсть снега, она покрутила его в руках и соорудила шарик, который тут же принялась увлеченно разглядывать, будто не было дел серьезнее, разговоров важнее и мыслей интереснее. Безмолвно Оля наблюдала за тем, как Майя постепенно, осторожно и излишне трагично сходила с ума. Она видела, как Разумовская разбивалась о собственную жизнь, не в состоянии бороться с ней так же упорно, как делала это раньше. Оля только недавно смогла заметить, как за несколько месяцев личность Майи разрушалась под напором обстоятельств. Отчасти, она находила себя в жизни Разумовской, но если Оля стояла в стороне, то Майя крутилась в гуще событий, и из них уже не было выхода. Она знала, как страшно Майе просыпаться среди ночи и трястись, что каждая луна может стать последней, а любой день её друзей закончиться под пулей. На секунду, совсем заблудившись в своих размышлениях, Оля задумалась, если бы леску с гранатой повесили около Разумовской, оторвала бы она чеку? — Я когда маленькая была, — начала Майя, не смотря на подругу. — Отец заставил меня подойти к гробу и поцеловать мамину щеку, — у Оли сжалось сердце. — Я жутко сопротивлялась, на всю церковь кричала, чуть не распугала всех, — негромко усмехнувшись, Майя подняла бутылку коньяка с земли, обхватила горлышко губами и опустошила ровно на половину. — Я маленькая, что с меня взять? В моей голове всё стояли кадры собственных кровавых шнурков, я не могла противиться им. Тогда я ещё не умела вытеснять воспоминания. С возрастом я поняла, что необязательно забывать, чтобы жить как прежде, достаточно просто это принять. До шестнадцати лет я была уверена: мама меня не простила и нет ничего, что поможет мне исправить свою ошибку. Снова отпив из бутылки, Майя сглотнула и зажмурилась. Она не чувствовала вкуса алкоголя, не ощущала опьянения и трезво смотрела на острые буквы на надгробии. В голове воспоминания смешивались со сном, и Майя молилась, что они не стали реальностью. — Думаю, хватит тебе, — сказала Оля и взяла бутылку из рук Разумовской. Недовольно хмыкнув, Майя потянулась за ней, но рука Беловой все дальше уводила бутылку от настойчивой подруги, а потом и вовсе перевернула её вверх дном, выливая содержимое на только упавший снег. — С тебя 150 рублей, — сухо произнесла Майя и закрыла ладонями лицо. Когда она резко отняла их от себя, Оля заметила искусанные до крови губы, которые она упорно продолжала кусать даже под взглядом подруги. Белова чувствовала, что что-то не так, но откровенно не понимала, как может помочь. — Что я могу сделать для тебя? — спросила Оля и как-то по-матерински погладила Майю по волосам, отчего у той из глаз искрами вылетели солёные слезы. Разумовская громко закричала и, останавливая себя, приложила тыльную сторону ладони ко рту, зубами стягивая тонкую кожу. Не сказав больше ни слова, Оля мягко приложила голову Разумовской к своей груди и принялась мягко накручивать на пальцы её волосы, гладить макушку и шептать что-то бессвязное в воздух, чтобы облегчить страдания уставшего разума. Ольга видела, как Майю швыряла созданная жизнь в разные стороны, заставляла подстраиваться под неожиданные изменения и запрещала смотреть назад, но только она не учла одного факта: Майя училась на чужих ошибках не хуже, чем на собственных, поэтому её осторожные шаги, что сберегали личность её, после разрушались под обстоятельствами, власти над которыми она не имела. Лёжа на груди у подруги, Майя боялась признаться, что больше всего на свете боялась потерять ни себя, ни свою жизнь, а людей рядом, что обрела в момент, когда всё казалось ей забытым. В щиплящих глазах проносились отрывки первой встречи, первого свидания, первого дня рождения и первого страшного выстрела, после которого Разумовская переосмыслила существование, заперевшее её в своей же голове. Мотнув гривой волос, Майя выдавила из себя измученную улыбку и показала Оле кулак, мол, «держись, подруга, прорвёмся» и выпрямилась на лавочке, уперевшись глазами в фотографию женщины. Вновь Майя изучила черные кудрявые волосы матери, туго завязанные в высокий хвост, рассмотрела Голливудскую улыбку под пухлыми губами и познакомилась в очередной раз с зелёными глазами, так маняще смотрящими с черно-белого фото. Майя не могла оценить, почему так хорошо помнила цвет её глаз, но бережно хранила этот момент. «Надо же, — подумала Майя и шмыгнула носом. — Действительно похожи» — Ты на машине? — спросила Майя и повернула сухие глаза на Олю. — Нет, меня подвезли. — Музыкант твой? — Майя не стала сдерживаться. — А ты откуда про него знаешь? — Космос растрындел, — усмехнулась она. — Совсем язык держать за зубами не умеет. — Саша совсем внимания на меня не обращает, сидит в своих лесах, с саблями играет, — Оля тяжело вздохнула и достала из маленькой сумочки конфеты «Рачки». — Будешь? — Терпеть их не могу, — отрезала Майя и укуталась в пальто, когда впервые за долгое время почувствовала холод. Недолго помолчав, она сформулировала тяжело идущую ко рту мысль и все же подала голос. — Если решишь Саше изменить, — начала она. — Предупреди меня, чтобы я вовремя закрылась. — Никакой измены, что ты! — чуть громче произнесла Оля и раскрыла конфету. — Просто он предложил мне работу, я решила не отказывать. И эго потешить своё, и Белова проучить. — Просто, — процитировала Майя и улыбнулась. — «Просто» мужчины ничего не делают. Либо женщина им нравится, либо им от неё что-то нужно. Не отрицаю бескорыстных романтиков, они, безусловно, существуют, но их единицы. Лучше смотри в оба, Оленька, иначе рискуешь проиграть партию. — А Витя, — решила ответить Оля, взяв в руки козырь. — Он разве относится к какой-то категории? — Первой, — не задумываясь, Майя выпалила это и ощутила, как мгновенно очистилась грудь. — Да и Белов с Валерой тоже. Страшно представить, на какие подвиги способен искренне любящий мужчина. — А твой отец как проявлял это? — Отправил меня вовремя к психологу, — засмеялась Майя и достала из кармана пачку «Мальборо». Взяв сигарету зубами, она попыталась её зажечь, но попутный ветер только мешал, поэтому Оля, не выдержав мучительного зрелища, закрыла ладонями сигарету и помогла её поджечь. — Спасибо. — Первый раз вижу тебя в таком состоянии, — констатировала Оля, и Майя вновь усмехнулась. Мотнув головой, Разумовская сделала затяжку и выпустила густой дым, ощутив, как он оседает вокруг неё и вырывается из лёгких. — Главное, чтобы ты вовремя сделала вид, что эту сторону не видела, — голос Майи звучал как никогда серьёзно. — В жизни так мало моментов, когда можно побыть собой. — Ты разве притворяешься? — Конечно, нет, я же не второсортная актриса, — сказала Майя, и глаз её задёргался. — Просто есть жизнь, а есть её перемотка, и в период этой перемотки можно позволить себе всё, — выдохнув дым, Майя поднялась со скамьи и сделала несколько шагов в сторону камня. Смахнув свежий снег с мрамора, Разумовская поцеловала фотографию и по-особенному улыбнулась, будто сердце её вновь наполнилось утраченной любовью. Понаблюдав за этим зрелищем, Оля встала следом и не сводила с подруги глаз. Взяв Белову под руку, она шаг за шагом пробиралась сквозь невысокие сугробы к протоптанной дороге. Только сейчас Оля заметила, что на ногах Майи низкие туфли, а не сапоги. — Кажется, где-то здесь, — произнесла Майя в пустоту и попыталась найти запорошенную снегопадом машину. Как только глаза её увидели знакомые номера, Майя достала из кармана ключи и подошла к двери, вставив ключ. — Видно сильно ты Витю зацепила, — вновь подала голос Оля, когда они оказались внутри, и Майя повернула ключ зажигания, прогревая салон. — Никому он машину свою не доверяет. Многозначительно подмигнув, Майя нажала на газ и больше часа, без остановки, летела по пустой трассе под крики изредка появляющихся лесных кроликов, выбегающих на дорогу в моменты, когда нога Майи вдавливала педаль тормоза. Как только машина остановилась около дома Беловых, Майя схватила руль двумя руками и повернула глаза на Олю. Та мирно спала на своем месте, опустив голову на стекло, и слегка посапывала под тихую музыку в магнитоле. — Привезла спящую красавицу, — негромко произнесла Майя, стоя спиной к машине, когда из подъезда вышел Саша в рубашке с тремя верхними расстегнутыми пуговицами и спортивных штанах. — Не рановато ли для таких нарядов? — спросил Белов, указывая на одну лишь комбинацию под пальто. Решив проигнорировать вопрос, Майя отошла от двери машины и следующие несколько секунд наблюдала за тем, как Белов осторожно берет жену на руки, аккуратно поддерживая её сумочку пальцами, и спиной закрывает дверь. — Сань, подожди, — шёпотом сказала Майя и открыла багажник. Спустя несколько секунд она изъяла из него бутылку вина, ту самую, что принесла Оля на кладбище часом ранее. — Отдай Оле потом, пожалуйста, она сегодня поступила как самый настоящий друг. Скажи ей, пусть оставит бутылку для лучших времён. Ничего не ответив, Белов взял вино и согласно кивнул, а позже попросил Майю помочь ему набрать код на подъезде. Как только друзья скрылись за коричневой дверью, Майя медленно прошла по почищенной дороге к машине и села за руль, старательно нажав на педаль газа. — Майя? — испуганно воскликнула маленькая Таня и раскрыла свои секретарские глаза до состояния округлого, обыкновенного. Ровно две минуты назад она видела, как Разумовская ураганом влетела в собственный кабинет в наброшенном на одно плечо пальто и без грамма косметики, не поздоровавшись, и так громко хлопнула дверью, что Таня непроизвольно дернулась и упала в рабочее кресло, смяв лежащий на нем «Огонёк». Не теряя ни минуты, Таня встала на мысочки и бесшумно прошла к кабинету и тихо, словно она маленькая мышка, приложила ухо к двери. Разобрать шумы по ту сторону она не могла, но отчётливо слышала благой русский мат, что мешался с шелестом бумаг и ручек, нервно царапающих на них. — Доброе утро всем шпионам! — выкрикнул только что приехавший Костя, и Таня вынужденно приложила указательный палец к губам в знак тишины, на которую она сейчас поставила чуть ли не собственную жизнь. Показав рукой в сторону двери, она вновь прислонилась ухом к дереву и пыталась вслушаться в беззвучную драму. Костя, пусть ничего и не понял, но также тихо подошёл к Тане и, положив руку на её плечи, медленно отвёл от двери под несогласное мычание. — Это не наше дело, — дополнил он, и Таня, расстроенно кивнув головой, предложила Громову кофе. Костя отказался в силу выпитых трёх чашек с утра. «Как хочешь», — услышал он короткое в ответ и ещё сильнее захотел, чтобы вечером Таня пошла с ним на свидание, на которое он всё никак не мог решиться. То ему мешали пробки, то Таня покидала рабочее место, чтобы навестить бабушку, то Майя бесконечно просила Костю приехать в офис. — Не замерзнете, Майя Влади… — начал он, как только дверь с шумом отворилась, и из нее вылетала Разумовская. — Костя, сердечно прошу, обойдёмся без вопросов, — молниеносно ответила она, и положила на стол Тани бумаги. — Отправь их вот по этому адресу, — обратилась она к ней и взяла со стола ручку, которой на большом жёлтом стикере написала дом на другом конце Москвы. — Только отправь курьером, сколько хочешь ему заплати, но чтобы все бумаги он доставил в срок. — Кто там живёт? — полюбопытствовала Таня. — Один очень хороший человек, — начала Майя и улыбнулась ехидно. — И пусть свяжется со мной, как только получит их. Таня согласно кивнула. — Вроде, ничего не забыла, — вслух сказала Майя и пробежалась глазами по офису. — Тань, обязательно отправь эти бумаги, они очень важны для меня. Закрыв кабинет уже спокойнее, Майя отправила Тане воздушный поцелуй и махнула Косте рукой в прощальном жесте. Улыбнувшись во все тридцать два, Разумовская быстрым шагом сбежала с высокой мраморной лестницы, уложенной синим ковром, и принялась стучать каблуками по намытому паркету в холле офиса. Отсалютовав честью охраннику, она выбежала на улицу и остановилась около машины, вспомнив, что к пустой голове руку не прикладывают.***
— Что-то на тебя не похоже, — заявил Космос, когда Майя взяла в руки фарфоровую чашку с синей кобальтовой сеткой и отпила горячий черный чай, который от одного её взгляда похолодел. — Лучше ничего не говори, — Витя похлопал друга по плечу и улыбнулся. — Иначе рискуешь проснуться в «Метелице». — Господь с Вами! — воскликнул Космос, хохоча. — Меня выгонят из собственной квартиры? — Холмогоров подбросил монетку в воздухе и прижал ладонью на сгибе локтя. — Орёл, я остаюсь. Расплывшись в полуулыбке, Майя обвела глазами новую квартиру Космоса, которую он чудом снял на Котельнической набережной, и акцентировала своё внимание на картине напротив кухни, неприлично высоко висящую. Она упёрлась в нее, и на долю секунды Майе показалось, что картина смотрит в ответ янтарно жёлтыми глазами и постоянно щурится, старается разглядеть Разумовскую сильнее. Майя, поддерживая несуществующие переглядки, бесконечно долго изучала тонкие мазки маслом, что вывели прямые каштановые локоны у девушки, в руках которой Майя заметила корзину с маленькими цветами и кролика на плече. «Современное искусство», — заметила Разумовская и постаралась отвести взгляд. — Я не знаю, что делать дальше, — сказала она и вернулась к друзьям. — Я отправила документы курьером папиному другу, но шанс даже обратить на них внимание с его стороны равен нулю, — с грустью закончила Майя и отпила остывший чай. Скорчившись от горького вкуса, она разочарованно поставила фарфор на стол и вылила остатки чая в раковину, а после прошла по широкой кухне и уселась на ковер рядом с батареей, подняла колени к лицу и положила на них подбородок, смотря на друзей снизу вверх. Только сейчас Майя заметила, как безостановочно тряслась нога Вити под столом, после каждого её слова. — А плана «Б» у тебя нет? — спросил Космос и только позже осознал, насколько реплика была неуместна. Решив заткнуть себя конфетой, он потянулся рукой к «Столичным» и принялся шуршать обёрткой. — Лечь под пулю добровольно, но это уж совсем отчаянный шаг, — коротко ответила Майя и по-щенячьи опустила взгляд. Она не смотрела дальше, не думала на будущее и искренне верила в собственную удачу. — Если твой Андрей Федорович ещё не начал под тебя копать, что очень маловероятно, — Витя не отводил взгляда со стены, крайне незаинтересованно рассматривая однотонные обои с какими-то розовыми пятнами, явно оставленными предыдущими жильцами. — То мы ещё можем подделать информацию. — Было бы, что подделывать, — с грустью произнесла Майя. — Я сама-то о себе немного знаю, что уж говорить о Буманском. На несколько минут повисла гробовая тишина, нарушить которую осмелился только звук телефона, раздавшейся в соседней комнате. Космос сильно озадачился звонком и вышел из кухни, закрыв за собой дверь. Майе совершенно не хотелось выяснять чужие секреты, поэтому она поднялась с пола, подошла к Пчёлкину и обняла его со спины, скрестив руки на груди. Уткнувшись ему в плечо, она произнесла что-то нечленораздельное, а после почувствовала, как его пальцы медленно стали поглаживать её руку, крепко схватившую другую. — Не знаю, согласишься ли, — Витя подал голос и слегка сжал её ладонь. В этот момент Майя поняла, что другого выбора у неё не будет, и любой её ответ должен стать согласным. — Но мы все же можем попробовать обдурить твоего чёрта этого. — Гений снова в работе, — Майя тут же воспряла духом и села рядом с Витей, с надеждой глядя в его глаза. — Но, я уже сказала, что даже подделывать нечего. — А мы не будем ничего подделывать, мы принесем ему правду. — Майя непонимающе подняла бровь. — Мало ли на свете Май Разумовских? — риторически спросил он, пока Майя заинтересованно хлопала глазами. Постепенно в голове Майи пазл складывался воедино, и она готовилась согласно кивать Пчёлкину. — Подменить нашу Майю на другую — отличная идея, только кто ему этот трёхтомник даст? — Космос влился в диалог в ту же секунду, как открыл стеклянную дверь. — Да ещё так, чтобы он не заметил подмены и в рот заглядывал тому, кто нароет ему твою несуществующую жизнь. Задумавшись, Майя закусила губу и принялась перебирать знакомых в голове. Ни одна кандидатура не подходила. Одних знал Буманский, другие разбили бы ему лицо при встрече, а третьи и вовсе в тюрьме. Решение за неё принял Космос, который тоже не сидел без дела: — Таня, кажется, так зовут твою секретаршу. Она провернет всё без лишнего шума. — Насколько можешь оценить уверенность свою? — спросил Витя, обратившись к Майе, и поднялся с табуретки. — Процентов семьдесят и увеличение зарплаты, — Космос вновь ответил за подругу и молча указал на неё и спросил глазами: «Повысишь?» — Как-то у меня не вяжется её образ с меркантильностью, — добавил Витя. — Отправишь, значит, её бабушку в санаторий, — Космос обратился к Майе. Пока Майя наблюдала, как друзья общались за неё и решали вопрос чужой жизни, она все сильнее внутри себя крутила пальцем у виска и надеялась, что это лишь дурацкая шутка, которая останется в стенах этой маленькой кухни, но как только она увидела, насколько серьезным было лицо Пчёлкина, Майя упала на спинку стула и уверенно произнесла. — Она девчонка хорошая, благодарная, я не смогу себе простить, если она не вернётся. — Он не станет решать её, думаю, что он лица её даже не запомнил, когда приходил. Да и согласись, что для него выгодна партия стукача. Но для безопасности я поеду с твоей Таней, — твердо сказал Витя, и тут же большие глаза коснулись его лица. — Не обсуждается. — Кос, — громко возмутилась Майя и стукнула ладонью по столу, чтобы он обратил на них внимание. От неожиданности и яркости её голоса из рук Космоса упало печенье и с треском разлетелось по маленькой тарелке. — Скажи ему! — Пчёл, Майя права, — Космос подошёл к другу и достал из-за пазухи ствол. — Без этого точно нельзя туда соваться. Взяв из рук друга оружие, Витя озадаченно посмотрел на него и после поставил на предохранитель. — Ты бы хоть проверял дары свои, — Витя вернул Холмогорову пистолет. — А то раз — и всё. — Я не отпущу ни тебя, ни её! — ещё эмоциональнее произнесла Майя и поднялась, держа глаза на одном уровне с Пчёлкиным. — Моего мнения никто услышать не хочет? — Я же сказал, что решение не обсуждается, — строго ответил Пчёла. — Базар окончен. — Нет, я ещё слишком много тебе не сказала! — чуть громче сказала Майя и краем глаза увидела, как Космос поднял руки, сдаваясь, и покинул пределы кухни. Как только дверь хлопнула, Витя мгновенно обратил на Майю внимание. — Меня ты спросить не хочешь? — А меня ты спросить не хотела, когда за руль под под алкоголем садилась? — насел Пчёлкин, и Майя не нашла слов. Долгое молчание, которым одарила Витю Разумовская, было больше похоже на накопившееся напряжение, и оба желали его сбросить. Майя постаралась проигнорировать претензию со стороны Вити, и лишь краем уха следила за тем, как нервно он дышит под её взглядом. — Больше некого отправить, ты прекрасно это понимаешь. — Пчёлкин безынтересно прервал молчание и прошел к столу, отодвинул табурет и сел на своё место, взяв в руки конфету. Он крутил её в руках, не открывал и лишь ждал, пока Майя продолжит аргументировать свои возьмущения. — Я не понимаю, почему именно Таня? Ты думаешь, что он не нарыл на меня ничего до сих пор? — с каждым словом интонация её голоса падала. — Нарыл ещё до того, как заявился к тебе, но ты не можешь не согласиться с тем фактом, что получая информацию от друга твоего врага, ты в собственных глазах кажешься богом, а в чужих — дураком. — Таня здесь не при делах. Это моя проблема, поэтому решать её позволь мне. — Ты ещё не поняла ничего? — Витя удивлённо поднял бровь и бросил деревянную конфету на стол. — Ты вляпалась в очень хреновую жизнь, в которой придется рисковать людьми, как бы тебе там ни было больно и неприятно. Внедрить Таню в окружение Буманского — раз плюнуть, если мы этого не сделаем, то шанс твой дожить хотя бы до лета близится к нулю. Опустив голову, Майя обратила внимание на свои руки, которыми безостановочно теребила низ своей рубашки. На долю секунды в её мыслях пронеслось, что она совершенно не помнит, когда переоделась и под каким предлогом оказалась у Космоса, но лучше бы мозг вытеснил те слова, что она слышит сейчас, чем рутину. — А если Таня не вернётся? — Майя лавировала в словах, стараясь избегать ненужных формулировок. — Что тогда, Вить? Я же не прощу себе. Встав, Витя подошёл к Майе и мягко поднял её голову за подбородок, коснулся двумя руками щек и вынудил обратить внимание на него, не отводя глаз от его зрачков. — Я пугать тебя не собираюсь, — уже мягче произнес он. — Но если когда-то тебе придется встретиться со страхом другого уровня — сожри его раньше, чем он тебя. Витя, честно говоря, в собственной голове желал продолжить монолог и вбить нравоучения в молодую черепушку, но когда руки Майи сцепились в замок на его спине, а макушка кудрявых локонов коснулась его подбородка, он только и смог, что ласково поглаживать её по волосам и не сводить взгляда с припаркованного Мерседеса на другой стороне улицы, из окна которого жадно смотрели черные злые глаза.