И я дрочу в 4:30

      Майкл ввалился в свою комнату, стараясь как можно тише закрыть за собой дверь. Щеки жгло от солёных слез, которые не желали останавливаться после конца очередной серии «Бессмертного и Неугомонной». Этот тупой сериал мог нагнать драмы, когда того хотел. И для Майкла было настоящим счастьем, что его крутили по ночам, потому что он бы умер от стыда, если бы его таким увидел кто-то из родственников. Особенно отец, для которого эмоций будто бы не существовало.       Задвинув щеколду под ручкой, Майкл рухнул на кровать. Сна после такой телевизионной драмы не было ни в одном глазу. Он будто бы сам был на месте отвергнутой Клары, которую никак не хотел принимать тупой Влад с ее чувствами и ребенком. Майкл долго не мог понять, почему он так ассоциирует себя с главной героиней. И только сегодня на середине серии до него наконец дошло. Если он — Клара, то ее ребенок — чувства, с которыми он остался один на один. В таком случае, Влад это никто иной как…        Он взял телефон рядом и прищурился от яркого света. Экран сообщал, что сейчас половина пятого утра, а будильник должен был прозвенеть ровно через два с половиной часа. Отец убьет, если Майкл в очередной раз пропустит школу и его снова отвлекут от своих супер важных дел в подвале их дома вызовом от директора.       Однако при мыслях о школе в Майкле зарождался не ужас или отвращение, он даже прогуливать не собирался. С недавнего времени он исправно ходил на все уроки и не боялся гнева отца и учителей. И все же в школу Майкл ходил лишь по одной причине, и это далеко не гранит науки, — а симпатичный парень по имени Скотт.       Когда он перевелся в их школу, его посадили за парту правее Майкла. Что было, в общем-то, ошибкой со стороны учителя. Очарованный милой мордашкой, Майкл тут же стал коситься вправо, чтобы разглядеть профиль новенького. О, это было нечто. Будто идеал греческой скульптуры ожил и примчался прямо сюда. Эти подтянутые скулы, идеально прямой нос с выраженной переносицей, глубоко посаженные глаза, скрытые за линзами очков. Рука сама тянулась к карандашу сделать набросок. А когда начинались уроки физкультуры, у Майкла едва не срывало башню. Скотт был в такой отличной форме, что по его телу можно было часами изучать анатомию мышц. И взгляда оторвать было невозможно, в голове мгновенно возникали фантазии, как эти сильные руки прижимают его к стене, и Скотт оставляет поцелуи по всему телу, пока Майкл плывет. Как же сильно хотелось прикоснуться к этому рельефному прессу, сжать накаченные груди, очертить широкие плечи с выступающими ключицами. Майкл был настоящим везунчиком, что всё еще не спалил своих томных взглядов в сторону одноклассника. Ну и стояка, естественно. Он понятия не имел, как бы Скотт к такому отнёсся. Конечно, одно дело, когда на тебя смотрит, кусая пухлые губки, девчонка с параллели, и совсем другое, когда у одноклассника и приятеля прилично так стоит на тебя член.       Воспоминания о потрясающем профиле и теле вызвали снизу закономерное и уже давно знакомое тянущее чувство. Прикусив губу, Майкл неуверенно покосился на свой телефон. То, что он собирался сделать, явно было неправильным. Однако об этом никто в итоге не узнает, верно? Это останется лишь его маленькой похотливой тайной. Он имеет право на слабость перед естественными потребностями. Как бы отреагировал на это Скотт? Посадил бы к себе на колени и бархатно шептал, какой Майкл грязный, нехороший мальчик? Спросил бы, как часто он трогает себя, когда думает о Скотте. А потом, пару раз ударив широкой ладонью по бедру, медленно бы его растягивал в наказание за такие непристойные действия.       Раздвинув ноги и приспустив трусы, Майкл обхватил привставший член рукой и облегчённо выдохнул. Второй рукой он разблокировал телефон и открыл галерею. В отдельном альбоме с паролем хранились фотографии Скотта. Как же это все было неправильно. Какие-то из них он взял с его страницы в социальных сетях, а какие-то Майкл сделал лично, с разрешения Скотта, разумеется. Оправдал он это тем, что ему нужна была «модель для рисунка». В какой-то мере это было сущей правдой. Майкл и правда много рисовал Скотта. Но фотографии для этого оказались ему не нужны. На уроках он рассматривал его так внимательно, что запомнил каждую его черту, каждый волосок на висках и подбородке. Такую одержимость вряд ли можно было назвать нормальной, однако Майкл успокаивал себя тем, что, пока он не нарушает личного пространства Скотта, всё в порядке.       Не отрывая взгляда от фотографии, Майкл задышал через приоткрытый рот и провёл пару раз по стволу. Было не слишком сложно визуализировать, что рука принадлежала не ему, а Скотту. Как его длинные пальцы обхватывают член Майкла, зажимают у основания, и затем медленно, растягивая удовольствие, водит большим пальцем по головке, давя на уретру. Как Скотт склоняется над ним, вжимая в кровать всем своим телом, не позволяя двинуться с места, и шепчет на ухо, какой Майкл красивый и потрясающий.       Майкл отбросил телефон на другую сторону кровати, сжал зубы и тихо заскулил. Рука задвигалась быстрее, бедра непроизвольно дернулись. Воображаемый Скотт сжал его за ляжку.       «Тебе стоит вести себя тише».       — Да, да, — Майкл прерывисто дышал. — Черт возьми, только не останавливайся, прошу…       «Грязный, похотливый мальчик. Разве можно так себя вести? Тебе должно быть стыдно. В темноте, пока никто не видит, мастурбирует на одноклассника, которого и год не знает. Ты плохой мальчик, Майкл.»       Он закрыл себе рот освободившейся рукой, приглушая полустоны. Скотт продолжал ласкать везде, где мог дотянуться, склонился над ухом, оставляя мокрый след от щеки до мочки. Горячее ровное дыхание заставляло тело покрываться мурашками и вздрагивать. Сколько раз уже целовали эти потрясающе мягкие губы? Сколько раз Скотт на самом деле склонялся так над какой-нибудь девушкой, которая точно также как Майкл просила под ним большего? Внезапная ревность сжала его сердце, бросила на пол и вдавила стеклянные осколки. От контраста между болью в груди и удовольствием внизу на глаза навернулись слёзы.       «Майкл, ты такой прекрасный. Красивый, самый лучший. Никто с тобой не сравнится. Я безумно хочу тебя. Хочу, чтобы это повторялось каждый день. Чтобы ты был моим. Я люблю тебя, Майкл.»       Майкл слегка прогнулся в спине, приподнимая бедра, и не удержался от всхлипа. Открыв рот в беззвучно стоне, он закатил глаза и, толкнувшись в руку ещё пару раз, кончил. Сердце не прекращало биться сильнее, чем после пробежки, и Майкл шумно дышал через рот. Он высунул липкую руку из-под одеяла, чистой достал салфетки и принялся избавляться от улик. Ослабевшие ноги все ещё не слушались его и никак не хотели сдвигаться обратно. Майкл бросил смятую бумагу, вытер тыльной стороной ладони слёзы и уставился в потолок. Воображаемый любовник, не оставив после себя ни следа, ни даже прощального поцелуя, испарился. В отличие от Майкла, который надеялся, что светлые пятна не будут видны на утро.       Голова кружилась. Конечности постепенно начали снова чувствоваться. И в мыслях было только одно виноватое «Я передернул на друга». Хотя ещё какое-то время назад это казалось вполне безобидной идеей. Щеки снова обдало жаром, когда он представил, как видит Скотта утром в школе. Как он неприлично пялится на него во время уроков, совершенно забивая на всё. Как фантазии будут уносить его целыми днями, и избавиться от образа абсолютно голого Скотта, жмущего Майкла по всем углам школы, будет нереально.       Внизу снова приятно потянуло. Сонливость так и настаивала закрыть глаза и отдохнуть хотя бы оставшееся время, но желание ещё раз доставить себе немного удовольствия очевидно было против. Майкл протяжно вздохнул и снова взглянул в телефон. Пять утра. До будильника оставалось пару часов. За это время Скотт мог бы прийти к нему ещё минимум раза три. Скотт, который точно не отвергнет его чувства. Который будет рядом в любой момент. Который не сделает больно.       «Я всегда буду с тобой».       И рука снова невольно потянулась вниз.