О героях и драконах

То лето запомнилось мне аномальной жарой. Пекло настолько сильно, что даже в тени столбик термометра показывал твёрдый сороковник. Все местные мальчишки и девчонки бегали к ближайшей колонке и поливали друг друга спасительной водой, оставляя серые разводы на асфальте к неудовольствию местных бабулек, обмахивающихся газетными листами, свёрнутыми в трубочку, чтобы хоть как-то охладиться. В день, когда дедушка привез меня к себе в деревню, тоже был невыносимо жарким. Только - только сойдя с поезда и проехав на солнцепёке в течение часа по крупной гальке, хотелось лишь стянуть с себя прилипшие к бёдрам джинсы и футболку да улечься на прохладном диване в гостиной. Но бабушка, встретившая меня с порога, тут же принялась меня расцеловывать и всячески обхаживать. Я помню запах, исходивший от неё. Косметика, смешанная со стариной и молоком. Такой странный, но при этом вкусный запах, прочно закрепившийся в моей голове именно за бабушкой. Дедушка же для меня пах машинным маслом и удобрениями - он держал небольшую ферму. Каждый раз, когда я приезжал к ним, первым делом осматривал их угодья: пушистых кроликов в клетках, которых в детстве так любил доставать и гладить вместе с сестрой, пахучих баранов, которые пугались буквально каждого шороха и сбегались лишь тогда, когда приходило время обеда, двух собак, которые первое время боялись меня как огня и боязливо лаяли, но через день оттаивали, привыкали и давали себя погладить, в ответ облизывая мою ладонь и подставляя под неё свои мокрые прохладные носы. Особенно я любил рассматривать огород. Он всегда казался мне особенным местом. В нём было всё, начиная с мною любимых помидоров и заканчивая вкуснейшей клубникой. Сбор последней был частью моих обязанностей во время пребывания здесь. Больше, чем собирать клубнику, мне нравилось собирать малину. В городе, откуда я родом, её с огнём не сыщешь. А тут растёт под боком, причём много. Бабушкин пирог с малиной навсегда останется моим любимым блюдом на всю мою жизнь. Та поездка разительно отличалась от предыдущих. Я приехал без Люмин, моей дорогой сестры. Она только окончила первый курс университета, поэтому никак не могла приехать. Мне же лишь предстояло начать обучение в университете, поэтому в то лето я сам отправился в деревню, чтобы повидать дедушку с бабушкой. Признаться, двое суток в поезде в полном одиночестве были довольно скучными. Как-то незаметно прошли времена, когда в поездах все друг с другом знакомились, узнавали, кто куда направлялся, и весело играли в карты до выключения ламп. Сейчас же все предпочитают стыдливо кивать новоприбывшим пассажирам, да изредка просить поднять полку, чтобы поставить чемоданы. Даже книги в поезде особо не читаются, потому что мысли ускользают и застревают где-то в пыхтящих и скрипящих колёсах, весело посвистывающих вблизи населённых пунктов. Я поймал себя на мысли, что смотреть в окно гораздо увлекательнее, чем пытаться впихнуть в себя книжку про Суворова. Лес, болото, горы, равнина и снова лес - природа менялась так же стремительно, как и деревни с городами. На улицу на долгих станциях выходить вовсе не хотелось: наблюдая за спешащими людьми с чемоданами и местными торговцами безделушек, мысленно представляешь, куда они могут направляться и по какой причине они куда-то спешат. Мне нравится думать, почему то или иное событие случилось и почему оно случилось конкретно с кем-то. Но далеко не всегда мои мысли совпадали с действительностью, хотя, к своей гордости, таких случаев было крайне мало. Конкретно один такой случай со мной произошёл, когда я несколько недель гостил у моих бабушки с дедушкой. В тот день совершенно не хотелось никуда выходить из дома. Жара плавила мне мозг, стекая по задранной до груди футболке. Но моя неугомонная бабушка удумала спозаранку заготовить тесто для вареников, а в последний момент поняла, что маловато муки. Дедушка в тот момент уже давно был на сенокосе, так что участь сходить в магазин упала на мою душу. Конечно, я был рад помочь своей бабуле, но перспектива печься на солнце, подобно яблоку в духовке, вовсе не прельщала. Окатив лицо водой из бочки для полива, я сжал в руке пустую авоську и скомкал банкноту в кармане шорт. Идти было не так уж и далеко (всего-то каких-то десять минут), так что я надеялся справиться довольно быстро. Рядом с сельским магазином находились все местные достопримечательности и общественные здания, как дом культуры, клуб, статуя батюшки Ленина, мемориал памяти погибшим в войне, детская площадка, сельсовет и остановка. Именно здесь, на этом крохотном участке земли, тусовалась вся сельская и приезжая молодёжь. Сжав в руке стаканчик ванильного мороженого с шоколадной крошкой, все либо сидели плотным кружком, либо с криком и свистом раскатывали на велосипедах, соревнуясь, кто круче и быстрее. На последних я и наткнулся, когда уже возвращался со своей покупкой. Небольшая стайка ребят разных возрастов разъезжала по выдуманной ими самими трассе. Видимо, командовал ею парнишка, разъезжавший впереди всех остальных. Он-то и зацепил моё внимание. Футболка с огромным синим драконом, потёртая кепка с полевыми цветами, хитро пришпиленными с левой стороны, чересчур короткие шорты, оголявшие его до болезненного бледные ноги, помятый велосипед - всё запредельно просто и одновременно сложно. Громким, ещё не ломанным голосом, он кричал о драконах и скалах, своими острыми зубьями угрожавших путникам, призывал к осторожности. Мальчик, ехавший позади него (меня удивила повязка на его правом глазу), весело поддакивал и, казалось, полностью влился в игру, а вот другой мальчик, с рыжей макушкой, вертел носом и всё время повторял, что игра глупая и не имеет смысла. Я улыбнулся. Да, он прав. Игра действительно не имеет смысла. Но прямо сейчас, в их юном возрасте, и стоит играть. Потому что всё бессмысленное в детстве имеет больше смысла, чем что-либо во взрослой жизни. Жалко, что понимаешь это поздно. Моё секундное промедление не ускользнуло от маленького лидера, который тут же с криками: "А вот и наш герой! Он всех спасёт!", набрав скорость, помчался в мою сторону. К несчастью, на его пути оказалась лужа, которая осталась после ночного короткого ливня и ещё не успела полностью высохнуть, превратившись в скользкую мерзкую кашицу. Тормоза (и без того на вид хлипкие) не справились со своей задачей, поэтому горе-гонщик наехал прямо на меня, свалив с ног и свалившись сам. Вся компания, наблюдавшая за этой картиной, громко рассмеялась, собирая шлёпками дорожную пыль. Виновник аварии, ойкнув, мгновенно подскочил и ринулся ко мне. Я особо не пострадал - упаковка муки осталась цела и лишь слегка помялась, да и приземлился я на густую жёсткую траву обочины. Пострадали лишь футболка с шортами : теперь на них красовался жирный след от велосипедного колеса и редкие брызги от лужи. Им требовалась лишь хорошая стирка, не более. Но горе-водителю было как-то не до трезвой оценки ситуации. Он ревностно начал извиняться, прося не рассказывать обо всём отцу, иначе тот его прибьёт. В этот момент он выглядел в моих глазах ещё более забавным. И я наконец смог рассмотреть его глаза: цветом они напоминали битое зелёное стекло, которое изумрудной россыпью усыпало нашу детскую площадку около дома. В детстве мы с местной ребятнёй любили собирать эти стекляшки и считали их несметным сокровищем. Похоже, он не обратил внимание на моё замешательство. Его взгляд остановился на моей футболке. В месте, куда он смотрел, уже успело подсохнуть несколько особо жирных клякс. Заворожённый, будто околдованный, он тихо прошептал: «На кошачью мордочку похожи». Такое сравнение меня, надо сказать, смутило. Природа не наградила меня даром видеть больше того, что положено видеть, так что для меня эти кляксы так и остались обычными кляксами, даже когда я попытался дома разглядеть хоть что-то в зеркале. Донеся до бабушки муку и рассказав ей всё, что произошло, я закинул вещи в стирку и переоделся. Помнится, потом бабушка мне, улыбаясь, рассказывала, как нашла жучков в старой муке во время просейки. Дедушке мы решили тактично об этом не говорить и поведали о страшной тайне лишь после съеденной тарелки. Тот, впрочем, нисколько не смутился и попросил дополнительную порцию. Венти, как назвал себя горе-гонщик, пришёл к нашему дому после обеда. Постучавшись в окно на кухне (ворота дедушка всегда держал закрытыми), он попросил меня выйти. Бабушка была только рада. Я не самый общительный ребёнок, поэтому у меня мало друзей даже среди моего окружения дома. А тут уже потенциальный знакомый. Чем не радость? Я вышел за пределы прохладного дома. Парнишка улыбался своими белоснежными зубами. Он предложил погулять с ним по небольшому берёзовому леску, что был неподалёку от деревни и своим боком примыкал к ней. Здесь местные ходят по грибы, а приезжие делают красивые фотографии на лоне природы. Венти, похоже, не интересовало ни то, ни другое. Громко крича, жадно ловя воздух ртом, он перепрыгивал встречавшиеся пенёчки, обнимал стволы деревьев, кружась с ними в своеобразном танце, понятном лишь ему одному. Мне нравилось наблюдать за ним. Невольно я замечал за собой, что всё больше улыбаюсь его выходкам. По разговору я узнал, что он только закончил восьмой класс, что делало его младше меня на два года (я рано пошёл в школу). Он не выглядел на свой возраст ни ментально, ни физически. Куча странных шуток, забавных и немного невероятных историй лилась из его уст, словно неиссякаемый горный ручей. Мне, не любителю долгих разговоров, почему-то хотелось его слушать, спрашивать подробности. За несколько часов общения с ним сложилось впечатление, что он весьма недурной рассказчик и специалист по промыванию мозгов. Иначе я никак не могу объяснить, как этот проказник мог меня увлечь настолько, что я напрочь забыл о времени. Усевшись на заваленном стволе берёзы, он протянул мне слегка подтаявшую шоколадную конфету, ставшую похожей на пластилин. Я принял подарок и тут же запихнул его в рот. Сладкая, с орешками. - А ты ведь уже поступать в универ будешь? - спросил он, болтая ногами и слизывая с уголков губ остатки шоколада. - Да, - незатейливо ответил я, вглядываясь куда-то вдаль, - уже подал документы в Петербург. - Ого! Вот это ты крутой, конечно. Он открыто завидовал мне. Ему тоже хотелось в большой город, ведь там проводятся аниме - фестивали, много магазинов с мерчом и полно других интересных штук. Сам-то он никогда не бывал в месте крупнее местного областного центра, а там из достопримечательностей только фонтан да старый вагон около вокзала. Его тянуло в сценаристы, поэтому он собирался отучиться до девятого и поступить в колледж. Я улыбнулся и ласково потрепал его по голове. Ненавязчиво, чтобы не нарушать личное пространство. - Буду ждать твоих фильмов, Венти, - наставнически произнёс я. - Жду не дождусь увидеть тебя в Питере в качестве известнейшего сценариста. Будешь снимать нечто покруче местных сериалов по телеку, а то достали своей однообразностью. Кажется, на тот момент моя речь очень воодушевила его. Спрятав лицо за косами, он отвернулся и пробурчал тихое "спасибо". Я снова не мог не улыбнуться. Остаток лета я провёл на улице рядом с Венти. Иногда с нами тусовались и другие дети, но Венти как-то окружил меня своим присутствием настолько сильно, что затмил всех остальных, а они, не получая нужную отдачу, быстро растеряли свой интерес ко мне. Общаться с ними наедине я мог лишь изредка, когда они приходили к моей бабушке за городскими вкусняшками, которые они с дедушкой закупали в достаточном количестве для перепродажи у себя в деревне. Особенно я сдружился с Кэйей, мальчиком с повязкой на глазу и братом рыжеволосого ворчуна, как я окрестил в своей голове того мальчишку, что отказывался играть со всеми. От него я узнал много подробностей о некоторых жителях деревни, в том числе и о Венти. Оказалось, что он живёт с отцом - пьяницей (мать ушла от них ещё очень давно) в полуразваленном доме, где в трещинах крысы развили свои гнёзда, а с потолка огромными комьями сыпалась штукатурка. Кэйя был в том доме всего раз, но не желал бы оказаться там вновь. Венти, несмотря на свой лёгкий и весёлый нрав, прилежно учился и часто задерживался допоздна в школе, чтобы не видеть попойки отца. Часто он приходил на уроки с синяками, которые пытался замазать печной побелкой. Все мальчишку жалели, да никто ничего не делал. От такой несправедливости я с силой сжал костяшки рук и продавил ногтями отчётливые полумесяцы на внутренней стороне ладоней. В следующую нашу с Венти встречу я предложил ему переночевать у нас, предварительно поинтересовавшись у бабушки с дедушкой, можно ли. Они только рады были: сами-то жалели мальчика, но кто послушает пожилых людей, так ещё и не самых уважаемых (мало кто будет уважать тех, кто продаёт выпивку по дешёвке, и совсем неважно, что брать или не брать – осознанный выбор каждого). Сам я ничего Венти не рассказал про наш разговор с Кэйей. Не хотел лишний раз напоминать. а тот, услышав предложение о ночёвке, тут же просиял и помчался домой за вещами. Тот вечер был одним из самых весёлых за лето. Бабушка испекла мой любимый малиновый пирог, который уминался за четыре щеки и запивался молоком. Вытерев молочные усы, Венти распластался на цветастом ковре зала и блаженно прикрыл глаза. Дедушка с бабушкой в то время уже давно были в своей спальне, так что только мы в доме бодрствовали. Да и то наполовину: спустя несколько минут, когда я вернулся с кухни, отнеся тарелки, я услышал тихое сопение. Венти прям так и уснул на ковре, свернувшись калачиком. Во сне его лицо казалось ещё более безмятежным. Мне не хотелось верить, что такому парнише постоянно доставалось от своего нерадивого папаши. На руках он ощущался ещё более хрупким. Он будто ничего не весил, так что перенести его на диван мне не составило никакого труда. Раньше я спал на нем с Люмин, когда мы приезжали вдвоём, поэтому я был рад, снова спать с кем-то вместе. Уложив Венти на его половину, я решил распустить и без того выбившиеся косы. Его волосы были гораздо мягче моих (у меня они тоже были довольно длинные), пусть и немного выжженные солнцем. На несколько секунд я завис, перебирая шелковистые локоны. Поймав себя за таким непристойным занятием, я одёрнулся, отодвинулся, выключил свет и улёгся на свою половину, забравшись под одеяло. Венти спал крайне неспокойно. Всю ночь то и дело что двигался, задевая меня ногами. Будучи не готовым к такому повороту событий, я долгое время не мог заснуть. Ровно до момента, когда Венти попросту не переполз на мою половину, обхватив меня руками и запрокинув свою ногу на мои. Похоже, во сне ему требовалось, чтобы он кого-то обнимал из соображения комфорта. Мне стало интересно, обнимал ли его кто-то когда-нибудь в ответ. Заставлял ли чувствовать настоящий комфорт, свою нужность. Потому что, судя по времени, проведённому вместе, я понял, что он привык лишь отдавать (красивые камни, перья, браслеты, сладости), но никак не получать. Поэтому я решил хотя бы на эту ночь подарить ему комфорт, который он, возможно, и не видел за всю свою пока недолгую жизнь. По итогу утро получилось несколько сумбурным. Крепко зажав меня в клещи, Венти, проснувшись со слезами на кончиках глаз, почувствовал ответные объятья. Закон жанра и приличия требовал того, чтобы тот отскочил на свою половину дивана и, густо краснея, извинялся. Однако ничего из этого не последовало. Взглянув на меня влажными, до конца не раскрытыми глазами, он снова закрыл их и, вжавшись в меня своим тельцем, затерялся своей головой где-то в моей футболке. В этом жесте не было ничего пошлого или странного. Просто ребёнок, лишённый какой бы то ни было заботы, пытается получить хотя бы крупинку чьего-то внимания. Я его в этом полностью понимал и потому лишь ободряюще обнял, продлевая сладкую грёзу ещё на немного. О том утре мы предпочитали не особо распространяться. Мы оба получили то, что хотели. Он - заботу и поддержку, я - чувство собственной нужности и полезности. Не сказал бы, что поступал честно по отношению к нему, но в своих чувствах я был полностью искренен. За пару недель этот бледнолицый мальчишка с вечно растрепанными косичками, болтающимися из стороны в сторону, сделался для меня таким родным и привычным. Даже слишком. Я старался не думать о его многочисленных многозначительных взглядах в мою сторону и иногда весьма двусмысленных намёков. Мне казалось, что во мне он увидел лишь родительскую фигуру, ошибочно принимая за любовь. Но тогда я не хотел травмировать его. Теперь же я понимаю, что не хотел травмироваться сам. Сваливать ответственность на других куда проще, чем попытаться самому разобраться со своими проблемами. В последний вечер перед моим отъездом я вместе с местными ребятами отправился на костёр. Здесь часто устраивали костры и запекали на нем картошку в мундире под весёлые разговоры. Тогда уже все успели разойтись по домам и как-то так вышло, что мы снова остались с Венти наедине. В тот день он был каким-то до подозрительного тихим, будто в воду опущенным. Спрашивать я не хотел, потому что знал ответ. Моё лето здесь подходило к концу. Я немного жалел, что не встретил Венти раньше (он в это время всегда уезжал в лагерь в соседнее село, да в этом году не сложилось из-за эпидемии). Тогда же, сидя у костра, он молча встал и сел на место рядом со мной, придвинувшись как можно ближе. - Холодно? - спросил я, когда почувствовал мелкую дрожь, исходящую от его тела. На улице уже действительно осел туман, а потому было довольно прохладно. - Немного, - тихо ответил он, прижимаясь к рукаву моей куртки. Я тут же снял её и накинул на наши с ним плечи. В костре кровавыми рубинами сверкали угольки. Боковым зрением, я увидел, что всё это время Венти смотрел на меня, жадно ловя мой взгляд. Когда я повернулся в его сторону, то увидел то потухающий, то вновь горящий блеск в его глазах. Теперь их цвет напоминал мне лес, охваченный пожаром. Закусив свою нижнюю губу чуть ли не до крови, он резко привстал, чтобы сравняться с моим лицом, оставив на моих губах сухой и быстрый поцелуй. Вслед за этим он тут же убежал, не дав мне произнести и слова. Я не стал догонять его. Лишь остался дальше смотреть на догорающие угли и слушать трели и щёлканье соловьёв. Приложив пальцы к своим губам, я только тогда понял, как они горели в тот момент. И дело было вовсе не в жаре от костра. На следующий день я со своими сумками был вынужден покинуть место, ставшее для меня домом. Самая странная моя поездка подошла к концу. Бабушка вызвалась меня провожать вместе с дедушкой до вокзала, так что мы поехали вместе. Провожая взглядом деревню, я зацепился за один дом. Ветхий, полуразвалившийся, но с признаками ухода. Будто кто-то не очень сильный и умелый пытался поддержать в нём какой-то уют. И этот «кто-то» глядел на меня из окна, прижавшись ладонями к окну. Наши взгляды встретились и тут же разбежались со сменившимся пейзажем за автомобильным окном. Я могу и до сих пор гадать, что сказал бы ему в тот вечер, если бы он не убежал. Но мне кажется, что ничего. Я не мог ему ничего ответить. Мы были слишком молоды, чтобы быть серьёзными и слишком взрослые, чтобы быть легкомысленными. Его ждала его мечта, а меня - учёба в университете. Первые курсы мне давались особенно тяжко. Постоянные задания, семинары, доклады, зачёты, экзамены и бессонные ночи негативно сказывались на моём и без того слабом здоровье, поэтому я ходил на занятия через силу, а потом и вовсе взял академ. Но при всём этом Петербург продолжал манить меня. Особенно памятник Петру Великому Фальконе. Как-то Венти пламенно рассказывал мне, что, если будет в Питере, первым делом непременно посетит именно его. "Медный всадник" Пушкина оставил неизгладимый след в его душе. Каждый раз, вглядываясь в грозные черты этой скульптуры, я пытался понять, чем же именно могла его зацепить такая мощная фигура. И приходил к выводу, что не мог ответить на данный вопрос ровно так же, как и понять самого Венти. Для меня он оставался недосягаемым, недопонятым, как задачка по химии (я терпеть не мог задачи по химии в школе). Только если у задачи есть ответ, то можно ли его найти для человеческой души... Загадка. В тот день стояла тёплая сухая погода. Листья уже начали потихоньку опадать, но деревья всё ещё продолжали держаться особняком и сохраняли свою пламенную пышность. Мне стало лучше, так что я учился очно. Оставался последний год до завершения учёбы, поэтому я хотел выложиться на полную. Медный всадник меня успокаивал и придавал сил. Ходить к нему хотя бы раз в неделю стало для меня обязательным ритуалом. Любуясь спокойным течением реки, спиной я почему -то почувствовал, что меня что-то опалило жаром. Я непроизвольно обернулся. Он стал заметно выше, чем в последнюю нашу встречу. Косы всё ещё были при нём, только выкрашены в ярко-синий цвет. Глаза стали ещё ярче. Теперь они перестали выглядеть осколком бутылочного стекла, а засияли полноценными изумрудами. Уголки его губ с оставшейся детской припухлостью дёрнулись в неверящей улыбке, а взгляд застыл, уставившись на меня. - Ну, здравствуй, - хриплым застоявшимся голосом сказал я, улыбнувшись в ответ, - давненько не виделись. Впервые гулять с ним спустя столько времени было чем-то новым для меня. Мы будто и забыли, как провожали друг друга взглядом в день моего отъезда, будто забыли последнюю посиделку у костра. Но, хоть немного зная Венти, я понимал, что он ничего не забыл, а лишь ждёт подходящего случая высказаться. Или умалчивает, потому что, как и я, боится излишне сковывать себя. Мы многое упустили из жизни друг друга за эти годы. Я узнал, что Венти прибыл в Петербург для работы в течение семестра с каким-то крупным режиссёром, чьё имя я забыл ровно через секунду, как оно было произнесено. Но мне не забыть глаза, улыбку, весёлый бесперебойный голос, с которым мне всё это рассказывалось. Я будто забыл о самом себе, обо всём другом. Были только он и яркий пейзаж тёплого осеннего Петербурга. Жил он в каком-то хостеле, предоставляемом организаторами поездки, но Венти справился о том, где живу я. Я тогда снимал небольшую комнатку рядом с метро. Добрую половину помещения занимала кровать, а остальное пространство ушло под рабочий стол и напольную плиту, но меня всё устраивало. Было весьма уютно и удобно. Вновь заметив, как Венти теребит свои косички, я сам предложил ему зайти ко мне в гости, но что тот радостно и без лишних уговоров согласился. Пока мы ехали в метро, изнутри меня раздирало доселе невиданное чувство. На душе было неспокойно и спокойно одновременно. Венти, прижавшись бочком ко мне, удобно устроился на моём плече и спал. Я не мог не подумать о том, какой он уютный, когда спит. Изнутри распирала какая-то гордость, что кто-то доверяет мне настолько, чтобы позволить себе спать на моём плече. Довольно самонадеянно с моей стороны. Добравшись до моей маленькой каморки, он удивлялся практически всему. Сыграла ли его уже профессиональная чуйка или же оставшееся с детства любопытство, но он продолжал мне задавать всё больше и больше вопросов. Столько энергии мне было выдержать трудно, потому я сдался и улёгся на кровати прямо в костюме, не переодеваясь. Прикрыв глаза на минуту, я услышал шорохи около меня. Венти, всё это время, качавшийся на стуле, перекочевал на мою кровать и устроился рядом со мной. Хотелось бы ему объяснить, что мы уже давно не в том возрасте, чтобы вот так лежать, но мне стало немного всё равно. Все те годы, что я думал о нём, внезапно улетучились и потеряли смысл, когда он спокойно лежал рядом и теребил мою косу, ставшую за четыре года ещё длиннее. И этот момент хотелось продлить как можно дольше. Зима подползла к Питеру как-то незаметно. Всё начиналось с лёгкого снежка, щекотавшего нос, а закончилось сугробами у окон жилых домов. Телефон оповестил меня о сообщении от Венти, когда мои занятия подошли к концу. Солнце уже заходило за горизонт и отражалось в крепком льду Невы, играя на нём золотыми лучиками. Мороз пробирал до костей, а нос уже неприятно било. Укутавшись потеплее, я ждал нужного мне автобуса. Венти предложил встретиться у Медного всадника и прогуляться по Александровскому саду. Это было наше любимое место для гуляний. Было что-то успокаивающее в протекавшей мимо реке, да и в самом это месте. Прибыв в установленный срок, я увидел Венти в его большой парковой куртке. Он выглядел взволнованней обычного. Разговаривали мы на те же темы, что и всегда: учёба, преподаватели, однокурсники, бешеные цены на продукты и последняя вышедшая серия аниме, что мы вместе смотрели. Но затем Венти внезапно остановился. Меня обуяло чувство серьёзности, исходящее от него. За минуту он словно стал другим человеком. Дальнейший разговор прошёл для меня будто в замедленной съёмке. Слова, сказанные им, были для меня настолько же ожидаемыми, насколько же и шокирующими. Чувства, возникшие много лет назад, не только не развеялись, а лишь окрепли, приобретя прочный каркас, обросли мясом. Он говорил это предельно серьёзно, со знанием дела. Я же ничего не смог ответить. Лишь обнял его, спрятав свои мокреющие глаза в плече куртки. В ту ночь он ночевал у меня. На следующий день ни он, ни я никуда не собирались, потому что то было воскресенье, а значит законный выходной для нас двоих. Какое-то время мы не знали, куда себя деть. Сидя на кровати, греясь о стенки кружки с горячим чаем, я думал о многом. О том, как сказать матери и сестре о парне, как быть, когда он уедет (а это было уже совсем скоро), и что делать прямо сейчас. Но последнее решили без меня. Выхватив у меня кружку и поставив её на стол, Венти развернул меня к себе, одарив нетерпеливым поцелуем. На этот раз его губы были влажными, горячими и сладкими от чая. Целоваться я не умел от слова совсем, впрочем, как и он. Поэтому на этот раз, кроме как стуканья зубами, ничего не вышло. Но следующий поцелуй я взял на себя. Аккуратно проведя большим пальцем по его нижней губе, я слегка отодвинул её, размыкая зубы. Он смотрел на меня своими широко распахнутыми глазами и тяжело дышал. Я припал своими губами к его, пытаясь сделать поцелуй целомудреннее и ярче. Проведённые манипуляции дали свои плоды: зубами мы не стукнулись, а мой язык легонько провёл линию от нижней губы до верхней, слегка остановившись на кончике его языка. От таких действий Венти нетерпеливо заёрзал на кровати, откровенно желая большего. Но обманывать и обманываться я не хотел. Уж точно не теперь. - Скажи мне, чего ты хочешь прямо сейчас? - прошептал я, касаясь губами его губ, пока говорил. Он какое-то время лишь молчал и смотрел на меня. Кажется, я даже видел своё отражение в его зрачках. По задержке я понял, что торопиться точно не стоит. Не сегодня. - Мы можем просто принять душ вместе. Торопиться нам некуда. Я ценю тебя и твой комфорт. Он вновь посмотрел на меня и благодарно кивнул. Совместный душ казался ему не таким душещипательным занятием, как секс. И в этом я его понимаю. Ещё давно, приняв свою ориентацию, я смотрел много контента подобного характера. Редко когда мне нравилось то, что я смотрю. Чаще я обрывал видео на половине или даже раньше. Всё было до противного наигранно, фальшиво. Я не чувствовал отдачи от партнёров и даже не надеялся, что сам смогу её когда-то получить. Но сейчас, видя Венти, перебирающего вещи в моём маленьком шкафу под свой размер, я чувствовал, что буду получать от партнёра не просто отдачу, а чувства со всем спектром эмоций. Пусть не всегда хороший, не всегда радостный. Но я хотел видеть и принимать его любым. И это делало меня по-настоящему счастливым. Та ночь была тёплой, с запахом яблочного шампуня. Венти всё так же ворочался во сне. Но делал это меньше, потому что на односпальной кровати ногами двигать неудобно и потому что его всё так же успокаивали объятья. Я спал как младенец. Сон, приснившийся мне тогда, запомнился на всю жизнь: мы летим на огромном драконе (на том самом драконе с принта его футболки). Перед нами простираются леса, сочные долины, острые, как зубья, скалы, разноцветные крыши домов. Нам всё нипочём. Мы вместе. Мы счастливы. Мы свободны. И верится, что так будет всегда.