Эй, мой лучик

«эй, мой лучик, давай уедем? сядем в поезд из ржавой меди, накачаем себе комедий, чтоб в пути не пришлось скучать»       Ложечка мелко стучит по стеклу, и Куроо вытаскивает её из стакана, кладёт на гладкую поверхность столика, где она продолжает раздражающе дрожать под мерный грохот колёс о рельсы. Ямагучи на пару секунд отрывается от напечатанных строчек, бросает солнечный взгляд поверх страниц, и Куроо перестаёт слышать, кажется, все звуки, что могли показаться ему раздражающими. Веснушки на чужих щеках улыбаются мимическими морщинками у век, и их обладатель откладывает книгу на сеточную полку, а затем тянется к сумке с ноутбуком. — Посмотрим что-нибудь?       Больше ненавязчивое утверждение, чем вопрос, но Куроо не против. Шарится под подушкой в поисках беспроводных наушников и вмещается лопатками в угол нижней плацкартной полки, вытягивает длинные ноги и притягивает Ямагучи к своей груди. Тадаши ëрзает на пледе между чужих ног и наконец-то устраивается удобно, откидывает голову на чужое плечо, пока ждёт загрузку ноутбука на своих коленях и застенчиво улыбается, проводя носом по чужой скуле. Тетсуро замыкает кольцо рук на талии парня и вдыхает аромат яблочного шампуня от мягких волос.              Они едут уже вторые сутки, и если Куроо, несмотря на то, что умывается утром и вечером, выглядит и пахнет как побитая потная собака, то Ямагучи, будто в тайне взломал вагон люкс-купе с душевой. Тетсуро вставляет один наушник в ухо Тадаши и, не сдержавшись, зубами оттягивает мочку уха, чтобы неповадно было без него взламывать душевые и пахнуть так сладко, вызывая желание съесть такого ароматного и пряного в его, Куроо Тетсуро, руках.       Вскоре Куроо засыпает под тихий смех Ямагучи и просыпается только, когда тот тормошит его за плечо, предлагая лечь. Ноутбука на его коленях уже нет, а значит, Тетсуро проспал весь фильм, и этот факт его совершенно не расстраивал, в отличие от онемения всех конечностей из-за неудобной позы сна. Ямагучи сочувственно смотрит на него, помогает парню сесть, массирует затёкшие икры, и Куроо чувствует, как по ногам бегают искры; покалывают у ступней и коленей; страдальчески закидывает голову назад и разминает не менее затëкшую шею. Массаж ног помогает, и Куроо устало опускается головой на подушки, прижимается спиной к стене, а всем телом к Ямагучи и снова проваливается в сон, окружённый всё тем же домашним яблочным ароматом. «побываем в Париже, Ницце, говорят, там легко влюбиться. (я влюбился в твои ресницы и в округлый изгиб плеча)»       Говорят, что Париж — город любви. Куроо же считает, что любое место станет городом любви, если Тадаши будет также крепко держать его руку и восторженно улыбаться, показывая на искрящиеся огни ночного города. В груди разливается счастливое тепло, и плевать, что плечи оттягивает тяжёлый рюкзак, а кроссовки, кажется, стëрты до стелек. Куроо снимает бегущего вперёд Ямагучи, что расставляет руки навстречу потоку ветра и застенчиво улыбается, когда замечает совсем не скрытую съёмку. Ямагучи гладит каждого встречного кота, и те тянут свои мохнатые мордочки к тëплым пальцам, тычутся влажными носами в ладонь и выпрашивают лишнюю порцию тепла и ласки. Когда-то Тадаши так же приручил самого Куроо — тëплыми прикосновениями, нежным мурлыкающим голосом и солнечным взглядом из-под длинных ресниц. И с тех пор Куроо каждый день влюблялся в Ямагучи как в первый раз, как те самые уличные коты, что прибиваются к тебе, если позволяешь долго идти за собой, не прогоняя, отплачивают своей привязанностью и бескорыстной любовью. «время жить: подниматься поздно, целоваться, пока есть воздух, собирать золотые звёзды – будто ягоды, в две руки, — танцевать, пока держат ноги, забивая на все тревоги, проходить на двоих дороги, горы, реки, материки»       Просыпаться от запаха свежесваренного кофе уже стало традицией. А больше всего грело сердце то, что сам Ямагучи кофе не пил, но исправно каждое утро, где бы они ни были, варил его для Куроо, и это делало напиток ещё вкуснее и дороже. Тетсуро путается пальцами в тёмных волосах и носом в редких родимых пятнах на чужом затылке, что обычно скрываются под копной тех самых тёмных волос. Мелко целует изгиб веснушчатого плеча и думает о том, имеет ли он право целовать Ямагучи там, где его целовало солнце. Тадаши смеётся от щекотливого ощущения и убирает турку с горячей плиты. Поворачивается лицом к любимому и обнимает за шею, ластится щекой к чужому лицу и ловит суховатые губы в томный поцелуй со вкусом мятной зубной пасты.       Их завтрак, в понимании обычных людей, был ужином, а им было плевать, как будет называться их первый приём пищи после сна, если потом они побегут навстречу закату по главным улицам очередного города в их нескончаемом маршруте. На одной из площадей обязательно будет играть живая музыка, и люди, охваченные теплом уходящего лета, подхватят её ритм в простых покачивающихся движениях. Куроо же обязательно подхватит Ямагучи на руки и возможно вынесет его в самый центр площади, не в силах сопротивляться духу авантюризма. А позже отпустит, чтобы уже закружить в танце, заразив своим смехом окружающую их толпу, и музыканты, заметив оживление, заиграют энергичнее. И люди, разбившись на пары, будут отбивать ритм, сливаясь в одну живую массу праздника жизни. А перед глазами Куроо будет счастливое лицо Ямагучи, покрасневшее от резких движений и пируэтов, которые задавал растрёпанный Куроо своими негасимым энтузиазмом и жаждой получить от танца все возможные положительные эмоции.       Когда они устают, а музыка утихает, и народ начинает разбредаться в ночных сумерках, их день только набирает обороты. Они берут глинтвейн в одной из лавок с уличной едой и напитками и садятся на последнюю электричку, везущую их куда-то за город. Ямагучи медленно отпивает горячий напиток и греет пальцы о бумажный стаканчик, припадает головой к плечу Тетсуро и смотрит на бескрайние поля, усеянными опустившими свои бутоны цветами, и на бесконечное небо с рассыпанными узорами созвездий. Куроо же находит всё это в отражении чужих глаз и соединениях веснушек на щеках, плечах и спине, и ему этого более чем достаточно.       Куроо тянет Ямагучи вперёд, помогает забраться выше в гору по скользкому травяному покрову. Они забираются не так высоко, но отсюда отлично видно небесное полотно. Тетсуро расстилает плед, который до этого нёс в рюкзаке и подаëт руку Тадаши, помогая сесть удобнее, и заваливается следом за ним. Смотрит на наручные часы пару минут, и, когда переводит взгляд вверх, небо взрывается сотнями падающих звëзд. — Звëзды всё ещё ничьи, хочешь, я отдам их тебе? — шепчет Куроо, и Ямагучи, завороженно следящий за метеоритным дождём тихо, смеётся. Куроо замечает слëзы в уголках его глаз и приобнимает за плечи, укладывая с собой на плед. — Хочу. «находить красоту повсюду, по-наивному верить в чудо, сладким мёдом лечить простуду, поцелуем лечить печаль»       Куроо сухо кашляет и разминает шею в районе кадыка, будто это поможет от боли в горле. Путешествия это конечно прекрасно, но иногда чревато последствиями в виде простуды. Он старается не подавать вида, даже встаёт раньше Ямагучи, уходит из дома, чтобы прокашляться за всю ночь, и возвращается с букетом полевых цветов. Но его парень не дурак, он прекрасно видит его болезненный цвет лица и слышит тихие хрипы ночью. Поэтому, когда в этот раз Куроо возвращается с букетом ромашек, Ямагучи в спальне не находит, но зато находит тëплый кофе на плите. Тадаши приходит домой через полчаса, заходит на кухню, шурша пакетом с медикаментами, и грозно пихает Куроо градусник. Он злится из-за того, что Тетсуро продолжает делать вид, что всё хорошо, глупо отшучивается и протягивает ему букет ромашек. Цветы он принимает, но и градусник впихивает в подмышку, ставит букет в вазу и наполняет её водой. Затем наливает в чайник воду и ставит на плиту, достаёт из пакета несколько упаковок трав для полоскания горла, чай, мëд и малиновое варенье. — С этого момента пьëшь всё с мëдом и вареньем, если не будет температуры, на ночь поставим горчичники, — Ямагучи выглядит слишком серьёзным, и морщинка на переносице явно показывает, что спорить с ним сейчас не лучшая идея.       Парень достаёт из пакета какие-то таблетки, спреи и мази, а Куроо правда пытается запомнить что и когда ему принимать, но в итоге сдаëтся, обречённо уронив голову на сложенные на столе руки.       Ямагучи слышит пиканье электронного градусника и прежде, чем взять его из рук Куроо, касается губами его тëплого лба. — 36 и 9, температуры нет, но состояние противное, да?       Куроо кивает, и Ямагучи прогоняет его в комнату, а сам заваривает больному травяной раствор для полоскания и горячий чай с мëдом.       Так начинается его лечение, и Тетсуро хнычет как ребëнок, когда Тадаши не пускает его исполнять их запланированные походы и прогулки. А вместо этого отпаивает чаем и куриным бульоном, ставит горчичники, мажет грудь и ступни какой-то жгучей мазью и ещё прыскает в горло каким-то противным спреем. Чтобы скрасить больничные будни Куроо, Ямагучи делает самодельный проектор по туториалам из тиктока, и они устраивают марафон Гарри Поттера. Нужно отдать ему должное, это помогает, и Куроо чувствует себя лучше за считанные дни. И после ещё пару дней хитрит, надрывно закашливаясь, чтобы получать поцелуй в лоб, измеряющий температуру, которой, к слову, у Тетсуро за всё время простуды так и не было.       Когда приходит время уезжать, Куроо досадливо смотрит в окно поезда и жалеет о днях болезни, которые они могли потратить на более важные дела. Ямагучи понимающе улыбается и гладит его руку. — Иногда нужна передышка, Тетсу, смотреть на твоё сопливое сонное личико тоже было интересным опытом.       Тадаши улыбается, Куроо досадливо морщит нос. Почему он над ним смеётся? Он же наверняка расстроен не меньше. Возможно, Ямагучи действительно был расстроен не меньше, но в его светлых глазах, в которых отражался отдаляющийся пейзаж, не было места безнадёжной печали, в них плескался океан светлой надежды на лучшее будущее, и волны этого океана будто накрывали и Куроо с головой, даруя безмятежность и успокоение. Именно поэтому Куроо выдыхает спокойно и мягко целует Ямагучи в макушку. — Всё будет хорошо, Тетсу. «говорить о большом, о сильном, рвать тяжёлые апельсины и сидеть под бескрайне синим, попивая горячий чай»       Ямагучи выводит линии букв большим пальцем ноги на мокром песке и провожает взглядом их очертания, когда очередная волна разбивается о его ступни, забирая с собой ненаписанные слова. Берег совершенно не каменистый, и это даже слегка расстраивает, потому что хотелось бы набрать с собой на память парочку камушков или ракушек. Влажный песок приятно липнет к коже и тут же смывается тëплой морской водой. Что-то неприятно колет ногу, заставляя парня присесть к воде и провести рукой по песку. Ногу царапнул маленький камень с резными краями и выпуклым рельефом, по форме напоминающий сердце. Ямагучи промывает его в воде, очищает мелкие впадинки от песчинок и сжимает в руке, ощущая неровности камня тëплой ладонью.       Куроо спускает с переносицы чёрные очки, завидев неторопливо ступающего босиком по пологим каменным ступеням Ямагучи, что прижимает к груди край майки, в которой очевидно что-то несёт. Осмотрев веранду в поисках чужих шлëпок, Тетсуро подскакивает с шезлонга, но не успевает выйти навстречу парню, как тот уже показывается на крыльце, высыпая апельсины из футболки в чашку на столе. — Не поранил ноги, пока шёл? И где набрал столько апельсинов, говорили же, что в городе они невкусные.       Ямагучи качает головой и плюхается в шезлонг, в котором пару минут назад дремал парень. — Это в городе невкусные, а меня у побережья женщина угостила своими домашними. — Стоит только отпустить тебя одного, как ты покоряешь сердца всех женщин Испании. Мне начинать ревновать? — Куроо улыбается слегка задиристо, глаза его отливают янтарëм в свете жаркого полуденного солнца, а Ямагучи только отмахивается и манит парня к себе.       Тетсуро присаживается на край шезлонга рядом с тëплым боком Ямагучи и глядит в его раскрытую ладонь. На ней лежит камень в форме сердца, и Куроо находит это достаточно сентиментальным, чтобы добродушно рассмеяться и сжать руку Тадаши, чувствуя рельеф камня кожей их ладоней. — Можем попробовать сделать парный кулон из него, если захочешь, или оставим таким на память. — Подумаем, времени у нас достаточно. Но я не против кулонов, — Куроо забирает сердечко из рук Тадаши и проходит в дом, чтобы убрать его в мешочек с дорожными талисманами. Ямагучи лежит ещё пару минут с закрытыми глазами, по крайней мере, ему так кажется, и открывает их только, когда слышит мелкий стук ложечки о стенки чашки. Куроо мешает сахар и тихо отпивает горячий чай, Ямагучи усаживается удобнее, трëт глаза и сжимает в руках свою кружку обжигающего чая, глядя в лазурное небо и в даль, усеянную мазками ярких аутентичных крыш, покрывающих белые фасады узких улочек побережья. Лето медленно проплывает над ними перистыми облаками, ощущением морской свежести, опавшими на землю апельсинами и запахом бескрайней свободы. «спорить, злиться и сквернословить, шею метками рвать до крови, петь заевшее «all my loving» и ловить волосами дождь»       Куроо был уверен — Ямагучи невозможно вывести из себя. Это же Тадаши, само воплощение спокойствия, милосердия, сострадания, нежности и всего самого светлого в этом мире. Был уверен до тех пор, пока не задрожал всем телом от режущей ярости в чужом голосе и пустого холода в тëмных глазах. Мелкие обиды, невысказанные претензии, замятые недопонимания — Ямагучи правда старался подавить это в себе, таская огромным балластом, несравнимым по весу, с рюкзаком за плечами. Всему когда-то приходит конец, и сейчас, глядя в глаза непонимающему Куроо, Тадаши одновременно жаль и обидно за лопнувшее терпение. Куроо не перебивает, опускает взгляд в землю и не отвечает на злые бездумные обвинения, и Ямагучи кричит и кричит пока не начинает чувствовать хрипов в горле и дрожь по всему телу. Он молчит, дышит загнанно и только тогда приходит осознание собственных слов. –Я… Мне нужно уйти, прости.       Куроо тянет к нему руки, пытается задержать у выхода, но Ямагучи отталкивает его и убегает в ночь незнакомого города.       Конечно, он не хотел злиться так сильно, не хотел говорить столько действительно ужасных слов. Ведь не один Куроо виноват в их проблемах, возможно, он просто устал, и все переживания нашли выход в истерике. Теперь Ямагучи чувствовал только стыд и вину, никакого облегчения. Тонкие пальцы сжимали копну тëмных волос, оттягивая до боли и скрежета зубов, мокрые дорожки от слëз на лице не сразу дали понять, что на улице пошёл дождь. Ямагучи подставил лицо под тëплые капли, всхлипывая и теряя дыхание в слезах и стремительно расходящемся ливне.       Тадаши не сразу почувствовал прикосновения чужих пальцев к лицу и заплаканным глазам. –Даже если ты хочешь убежать от меня или от всех проблем или от себя, я не хочу чтобы ты был один в чужом городе ночью под дождём. Поэтому позволь мне побыть с тобой.       С прилизанных дождём чёрных волос стекала вода, а он убирал волосы с лица Ямагучи и мягко зачесывал пальцами назад, стирал нескончаемые дорожки слез и ливня с веснушчатых щëк и смотрел нежно, но потеряно, будто не знал, стоит ли ему сейчас это делать. Тадаши зажмурил глаза и досадливо сморщил нос, пытаясь сдержать очередной поток слëз. –Прости, я был не прав, прости.       Хрипит Ямагучи и цепляется за плечи Куроо в попытке обнять или убрать его руки от своего лица с такими нежными касаниями, которых он не был сейчас достоин. Но Тетсуро только крепче сжимает чужие щëки в ладонях, целует мелко в попытке согреть его лицо. — Я не злюсь, Тадаши, — ровно сказал Куроо и шёпотом добавил, заставляя сердце Ямагучи сжаться от звучащей в нём нежности, — Лучик, пожалуйста, пойдём домой и там поговорим о том, что тебя беспокоит, я не хочу, чтобы ты копил все обиды в себе, — Ямагучи вздрогнул от молнии, проредившей небо, и Куроо прижал его к себе, пряча от дождя в объятиях. — Давай будем разбираться с проблемами, когда они появляются, а не сваливаются накопленной лавиной, ладно?       Ямагучи кивает согласно, отстраняется от мокрого плеча и, не смотря на вспышку в небе, притягивает Куроо ближе к себе за шею. Целует глубоко, скользит по влажной коже и кусает, оттягивая нижнюю губу на себя, чувствует чужое дыхание на своих губах и такой же жадный ответ, крепкую хватку на талии, нетерпеливые рваные поцелуи. Ямагучи жмëтся ближе к телу Куроо, тепло которого ощущает даже сквозь мокрую одежду, и выдыхает со стоном, когда ощущает его губы на своей шее. Кожу обдаëт горячее дыхание, и Куроо останавливается, проводит носом по линии подбородка, мягко целует и отпускает Ямагучи из объятий, крепко сжимая его руку. — Если мы сейчас же не вернëмся в дом, то заболеем уже вдвоём, хуже чем в прошлый раз, помнишь?       И, конечно, Тадаши помнил, и поэтому бежал вслед за спешащим Куроо. Невольно высматривал капли дождя, стекающие за чужой воротник, и то, как парень забавно передёргивал плечами, сильнее сжимал руку Ямагучи и торопливо тянул его вперёд, заставляло веснушчатое лицо растянуться в умиротворённой улыбке.       Тучи на ночном небе сгущались, а гроза на душе Ямагучи утихла, оставив после себя свежесть намерений и радужные разводы нежных чувств на небе светлой крепнущей любви. «в взглядах ласковых растворяться, греть дыханием жарким пальцы, гордо бремя нести скитальцев»       Подставлять лицо тёплым лучам солнца и не менее тëплым быстрым поцелуям, пересчитывающим веснушки на загоревших щеках, слушать шум морского прибоя и тихое сопение на плече, утопать ступнями в цветочных полях и кончиками пальцев в выгоревших на солнце волосах. Подниматься в горы, знакомиться с новыми людьми, дышать полной грудью и не знать, чем начнётся завтрашний день. Та жизнь, о которой никто из них даже не мог подумать, сейчас пылала духом приключений и авантюризма, несла умиротворение, гармонию с собой и с бесконечно многогранным миром.

Эй, мой лучик, пора

Идешь?