Ром и вино

– Два развода, по-вашему, – это повторение ошибок или совпадение? Если этот искусствовед-засранец нажалуется, и ее попрут из редакции, Юля не удивится. После выпуска из университета она работала в глянце Eternity без году неделя, и не то чтобы не держалась за место, но не собиралась изменять себе и отказываться от дерзких вопросов, лишь бы соответствовать чьим-то ожиданиям. Ежемесячный журнал говорил о вечном: чувствах, искусстве, истории, а заодно стремился показывать изнанку нашумевших историй, чтобы напомнить: у любой медали две стороны. Именно поэтому Юля сейчас сидела напротив Стаса Морозова в его кабинете, обустроенном в одном из симпатичных домиков исторического района Москвы. Вторая жена Морозова в своей книжке выставила Стаса чудовищем. До недавнего времени Анна считала, что он трагически погиб, и это как будто ее оправдывало: "О мертвых или хорошо, или правду", но Юля невольно вставала на сторону Морозова. Кому бы хотелось, чтобы после его смерти рыскали в нижнем белье? Стас не соответствовал написанному Анной образу. Он не казался напыщенным и склонным к театральным сценам ревности. Он расслабленно сидел за своим аккуратным столом: ноутбук, несколько бумаг, фарфоровая чашка. Вся атмосфера вокруг Морозова дышала уверенным спокойствием. К своему стыду, Юля залипала не на картинах, украшавших стены и стоивших миллионы, а на руках Стаса, открытых подвернутыми рукавами белоснежной рубашки. Крепкие мужские кисти, однако, не лишенные изящества, длинные пальцы с коротко подрезанными бледными пластинами ногтей. Несмотря на прохладу кабинета, Юля чувствовала жар в теле и даже на миг забыла, что спрашивала. Ах да, повторный брак... – Люди склонны к завышенным ожиданиям, – размышлял Стас. – Аня думала, вступив в брак, она изменится, и я изменюсь. Но это так не работает. Согласен, я человек жесткий, но иначе людям моего статуса не выжить. Дай я слабину, и покушение Маргариты на мою жизнь увенчалось бы успехом. – Обиженные женщины более жестоки, чем мужчины? – уточнила Юля, подразумевая и приговоренную к сроку Риту, и Анну, обличавшую мужа в своей не самой талантливой писанине. – Безусловно, но их яд сладок. Самые изощренные пытки придуманы женщинами, что заслуживает уважения тех, кто привык к красивой игре. Кто бы еще убрал двух королей с шахматной доски, как не достойная королева? Согласился бы с ним Гурам Дадиани, которому не так повезло в схватке с Ритой? Увы, Юле не узнать, он отказывался давать интервью из тюремной камеры. Ладони Стаса лежали на поверхности стола и мешали думать, как и внимательный умный взгляд темных глаз. Юля питала слабость к сильным мужчинам. Правильно говорят: "Мы родом из детства". Несмотря на безобидную фамилию, Владимир Пчелкин, Юлин отец, относился к числу сильных мира сего и имел стальную хватку. Собственная стабильная сеть спортивных центров, и что важнее – он ковал олимпийских чемпионов по собственной методике. Отец стал для Юли примером человека, способного найти выход из любой ситуации. Примером мужчины. Таким был Алтан, диковинный цветок с жестким характером, – с Дагбаевым Юля встречалась с десятого класса. Если бы Алтана не услали продолжать обучение за границей, кто знает, какую фамилию сейчас носила бы Юля. На втором курсе журфака она сошлась с Вадимом Белозеровым. Он был сильно старше и хотел детей, поэтому разбежались через полтора года. Стас отдаленно напоминал Вадима породой, статью. Им обоим ни за что не удалось бы затеряться в толпе. И если Белозеров владел острым умом, что так цепляло в нем Юлю, то Стас обескураживал животной сексуальностью. Хищнические черты лица немного смягчала челка, падавшая на лоб, но открытая кожа шеи и рук сводила на нет все попытки соблюсти приличия. Юля радовалась техническому прогрессу: будь у нее не планшет, а ручка – перекусила бы колпачок пополам. – Вы не считаете, что Анна вас использовала? Вы помогли открыть ей бизнес, купили квартиру, машину, свели с нужными людьми. – Я хотел сделать ее счастливой. – И не обижаетесь на отсутствие благодарности? "Он лишил меня души" – кажется, так она писала. Стас улыбался – ничто не могло его поколебать. Может, он и был манипулятором, как писала Анна, но при виде него мало какая женщина отказалась бы упасть в расставленные силки. – Как-то раз она прислала мне смс, которое ставит всю нашу ситуацию под сомнение. Когда тебе пишут сообщение: "Я умираю без тебя", это считается манипуляцией, как вы думаете? – Сто процентов – да. Как и то, что вы избегаете прямо отвечать на вопросы. – Как и то, что вы пытаетесь спровоцировать меня на эмоции, формулируя вопросы "в лоб". Юля засмеялась. Она вела себя непрофессионально, симпатизируя герою интервью, но ничего не могла поделать. Если не в силах кого-то догнать – следуй за ним, учись, впитывай его энергию. Морозов был тем, кто всегда шел на шаг впереди. – Мы все манипулируем друг другом, в той или иной степени. Все дело в том, принимаешь ты правила игры или нет. Оказалось, мы с Аней играли в разные игры, вот и все. Кивнув, Юля сделала пометку в планшете: "Сослаться на слова Анны: "Он – тот, кого нельзя перестать любить". Вынести в заголовок?". – Значит, второй неудачный брак – это совпадение, а не система? – Взгляните на моих бывших жен. Вам кажется, они несчастны? – Пчелкина качнула головой. – И я тоже прекрасно себя чувствую. Не значит ли это, что оба моих брака удались? Она задала еще несколько вопросов, чтобы составить полную картину, и теперь просто сидела, глядя на Стаса прямо и ничуть не смущенно. Юля не хотела уходить, хотя все возможные темы исчерпала, придумала десятки ненужных уточнений. Стас все понимал. Он не осуждал ее, не насмехался. Молчал, не выказывая раздражение и позволяя пожирать себя глазами. – Если вы обещаете не писать обо мне книг, я угощу вас ужином. Хотите? – На вашем месте, я бы с каждой женщины требовала информированное добровольное согласие и обязательно в письменном виде. – Мне хватит ваших слов. Стас снова улыбнулся, и трогательная ямочка на его левой щеке углубилась. Юля привыкла считать, что в ловушки попадаются лишь слабые женщины, у которых несчастливое детство и расшатанная психика, но поглядите, вот она – папина чемпионка – готова отказаться от принципов, лишь бы ощутить руки этого мужчины на своем теле. – Вы даже не потребуете, чтобы я надела вечернее платье на наш ужин? – Пожалуй, этим вы сделали бы мне приятное. Знаете ли, платье быстрее снимать. Особенно открытое, под которое толком не наденешь белье. У Юли вспыхнули щеки. Она закинула ногу на ногу и гордо вздернула подбородок в ответ на усмешку. – Хотя вы и так им пренебрегаете, не так ли? Стас смотрел на футболку, сквозь тонкую ткань которой топорщились затвердевшие соски. – Вы считаете, я вами манипулирую? Вам не нравится? – Стас подпер подбородок рукой, не отводя от Юли взгляд. Жар спускался от ее щек вниз по шее, клубился в груди и стекал к низу живота. Стас напоминал чистый ром, обжигавший гортань и оставляющий долгое послевкусие. Резкий, пьянящий. Юля не нуждалась в примесях – не хотела растягивать удовольствие, долго доходить до кондиции. Хотела разом. Одним длинным глотком. – Мне не нравится, что вы до сих пор ничего не сделали. Кажется, глаза Стаса превратились в две черные бездны, нефтяные лужи, отравляющие все живое. И Юля охотно всплывала беззащитным брюшком вверх, готовая ко всему – даже если Стас будет рвать ее плоть зубами. – Пойдемте, – он встал, обошел стол и подал Юле руку. Пчелкина чувствовала слабость в коленях, поэтому благодарно приняла ладонь и схватилась за предплечье Стаса, чтобы устоять на ногах. – Обычно я мало говорю, но вы, Юлия, как вино, незаметно развязываете язык. Она запрокинула голову, и Стас обхватил ее лицо, коснулся губами губ, тронул их языком, словно пробовал на вкус. Юля никогда бы не согласилась стать женой Морозова, но и отказаться узнать его она не могла. Он стиснул ее футболку в кулаке, и ткань облепила тело, как тугие объятия. Стасу не требовалось прикасаться к Юлиной коже, чтобы она чувствовала его. Он заполнял собой пространство и Юлины мысли. Водил он так же уверенно, как обращался с женщинами. Огибал московские пробки, ныряя в проулки, и больше с Пчелкиной в беседы не вступал, видя, как ей трудно дышать и думать. Невероятно. В голове у нее все рассыпа́лось, как пирамидка из кубиков в неумелых детских руках. Когда Стас подцепил на крючок? Когда сам спустился ко входу, чтобы встретить, придержал дверь и пододвинул стул? Когда не поторопил, а устроил небольшой small-talk, заметив у Юли в рюкзаке знакомую книгу? Может, когда в первый раз улыбнулся или спросил, что сама Юля думает? Или поправил ворот рубашки, акцентировав внимание на пальцах и открытом горле? Лаконичная сексуальность подкупала. Стас не пытался казаться лучше: он смотрел в Юлю, как в зеркало, и будто спрашивал – каким ты меня видишь? Таким я и буду. Он привел ее в свою квартиру с панорамным видом на город, очередными дорогими картинами и пустыми поверхностями. Обнял Юлю со спины и оттянул ворот футболки до треска. – Ты еще можешь уйти. Стас давал последний шанс, хотя губами уже исследовал шею, успешно нащупывал слабые места, от прикосновения к которым дрожь пробегала по телу, и оно льнуло к чужой груди и рукам, ища опору. – Я... Юля пыталась вспомнить Алтана и Вадима, но их вытесняло другое лицо – ледяная маска из резких черт с бездонной темнотой гневливого взгляда. Таким Стаса на словах рисовала Анна, но Юля продолжала гореть. Она торопилась сорвать с себя одежду, чтобы освободиться от жара, который лишь усиливался. – Я не хочу привязываться, – выпалила Юля, пятясь к постели. Шанс для побега был упущен – Юля стояла перед Стасом нагая и как будто воинственная. Такой она себя ощущала, но он смотрел на нее, как на нечто маленькое и хрупкое, с чем он, впрочем, собирается обходиться бережно. Потому что оно ему принадлежит. – Хочешь, я завяжу тебе глаза? Идея показалась хорошей. Стас затянул на Юле шелковый платок, одну из безделиц из собственного сугубо мужского гардероба без следа женского присутствия в его жизни. И больше Стас не мешкал. Не услышав других пожеланий, он полностью занялся своим удовольствием. Если то можно было так назвать. "– Опишите себя одним словом. – Я – искусствовед". И он изучал Юлино тело, как гениальное творение, тщательно – чтобы не забыть ни одной детали при составлении описи. Он крал ее тепло, выпивая губами, и тем самым лишь разжигал сильнейший пожар. Бережно и по-свойски придавал ей позы, чтобы добраться до самых укромных уголков ее тела. Чемпионка. Независимая женщина. Борец. Она вилась под Стасом, взбрыкивала от щекотки и выгибалась ему навстречу, когда так желаемые ею пальцы наконец погружались в ее лоно, ласкали изнутри, заставляли сжиматься и всхлипывать. Он и не говорил с Юлей, чтобы "она не привязывалась", но ей вполне хватало его сбивчивого дыхания. Кажется, теперь она отличила бы его среди тысячи других. Он был как дым, просачивающийся через любые щели. Неизбежный и вездесущий. Он погрузился в ее тело медленно, впитывая Юлину дрожь, готовый остановиться, если почувствует сопротивление, но Юля замерла и только держала Стаса за плечи. Чувствуя его внутри себя, она жмурилась под повязкой, пытаясь избавиться от образа ледяной маски, которая надвигалась на Юлю с каждым движением бедер. Страх сковывал тело, превращаясь в панический ужас, норовящий поглотить все Юлино естество. Задыхаясь, она сорвала повязку и инстинктивно притянула Стаса ближе – другой. Он другой. Его лицо искажали вожделение пополам с восхищением. Он брал Юлю неторопливо, прерываясь на глубокие поцелуи, и крепко сжимал ее бедро, будто боялся выронить из своих рук. "Он не такой", – думала Юля, впитывая улыбку в его глазах и гоня прочь призрачных чудовищ. Стоило тьме отступить – и Стас спас Юлю, принял в бережные объятия. Она отдавалась ему, словно не существовало завтра и вчера. Она стонала и двигалась навстречу, желая доставить Стасу больше удовольствия. Она целовала его руки и сплеталась с ним пальцами. Она попалась.