Когда дробится камень

      Ты — искра. Крохотное жгучее мгновение, тёплый отсвет на моей щеке. Моя постыдная тайна, выставленная на всеобщее обозрение так беспечно, что никто не поверит, даже если увидит своими глазами. Я смотрю, как ты поднимаешься на борт судна, которое вернёт тебя на родину, и гадаю — обернёшься ли хоть раз?       Я ещё не знаю, что думать о прошедших днях. Я отдал Сердце Бога, отказался от своей сути. Город, который я берёг тысячи лет, изменился навсегда, и моя жизнь изменилась вместе с ним, но я долго готовился к этим переменам. К тебе подготовиться я не сумел. Теперь ты уходишь, а я снова обращаюсь мыслями к тому вечеру, перебираю ещё свежие воспоминания, без спешки укладывая их в канву своей жизни.       Мы шли по вечерней улице, ты не мог успокоиться — мы подставили тебя, разыграли как ребёнка! Тебя, впрочем, не напугала и не отдалила правда о моём происхождении. Ты говорил со мной как прежде, как прежде хватал за одежду, возмущался, угрожал, паясничал. Я наслаждался нашей прогулкой. Красотой резных арок, узорами мостовой под ногами, свежестью подступающей ночи. Свободой от груза, что за несколько тысячелетий стал давить даже на плечи Властелина Камня. Я наслаждался и тобой, твоей шумливостью, живостью, злостью, не замечая, как ты подбираешься ближе. Даже когда ты толкнул меня на стену, это было столь в духе твоего представления, что я не уловил перемены тона. Но вместо того, чтобы разразиться новым монологом, ты прильнул ко мне, гибкий, текучий, истинное дитя воды, так что я сполна ощутил себя не пластом гранита, но замшелым булыжником.       «Так что под одеждами у Моракса?»       Не скрываю, я растерялся. Ничто из сказанного, казалось, не вело к такому своеобразному развороту беседы. Но твоя беспутная ухмылка исключала любые разночтения, какие я пытался измыслить в лихорадочной гонке с твоей импульсивностью. Разночтений быть не может, пришлось признать, и тогда меня разобрал смех. Ты, должно быть, по-настоящему исчерпал кладовые своей дерзости, если попытался разозлить меня столь безыскусным образом. Ты ждал моего гнева, а я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться на весь квартал.       «Желаешь услышать сказание в трёх актах?»       Большего выдавить я в ответ не сумел. Твоя усмешка дрогнула. Ты так хотел обрушить на себя божью кару, но божество не желало карать.       «Актом можно обойтись одним. Лучше один раз увидеть, так говорят в народе.»       «Что же ты будешь делать с этим сокровенным знанием?»       Я изо всех сил гнал от себя незрелую мысль начать разоблачаться прямо в переулке, просто чтобы посмотреть на твоё лицо. В тот момент что-то надломилось. Улыбка сошла с твоих губ, пропало лукавство, лишь глаза мерцали отблесками ночных фонарей. На улицах Ли Юэ не бывает тьмы, но тьма пряталась за томной поволокой твоего взгляда. Ты ждал не кары — возмездия. Ты не простил мне спектакля, разыгранного за твоей спиной. Но насытить этот голод ты смог бы лишь в битве, полнокровной и яростной, такой, в какой уже схлестнулся с Путешественницей Со Звёзд. Я же оставил войну позади. Я искусен в сражении, и, вероятно, даже теперь стану достойным тебе соперником, но мой усталый дух больше не способен впитать ту ярость, ту жажду насилия, что некогда двигала моей рукой. Меня невозможно распалить, а значит — невозможно низвергнуть, унизить, бросить на колени. Если твоя попытка уничтожить всех жителей Ли Юэ не воззвала к этой ярости, разве могло меня разозлить посягательство на одну мою жизнь, слишком долгую, чтобы ею дорожить, на одно моё тело, слишком эфемерное и хрупкое, чтобы я сам питал к нему уважение?       Ты прочёл это в моих глазах, ты понял всё в мгновение ока, и в мгновение ока изменилось твоё намерение.       «Хранить, пока не сумею извлечь из него выгоду.»       Ты перешёл на шёпот, и перешёл границы, и тьма в твоих глазах плеснула отчаянием, когда наши губы сомкнулись.       Я спрашиваю себя, что случилось после, и не нахожу утешительного, ясного, хоть сколько-нибудь благоразумного ответа. Твоё отчаяние плетью хлестнуло по груди. Ты — насмешник, лжец, шпион и убийца. Но это я воспользовался тобой, худшим путём из возможных — без твоего ведома включив тебя в чужой контракт. Твои гнев и обида раскалёнными нитями опутали меня, врезались в тело, раскололи камень моей беспристрастности. Ты жаждал возобладать надо мной, как угодно, не страшась того, куда может завести эта жажда, и твоё безрассудство захлестнуло мой разум. Ты вздрогнул, когда я сжал руки — мало что в этом мире сравнится с крепостью моих объятий. А я сполна насладился мигом торжества, увлекая тебя в неизвестность.       Единым вихрем мы вознеслись на пик Тяньхэн, и там ты вцепился в меня немногим слабее, когда увидел под ногами пропасть. Порывы горного ветра били в лицо, здесь некому и нечему было его сдержать. Жар твоего поцелуя разливался по телу, мне снова хотелось смеяться, но я лишь прошептал тебе на ухо, ведь иначе мне пришлось бы кричать.       «Предвестник Фатуи боится высоты?»       Твоё замешательство рассыпалось в секунду. Ты оттолкнул меня, порывистый и резкий, и расхохотался бездне в лицо.       «Мне нечего бояться!» — ты легко перекрикнул стоны ветра и вдруг развернулся спиной к провалу, широко раскинув руки. — «Ты поймаешь меня, если я оступлюсь, разве нет?»       Время остановилось, деликатно придержало свой ход, пока я любовался красотой мгновения.       «Хочешь проверить?» — выкрикнул и я, доподлинно зная ответ. Твоя улыбка просияла ярче первой звезды, и ты шагнул в пропасть.       Я закрыл глаза, чувствуя, как с каждой секундой этого смертельного падения оживает сердце. Я поймал тебя у самой земли, рухнул с тобой, распугав, должно быть, всю живность на мили. Мы лежали у подножия пика, и я слушал, как вплетается в неспешный говор моей земли сумасшедшее биение твоего сердца. Удар за ударом, пока ты не осознал, что жив, что на тебе ни царапины. Пока ты не обнаружил под собой меня и уже не позволил мне подняться.       Я не знаю, что до сих пор влечёт тебя ко мне. Праздное любопытство? Обыденное вожделение? Быть может, тебе просто льстит делить ложе с падшим божеством. Однако, ты и сам едва ли можешь считаться простым смертным. Сила Той, кому ты служишь, разрушает тебя изнутри. Прикасаясь к твоей коже, я чувствую тень Её морозного дыхания. И всё же, эта сила подчиняется твоей несгибаемой воле. Ты — безумец, твои помыслы сокрыты пеленой хаоса. Я не ищу к ним ключ.       Связь с тобой порочна, легковесна, бессмысленна. Но если она расчерчивает огненными всполохами мою иссыхающую память, так ли нужен ей смысл?       Так ли важен вес, когда всё, что было ценно, рассыпается невесомым прахом?       Так ли страшен порок тому, кто принёс грех стяжательства в этот мир?       Я смотрю, как ты ступаешь на палубу, как поднимаются сходни. Несколько ночей с Мораксом — всё, что ты уносишь из чужой страны, уязвлённый, обманутый, познавший горечь поражения. Скромное воздаяние, но лишь ты можешь назначить ему цену. Я смотрю и жду, когда ты скроешься из виду — тогда я тоже смогу отвернуться. Обратить лицо к городу, который готов принять меня как своего жителя с тем же радушием, с каким почитал во мне покровителя. Я прощаюсь с тобой и с собой, и в тот самый миг ты смотришь через плечо. Твой взгляд, будто влекомый незримой нитью, поднимается к террасе Юйцзин. С такого расстояния ты не можешь различить моей улыбки, но я отчётливо вижу твою.       Я знаю, ты будешь ждать нашей битвы.       Ты знаешь, я не смогу тебе её дать.       Это не лучший контракт.       Не худший из возможных.