Apparition

      Городской свет окрашивает ночь оранжевым, создавая впечатление, будто его улицы в огне. Скорее предпочтительно ситуации — адский фон для того, что и есть ад. Всё тело Джотаро болит, но боль — ничто по сравнению с мрачным удовлетворением, переполняющим его грудь.       На земле перед ним корчится Дио — череп разбит кулаком Стар Платинума, из головы брызжет кровь. Пальцы скребут мостовую, длинные ногти сломаны; ноги шаркают по асфальту в бесплодной попытке подняться. — Ч-что происходит? Мои ноги… я… я… я не могу встать! Ноги не слушаются! — впервые за эту ночь голос Дио полон паники. — Голова болит… меня тошнит… как же так? Чтобы меня, Дио, тошнило? — ему удаётся приподнять голову, зажимая всё ещё кровоточащую рану; мостовая под ним запятнана кровью и осколками костей. — Джотаро повредил мой мозг и я не могу… встать… я даже встать не могу?       Он вздрагивает, когда Джотаро подходит ближе. — Что такое? — слышит Джотаро свой голос, охрипший и язвительный. — Где твоя самоуверенность? Дио! — он может видеть лицо Дио, когда вампир поворачивает голову, чтобы взглянуть на него — свежий пот покрывает лоб, некогда роскошные золотистые кудри испачканы запёкшейся кровью, жёлтые глаза распахнуты в страхе. От страха — этого страха — волосы на затылке Джотаро встают дыбом, словно он — гончая, учуявшая раненную лисицу. — Отойди… отойди от меня! — у Дио получается закричать, пока он пытается подняться. Но его руки подгибаются, и в приступе тошноты он падает на асфальт. Единственное, что показывается изо рта — сгустки густой, тёмной жидкости. Чем же, кроме крови, рвёт вампиров? — Ещё чего, — Джотаро садится на корточки, наматывает волосы Дио на кулак и заставляет его поднять голову, — ну что, Дио, как тебе уязвимость? Зависимость от чужого милосердия? — вампир не отвечает, глаза его сфокусированы на Джотаро и широко раскрыты в испуге, а зрачки, вместо того, чтобы сузиться до точки, почему-то расплылись, оставив лишь жёлтую полосу вокруг непроглядной бездны.       В животе Джотаро разгорается странная боль, и он бьёт голову Дио лицом вниз об асфальт. Болезненный вопль прогоняет сквозь него ещё одну вспышку, и тогда Джотаро осознаёт, что это такое: возбуждение.       Он окидывает вампира быстрым взглядом и приступает к действиям. Поднимает его бёдра, заставляя прижиматься лицом к земле, покрытой кровью и рвотой. Одним мощным рывком Джотаро стягивает безвкусные жёлтые штаны и рвёт чёрное боди под ними.       Кожа Дио — гладкая и молочно белая — под адским городским сиянием становится золотой. Джотаро, заворожённый, движимый одними инстинктами, расстёгивает собственные ремни и суёт уже твёрдый член в маленькую тугую дырку.       Ему тоже больно — от быстрого, сильного вторжения, не облегчающего проникновения. Дио сух и болезненно узок, но вой агонии, вырвавшийся из его глотки, шлёт через Джотаро волну жара. Он содрогается; член распухает ещё больше, и без тени сомнений Джотаро берёт быстрый, жёсткий темп, опустошая своего врага, выворачивая наизнанку собственным членом. И Дио верещит, извиваясь в железной хватке, когда Джотаро вбивает его в землю, и каждый крик и всхлип звучит ему симфонией. — Ёбаная сука, — слышит он свой рык, — получи. Попробуй поражение на вкус.       Но затем Дио оборачивается, и сердце Джотаро на секунду останавливается. Щека Дио вдавлена в мостовую, каждый толчок царапает её о землю, он бледен от тошноты, в поле зрения Джотаро лишь один его глаз — но под окровавленными ресницами зрачок его невероятно широк, а разбитые губы расползаются в ухмылке. — Да, — шепчет он, соблазнительно выгибая спину, — покажи мне, Джотаро.       Адское пламя лижет кожу Джотаро, когда он ускоряется, движимый слепой жаждой уничтожить и унизить…       Затем Джотаро проснулся.       Он сел в кровати, его грудь вздымалась, футболка пропиталась потом, и сила Стар Платинума бурлила прямо под кожей. Джотаро стёр холодные капли со лба, позволяя руке опуститься и вцепиться в липкие сбившиеся простыни. Он находился в своей маленькой квартирке в Бостоне. Было темно — только белые полосы электрического света уличных фонарей падали на пол сквозь полузакрытые жалюзи. Ничего похожего на жёлтые огни Каира. Никаких криков, никакого запаха крови, пыли и бензина. Лишь тиканье настенных часов и его хриплое дыхание. Сейчас три ночи.       Тихо выругавшись, Джотаро отозвал стенд, встал с кровати и пошёл на кухню налить себе стакан воды. Когда он залпом выпил и вытер рот тыльной стороной ладони, его руки подрагивали.       Поскольку одна мысль о возвращении в постель вызывала у Джотаро тошноту, он сел за кухонный стол, достал сигареты и зажёг одну. Её тёплая оранжевая точка в ночной тьме выглядела успокаивающе. Джотаро длинно затянулся и опёрся о стену, чувствуя, как медленно утихало его взбесившееся сердцебиение.       Опять этот сон. Чёрт возьми, почему сейчас? Дио был мёртв много лет; Джотаро сейчас тридцать пять. Уже слишком поздно для любой разновидности посттравматического стрессового расстройства, или как там это называли психологи Фонда Спидвагона. У Джотаро не было кошмаров о Дио с двадцати. Эти — новые — начались полгода назад. Почему сейчас? Почему именно так?       Джотаро сморщился, его пальцы задёргались при воспоминании о скульптурных бёдрах в его хватке и игривой улыбке растерзанных губ. Сейчас, за пределами сна, это вызывало у него только желание блевать. На ум пришли истории Абдула и Польнареффа — они описывали Дио запредельно красивым, притягательным и ужасающим одновременно. Но Джотаро ни разу так не подумал — даже когда они сражались врукопашную. Он никогда не хотел пытать его. Верно, он хотел убить ублюдка — и убил, но не… не так. Ничего похожего на старые кошмары, просто воспроизводившие их битву. Что, блядь, с ним не так?       Снова вернулось застарелое ноющее чувство в его кишках. Подозрение, иррациональная опаска перед тем, что как-то, каким-то образом вампир выжил. Чего, конечно, не может быть. Джотаро убил Дио собственными руками, а затем лично наблюдал, как он плавится под лучами утреннего солнца. Он не собирался поддаваться паранойе. Он не собирался идти в Фонд Спидвагона и опять выставлять себя идиотом. Они могут позвонить деду и заставить его переживать.       Нет, Джотаро не собирался в очередной раз позволять мёртвому вампиру вмешиваться в его жизнь.       *** — Доктор Куджо, какой сюрприз! — пока он шагал по коридору, исследовательница средних лет — Эванс, вроде как? — спешила за ним, придерживая свои очки. — Что-то случилось?       Джотаро неопределённо вздохнул. Он не нуждался в её надзоре — как нынешний глава семьи Джостаров и сильнейший оперативник Фонда, он располагает полным доступом ко всему оборудованию и документам. Доктор Эванс выловила его, когда он был на пути к хранилищу штаб-квартиры Нью-Йорка, чётко уведомив весь интересующийся персонал. — Если мы можем предоставить вам какую-либо помощь… — Нет необходимости, — оборвал её Джотаро, — мне просто нужно кое-что проверить.       Доктор Эванс замолчала, но цокот каблуков не прекратился, а один взгляд на неё через плечо сказал Джотаро всё. Она знала, зачем он здесь. Джотаро подавил желание посильнее натянуть фуражку на лицо, тем самым выдав смущение. Но было слишком поздно — оставалось только сделать то, ради чего он пришёл.       Хранилище было ему знакомо — ничего не изменилось с его последнего визита двухмесячной давности или предпоследнего пятимесячной. Пуленепробиваемое стекло, ультрафиолетовое облучение, маленькая колба с образцом праха. Сухого. Безжизненного.       Дио был мёртв. Всё, что от него осталось — прах. — С ним что-нибудь делали? — спросил Джотаро, не поворачиваясь к доктору Эванс. — Нет, ничего. К нему не прикасались с тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — в стекле Джотаро видел отражение доктора Эванс — она смотрела на него с жалостью. — Он не демонстрировал никаких особенных качеств. Его использовали только для сравнения со структурой людей из колонн, и тогда было подтверждено, что это обыкновенный прах.       Это было слово в слово идентично тому, что он слышал два месяца назад. То же самое он читал в документах. Дио был мёртв. Джотаро его убил.       Джотаро поправил фуражку и развернулся. — Я пойду, — сказал он, но, уже поднимая пропуск, чтобы приложить его к считывающему устройству, остановился, — не говорите моему деду, что я приходил. — Конечно, доктор Куджо, — услышал он слова доктора Эванс прежде, чем дверь разделила их.       ***       Он вновь в штаб-квартире Фонда Спидвагона, смотрит в одностороннее пуленепробиваемое стекло, квадратную клетку с голыми стенами и её единственного обитателя. — Спасибо, что пришли, доктор Куджо, — говорит доктор Эванс, поправляя очки, — мы признательны за помощь в наших исследованиях. — Как успехи? — спрашивает Джотаро, не отрывая взгляда от изолированной камеры. — Очень хорошо, я бы сказала. Возможности его клеток воистину удивительны. Я уверена, что с их помощью мы однажды сможем излечить почти все болезни, — она тоже наблюдает сквозь стекло, — к сожалению, он опять становится агрессивным; поэтому мы и позвали вас. После ваших визитов он очень послушный и сговорчивый, что значительно упрощает нашу работу. — Я понимаю, — отвечает Джотаро, направляясь к дверям.       Стоит ему войти в камеру, как Дио резко поворачивает голову и скалится. — Ну что ещё? — однако, как только он узнаёт вошедшего, его хмурый взгляд оборачивается яркой улыбкой. — Джотаро!       Он вскакивает на ноги и к нему почти скользит. В следующее мгновение Дио обхватывает его шею руками и трётся щекой о плечо. Джотаро слышит, как он глубоко вдыхает его запах. — Я так по тебе скучал! — Дио немного откидывается назад, чтобы посмотреть ему в лицо; его янтарные глаза сверкают двумя солнцами, элегантные брови обрадованно приподняты, и каждая черта сквозит юностью и свежестью. Джотаро чувствует, как тело Дио жмётся к нему, подобно податливой иве, растущей рядом со скалой. Даже простенькая больничная одежда не портит его красоты. — Ты опять будешь драться?       Вместо ответа Джотаро просто сжимает кулак и бьёт Дио в лицо.       Вампир пошатывается, делает пару шагов назад, но не падает. Он хватается за щёку — уже с красным пятном, что вскоре потемнеет и посинеет, но его глаза сияют ещё более лихорадочно и восторженно. — О, Джотаро, — стонет он, и Джотаро абсолютно выходит из себя. Он работает тихо — лишь иногда из его рта вырывается тихое ворчание, но Дио не сдерживается. Скулит и хнычет, и шёпотом зовёт Джотаро по имени сквозь кровавый кашель, свернувшись калачиком у его ног. Джотаро хватает его за горло и швыряет на матрас в углу. — Раздевайся, — приказывает он, и Дио охотно подчиняется, каким-то образом умудрившись устроить представление даже со своей ужасной больничной одеждой. Он падает на матрас и бесстыдно раздвигает ноги, демонстрируя эрекцию; касается дырки, нежно обводя её вокруг. — Иди сюда, мой победитель, — урчит он, глядя на Джотаро сквозь ресницы, прекрасный, будучи даже покрытым кровью и синяками, и Джотаро ненавидит завораживающее, безумное обожание на его лице, — иди и возьми свой приз.       Джотаро затыкает его кулаком, внезапно охваченный смесью ярости и болезненного возбуждения. Есть что-то отвратительно умиротворяющее в избиении до кровавых соплей кого-то настолько сильного и прекрасно сложенного; Дио — не хнычущий слабак, он целиком состоит из мышц и сухожилий; ростом с Джотаро и практически крупнее его. Но здесь, с ним, Дио — лучшая боксёрская груша в мире, та единственная, что благодарит за каждый удар.       Джотаро берёт его сухим и без подготовки, и не чувствует раскаяния — за всё, что натворил, Дио заслуживает наказание куда хуже. Тем более, он — вампир, без труда залечивающий любые повреждения.       И когда Джотаро втискивает член в содрогающееся, готовое тело под собой, Дио вцепляется в его плечи и обхватывает ногами талию, воя и встречая его толчки как хорошо оплачиваемая шлюха. Иначе почему он так одобряет это, иначе почему столь жаждет унижаться? — Джотаро, Джотаро, — всхлипывает он, и Джотаро кусает его шею, точно тигр, намеревающийся вырвать жертве яремную вену. — Ты такой сильный! — Дио звучит, будто под кайфом, он выглядит, будто под кайфом — с этим своим горяченным взглядом, восторженной улыбкой, словно переживая религиозный экстаз. Он кончает в какой-то момент их уродливой животной связи, и пока Джотаро преследует собственный оргазм, руки Дио обмякают и слабеют вокруг него, и его полные губы счастливо шепчут ему на ухо. — Я люблю тебя, ДжоДжо.       Джотаро просыпается с криком.       ***       Джотаро сидел перед своим компьютером, уставившись в монитор безжизненным взглядом. Электронное письмо от Джоске висит открытым уже больше недели; Джотаро так и не смог заставить себя ответить.       Его память захвачена последним кошмаром. На этот раз почему-то другим. То был сон, разумеется — Джотаро посещал Фонд Спидвагона днём ранее, так что очевидно, почему его мозг поместил кошмар в такую обстановку. Было ещё кое-что новое.       ДжоДжо. Дио ни разу не звал его так. Почему же разум Джотаро добавил эту крошечную деталь? Этого никогда не происходило в предыдущих снах.       Нет, не в этом дело. Не поэтому Джотаро столь плохо из-за прозвища.       Дио ни разу не звал его так. Был только один человек, которого Дио звал ДжоДжо.       Джотаро читал дневник Дио перед тем, как сжечь, и помнил отрывки с этим именем. Бредни психопата, само собой, но всё же полные завистливого уважения и даже… неясной тоски? Дио много писал о ДжоДжо — Джонатане — как он был неправ, как тратил жизнь на бесполезные вещи.       Я люблю тебя, ДжоДжо.       По его телу прошла дрожь. Да, дневник можно интерпретировать и так. Вот в чём причина сотворения такого кошмара? Конечно же, это должна быть она. Джотаро ни за что не вернётся в Фонд на очередную проверку. После этого сна, он, на самом деле, сомневался, что сунется в Фонд без крайней необходимости.       Он потёр уставшие глаза и попытался вновь сосредоточиться на емейлах. Он уже ответил на все университетские. На мгновение курсор завис над сообщением Джоске, после чего сполз, в очередной раз оставив его висеть неотвеченным.       Что он мог сказать? Что он мог написать, чтобы не ухудшить жизнь юноши из тихого японского городка? Джоске писал об учёбе, работе, присылал фотографии себя, Окуясу и Коичи… но всё, о чём Джотаро сейчас думал — его кошмары. В последний раз, когда Джотаро появился в жизни Джоске, он втянул парня в расследование дела о серийном убийце. Джоске и Окуясу едва не погибли.       Спустя пару недель Джотаро сдался и закрыл письмо, оставив без ответа — просто потому что было слишком поздно. Точно так же, как и с двумя предыдущими емейлами Джоске.       Вместо этого он открыл последнее непрочитанное сообщение — замаскированное под обычный вид письмо с неизвестного адреса и простым названием темы: «Обновления».       Теперь Джотаро распознавал их — они всегда приходили с таких адресов, поэтому он открыл его без опаски подцепить вирус.       Это действительно были обновления: список последних пользователей стендов, обнаруженных в Италии, с кратким описанием каждого. Рядом с именами троих из них — тех, кто участвовал в самых гнусных преступлениях — находилась крошечная надпись «устранён».       К удивлению Джотаро, сообщение заканчивалось маленьким личным примечанием. П. передаёт привет. Думаю, он был бы счастлив получить от тебя весточку. С наилучшими пожеланиями, Д. Д.       Губы Джотаро изогнулись в слабой улыбке. Он практически слышал голос Польнареффа с сильным акцентом, перечисляющий наилучшие пожелания своему другу и заканчивающий их задумчивым вздохом. Улыбка немедленно увяла, стоило Джотаро вспомнить подробности их с Польнареффом последней встречи.       Дождливый день в Италии; офис в неприметном здании; молодой человек с золотистыми волосами и голубыми джостаровскими глазами держит в руках черепашку. Боль в сердце Джотаро при виде небольшой призрачной фигурки — без глаза и ног. Что он был за другом, отправляя Польнареффа на опасную миссию в одиночестве и не став его искать, когда тот был объявлен пропавшим без вести… ещё один товарищ, которого он потерял из-за наследия Джостаров, очередная зарубка рядом с Абдулом и Какёином.       Польнарефф был счастлив увидеться, но Джотаро заметил, как ему комфортно в компании Джорно Джованны. У них есть локальные шутки и общие знакомые, которых Джотаро не знал; обмен взглядами, демонстрирующий уровень молчаливого понимания, возможный только между близкими друзьями. И Джотаро почувствовал… облегчение. У Польнареффа появились заботящиеся о нём люди. Подле молодого человека с голубыми джостаровскими глазами, что ничего не знал о самих Джостарах или их истории, он был в безопасности.       И Джотаро хотел, чтобы так и продолжалось. Оставить Джоске счастливую жизнь с бытовыми проблемами в солнечном городке Морио. Позволить Джорно, не подозревающему о тьме, затаившейся в самой его крови, править Италией из тени.       Дать Джолин мирно расти с её матерью во Флориде.       Джотаро прикрыл глаза на секунду, сделал глубокий вдох и напечатал ответ: Верно подмечено. Д. К.       Он нажал «отправить» и закрыл почтовый ящик.       ***       Комната выглядит выскочившей прямиком из фильма о викторианской Англии. Джотаро никогда не бывал в викторианских особняках, но всё ровно так, как он и представлял: богатой расцветки обои, тяжёлая деревянная мебель, высокие окна, украшенные синими и белыми дамасскими портьерами, четырёхстоечная постель с балдахином из того же материала. На ней с подушками под спиной и книгой в руках лежит Дио.       Одетый лишь в жёлтые штаны и золотые браслеты, он не вписывается в обстановку. Когда Джотаро переминается, полы под ним скрипят, и Дио отрывает взгляд от книги. — Ах, ДжоДжо! — на этот раз его ухмылка более привычная: надменный, саркастический изгиб крашеных зелёных губ. Джотаро почти нравится это — всё лучше безумной, полной преданности гримасы. Дио знает — улыбка становится понимающей. Он закрывает и откладывает книгу в сторону, распахивая руки в подобии дружеского приветствия. — Чего ты ждёшь? Иди ко мне, любовь моя!       Где-то в груди Джотаро зарождается рычание, но ком в горле его заглушает, и Джотаро чувствует себя скованным, запертым здесь. Он не уверен, кого видит Дио в этом помещении, будто прибывшем из прошлого — его или... ДжоДжо. Ярость в нём борется с отвращением, и где-то на задворках разума кроется ужас.       Дио ждёт пару мгновений, но когда Джотаро не двигается, опускает руки. Разочарованным не выглядит. — Не хочешь? Похоже, придётся подходить мне. Любишь сложные игры, не так ли? — Дио подмигивает, встаёт с подушек и движется к нему на четвереньках. Он — грациозный и чувственный, воплощённый грех — ползёт к Джотаро, и его к Дио словно тянет какая-то неведомая сила, толкая вперёд до тех пор, пока он не оказывается у кровати, и руки Дио — широкие мужские руки с крашеными ногтями — не начинают гладить переднюю часть его штанов.       Несмотря на всё это, Джотаро медленно твердеет под его ласками. Как будто этот мужчина действительно привлекает его. Как будто Джотаро хочет его. Дио расстёгивает его ремни, и Джотаро видит собственный член в бледных руках. Всё расплывается, словно он находится за тысячи километров от этой комнаты. — М-м-м, это мне? — Дио облизывает губы, будто находя член Джотаро вкуснейшим леденцом. — Со мной ты так быстро заводишься, любовь моя.       Наконец у Джотаро получается разжать сухие, онемевшие губы. — Не смей. — Ха-а? — Дио клонит голову подобно любопытной собаке. Или, скорее, волку. — Не смей звать меня «любовью». — Ах, понятно, — и снова Дио не выглядит расстроенным, — прости меня, ДжоДжо, я забыл своё место. Я твоя личная сука и груша для битья, ничего больше, — глаза его сияют, и Джотаро видит уставившуюся на него чёрную бездну внутри двух пламенно золотых колец. Дио усмехается, трётся щекой о член Джотаро, и тот дёргается и твердеет под его прикосновением. Влажный розовый язык мелькает меж крашеных губ и скользит по стволу. — Позволь принести извинения.       Язык движется к щели, обводит головку с последующими голодными, мокрыми поцелуями — до тех пор, пока Дио, наконец, не обхватывает губами весь его член, начав отсасывать, как надо.       Дио работает с энтузиазмом, и, намеренно, как можно более грязно и неаккуратно — Джотаро знает, потому что Дио бросает на него игривые, оценивающие взгляды, пробуя его реакцию. Комната полна непристойных хлюпающих звуков, слюна и предэякулят текут по подбородку Дио, и он выглядит довольным, чуть ли не поклоняясь члену Джотаро — будто забавляясь любимой игрушкой. Джотаро ненавидит это.       Он дёргает волосы на затылке Дио, заставляя взять его ещё глубже. Член проскальзывает в горло с лёгкостью лезвия в ножны, безо всяческих усилий, и Джотаро стонет, откидывая голову назад — влажный узкий жар глотки Дио на мгновение ослепляет. Немного придя в чувства, он кладёт обе руки на голову Дио, тесно сжимает и начинает ревностно трахать в череп, ужесточая каждый последующий толчок. На глаза Дио наворачиваются слёзы, но он не отводит их от Джотаро — взгляд его переполнен удовольствием. От этого у Джотаро болит голова. — Прекрати, — взрыкивает он, отстраняя голову Дио от члена, и даёт пощёчину, — перестань вести себя как шлюха, — Дио выглядит как шлюха; его губы влажные и распухшие, его помада размазалась по щекам и по члену Джотаро; смесь слёз, слюны и предэякулята запятнала лицо, и он хлопает — как шлюха — ресницами, улыбаясь Джотаро снизу. — Но, Джотаро, я — то, чем ты хочешь меня видеть. Это же, в конце концов, твой сон.       Когда Джотаро просыпается, злорадный смех Дио всё ещё звенит в его ушах.       ***       Пребывание Джотаро в Нью-Йорке почти закончилось, когда Джозеф внезапно вспомнил, что он хотел сказать своему внуку. — Ой, кстати, Джотаро. Я хотел бы попросить тебя об услуге, — старик замолкает, уставившись в чашку чая, и Джотаро приходится прочистить горло, чтобы обратить на себя его внимание. Джозеф вздрогнул в инвалидной коляске, но взгляд его прояснился. — Ах, да. Это касается поместья Джостаров. Знаешь, оно стоит все эти годы пустое и безжизненное… очень жалко. Так что я связался с интернатом для детей из проблемных семей… предложил им здание. Они были очень счастливы, но поместье нужно проверить и как следует обустроить для детей. Хорошо, оно построено относительно недавно, и у нас нет никаких проблем с охраной культурного наследия и этим всем, — Джозеф отхлебнул чаю, — не думаю, что смогу полететь в Великобританию, хоть и хотел бы увидеть дом своего детства… но я надеялся, вместо меня это сможешь сделать ты. — Ну и ну… — вздохнул Джотаро, потерев виски. Он серьёзно подозревал, что просьба — истинная причина, по которой Джозеф внезапно захотел «увидеть хмурое лицо своего ненаглядного внука», как он сказал по телефону. И старик почти забыл попросить.       Но у него не так много работы в университете, Фонд с ним не контактировал… и особняк был бы славным местом для детей.       Вот так, спустя неделю, он оказался в парадном холле поместья Джостаров, посреди группы из туристов и персонала интерната. Джотаро — двухметрового роста, с японскими чертами и сильным американским акцентом — совершенно не вписывался в обстановку. Гид — худощавая строгая дама лет пятидесяти, по совместительству смотрительница особняка — представила его «мистером Куджо, наследником многоуважаемого лорда Джостара», что заставило всех пялиться на него. Джотаро скучал по защите своей фуражки, которую смотрительница вежливо (но непреклонно) попросила снять. Чёрт, он и забыл, что технически у старика титул лорда.       Однако Джотаро не мог отрицать небольшого любопытства по отношению к поместью Джостаров. Он ни разу тут не был, и сейчас, по-настоящему стоя в просторном зале, чувствовал вес семейной истории, давящей на плечи. Не в плохом смысле — скорее, невидимой мантией, что несло на себе множество людей до него.       Над парадной лестницей на стене висел гигантский портрет, обозревающий весь холл: молодой мужчина и женщина в свадебном платье. — Это — лорд Джонатан Джостар и его жена, леди Эрина, — сказала экскурсовод, остановившись перед картиной, — Джонатан был единственным выжившим в ужасном пожаре, уничтожившим старое поместье. Ему же мы обязаны тем, что новый особняк — точная копия: Джонатан зарисовал планы здания и чертежи комнат. Здесь можно взглянуть на некоторые из них, — она указала в сторону жёлтых страниц в рамочках, висящих в галерее, — к сожалению, Джонатан не дожил до восстановления своего семейного дома: спустя пару дней после заключения брака с леди Эриной он погиб на кораблекрушении во время их свадебного путешествия в Америку. Но Джонатану удалось спасти жену, и уже она смогла увидеть завершение реконструкции. — Прямо как в «Титанике», — услышал Джотаро шёпот одной из туристок своей подруге, и не сдержал оскала. Нет, не как в «Титанике». И Джонатану тогда удалось спасти ещё одну жизнь — жизнь своего никчёмного брата.       ДжоДжо, отдался эхом голос Дио в его голове, и Джотаро нахмурился, изучая лицо Джонатана. Он мог видеть сходства между собой и своим давно мёртвым прапрадедом; но ещё больше общего с Джонатаном было у Джорно — та же форма лица, те же высокие скулы и прямая линия носа, те же голубые глаза, озаряемые улыбкой.       Группа двинулась, и Джотаро был вынужден последовать за ней, встревоженный чем-то во взгляде Джонатана.       Они прогулялись по коридорам, заглянули в библиотеку, прошли через достаточно современно обставленное гостевое крыло (персонал интерната нашёл его очаровательным и чрезвычайно подходящим детям), а затем прошли в крыло, где раньше находились жилые помещения и ныне тоже располагался музей. — А здесь, — заговорила гид, открывая одну из дверей, — вы можете полюбоваться отличным примером спален викторианских времён.       Сперва пропустив гостей, Джотаро ступил в комнату — и застыл, из его лёгких вышибло воздух.       Он знал эту спальню. Он видел её в кошмаре — кровать, мебель, вид из окна… разве что цвета отличались — вместо голубого и белого портьер и постель раскрашены в зелёный с золотыми цветочными узорами, и несколько деталей другие… но это, без сомнения, слишком похожая комната.       Джотаро опёрся о стену, сердце в его груди грохотало столь громко, что перекрывало остальные звуки. У него закружилась голова.       Он никогда здесь не был. Он никогда не видел её прежде. Каким образом его воображение воссоздало её настолько точно?       Это было совпадение. Должно им быть. — Мистер Куджо?       Джотаро моргнул, пытаясь сосредоточиться на голосе. Вырвавшись из тумана хаотичных мыслей, он наткнулся на обеспокоенный взгляд экскурсовода. — Вы в порядке? — Джетлаг, — удалось выдавить Джотаро с неопределённым взмахом руки, — идите без меня, я догоню.       Гид помолчала с мгновение, но в конце концов выпроводила любопытных туристов. Джотаро, в конце концов, технически являлся владельцем поместья (ну или станет им после смерти Джозефа).       Но прямо перед тем, как экскурсовод вышла из комнаты, Джотаро окликнул её. — Подождите! — она развернулась, и Джотаро облизал губы; его пульс участился до опасной скорости. — Кому раньше принадлежала эта комната? — Согласно заметкам Джонатана Джостара, ею владел его приёмный брат, Дио.       Джотаро потребовалась вся его сила воли, чтобы не упасть. — Хорошо. Спасибо.       Женщина наградила его последним встревоженным взглядом, но всё-таки увела свою тургруппу.       Привалившись к стене, Джотаро громко выдохнул. Мысли его метались.       Комната Дио. Это была комната Дио. Цвета другие, но гид сказала, что комнаты основаны на чертежах — чёрно-белых чертежах; раньше спальня могла быть обставленной голубым. Нет, она была обставлена голубым, Джотаро не сомневался.       Все его кошмары о Дио были связаны с реальностью. Либо искажённые воспоминания, либо знакомые Джотаро места. Ему снился сон о Фонде Спидвагона после посещения Фонда Спидвагона — это имело смысл. Но поместье…       Нет, это было совпадение. Он просто выудил всё из просмотренных фильмов — у всех викторианских домов похожие дизайны. Или однажды ему на глаза попались чертежи Джонатана — некоторые из них хранятся в штаб-квартире Фонда Спидвагона.       Но Джотаро не верил в совпадения. Не когда это касается Дио и его наследия. В том кошмаре Дио знал, что это сон. Он происходил в месте, которое знал Дио, но не знал Джотаро. Дио звал его ДжоДжо. Дио контролировал тот сон? Был ли он… реальным? Духом, явившимся из могилы, чтобы мучить Джотаро?       Джотаро в холодном поту покинул комнату; хохот Дио последовал за ним.       ***       Сейчас он в другом помещении, но на этот раз совершенно незнакомом. Низкий потолок, маленькое грязное окошко, кровать и комод, что служил одновременно прикроватной тумбочкой — всё старое, потёртое и дешёвое. Каждый сантиметр кричит о нищете, но на комоде возвышается небольшая стопка книжек, а пальто, висевшее на торчащем из стены гвозде, чистое, пускай тоже изношенное и разваливающееся.       На кровати восседает маленький мальчик, одетый в слишком большую для него серую рубашку и коричневые бриджи с подтяжками. Ему должно быть около двенадцати, но Джотаро мгновенно узнаёт в нём Дио. Золотистые волосы, бледная кожа, высокомерный вид, далеко не подходящий бедной обстановке и дырявой одежде. Лицо его до сих пор не утратило детской округлости.       Этот сон определённо под контролем разума Дио, точно не его. Но на этот раз Джотаро может двигаться. — Ублюдок! — Джотаро подскакивает к постели, хватает Дио за воротник и бьёт спиной о стену. Ноги мальчишки болтаются над полом и Джотаро чувствует мрачное удовлетворение: здесь он выше и сильнее.       Он встряхивает пацана, и тот сипит, раздирая его запястье. — Что ты такое? — рявкает Джотаро. — Что тебе, сука, надо?       Янтарные глаза мальчика сужаются. — Что надо мне? — шипит он, и Джотаро оказывается несколько ошеломлён кардинально отличающимся звучанием его английского. Ничего похожего на этот роскошный акцент не припоминается — он грубый, а некоторые звуки не разобрать. В его взгляде нет и доли узнавания, так что Джотаро отпускает его. Дио встаёт на ноги, трёт горло и смотрит на Джотаро из-под чёлки — но не отступает. — Я не хочу ничего с тобой делать, свинья, но ты ведь уже заплатил моему отцу, не правда ли? — голос Дио охрип после того, как Джотаро едва его не придушил, и звучит странно по-деловому на контрасте с его словами. Он начинает расстёгивать рубашку и стягивает с плеч подтяжки. — Так что перестань делать вид, что не знаешь, зачем явился, — Дио расплывается в улыбке, и по спине Джотаро взбегают мурашки, потому что он знает эту улыбку: жаркую, соблазнительную и ужасающую на детском лице. — Что бы это могло быть, сэр? — спрашивает он, склонив голову и полуприкрыв глаза. Его маленькая рука тянется к брюкам Джотаро, лаская его промежность.       Джотаро делает шаг назад, но мальчишка следует за ним. Глаза у него сверкают хищническим восторгом, как у волка, учуявшего страх своей добычи. — Почему же вы убегаете, сэр? — розовые губы раздвигаются в улыбке, и Джотаро мерещатся кончики клыков под ними. — Разве вы не хотели преподать мне урок?       Джотаро стискивает кулаки, но сдерживается от их вскидывания. Он хочет ударить это… порочное видение, ударить так сильно, чтобы проломить череп; увидеть, как оттуда брызжет, пятная пол и стены, кровь. Но он вспоминает Джолин, которая сейчас примерно того же возраста, и на мгновение представляет её, стоящую в этой тёмной комнате в расстëгнутой рубашке, её, лежащую на грязной мостовой в Каире, истекающую кровью, изломанную, умирающую…       На этот раз, проснувшись, Джотаро переворачивается на бок, и его рвота выплёскивается на пол рядом с кроватью.       ***       Джотаро сидел на диване в гостиной своей маленькой квартиры, дымок от его позабытой сигареты вился к потолку. Электронные часы на шкафу показывали час ночи, но Джотаро не чувствовал себя готовым вернуться в постель. Теперь сон не приносит ему ничего, кроме кошмаров.       На телефоне с краю пульсировал свет. Автоответчик. Джотаро знал номер — дом Лоры во Флориде. Вероятнее всего, что-то насчёт Джолин.       Ему стало тошно при одной только мысли о нажатии кнопки и мягком голосе своей бывшей жены. «Может, у тебя найдётся время?» и «Она скучает по тебе».       Я тоже скучаю, Джолин.       Он не имел права брать трубку. Не имел права вторгаться в её жизнь. Не при притяжении пользователей стендов друг к другу. Не с тенью Дио, следующей за ним по пятам.       Неужели это действительно охотящийся за ним призрак Дио? Или часть воображения, какой-то больной обман его мозга? Джотаро не знал, что хуже. Ему известно, как бороться с призраками. Ему неизвестно, как бороться с собственным разумом.       Те последние два сна словно не принадлежали Джотаро. Он не знал, как Дио выглядел, будучи ребёнком. Он не знал тех мест, знал только Дио. Но Дио был мёртв. Джотаро его убил.       Возможно, он должен кому-нибудь рассказать. Его рука двинулась в сторону телефона, но застыла в воздухе. Джотаро не собирался контактировать с Фондом; не после тех нескольких визитов. Будут ли они думать, что он сошёл с ума? Сошёл ли он с ума?       Дед был слишком стар — жестоко снова втягивать его в разборки со стендами. Кого же тогда ещё?       Ни Польнареффа, который уже умер и заслужил тихих деньков в компании новых друзей. Ни Джорно, юного и могущественного, но не несущего ответственности за преступления своего отца. Ни Джоске, почти погибшего при столкновении с наследием Дио.       Победа Джотаро над Дио стоила жизней Какёина, Абдула, Игги и бесчисленных мирных жителей. Он не хотел снова видеть увеличение количества жертв.       Нет. Джотаро не собирался опять выпускать Дио в мир.       ***       Джотаро стоит в своей маленькой кухоньке. На окне нет штор, портьеры свёрнуты, и помещение заливает лунный свет.       Из симпатичного фарфорового чайника на столе поднимается пар; его также ожидают две чашки чая — тоже фарфоровых, похожих на игрушечные, с которыми играла четырёхлетняя Джолин. Этот набор не принадлежит Джотаро.       Дио стоит перед столом, небрежно опираясь о столешницу. Он выглядит странно в простой и скучной кухне Джотаро; вместо своих извечных жёлтых брюк на нём что-то сияющее и ниспадающее на бёдра — вроде туники или саронга. Его босые ноги украшают кольца и браслеты; в ушах, тяжёлом ожерелье, на запястьях и в волосах сверкают драгоценности. Его руки скрещены на груди, а улыбка источает странное тепло. — Ну вот и ты, Джотаро, — говорит он непринуждённо, словно жена, дождавшаяся возвращения мужа с работы, — присаживайся, выпьем чаю.       Джотаро бросает взгляд на дымящуюся кружку. — Зачем? — спрашивает он.       Дио пожимает плечами. — А почему нет? Непохоже, что у тебя есть альтернатива моей компании.       Джотаро пододвигает стул и усаживается; его руки обхватывают чашку, но он не пьёт. — Вот так. ДжоДжо всегда советовал пить чай, чтобы успокоить нервы, — Дио поднимает кружку с элегантностью британского аристократа и делает глоток.       Джотаро бесстрастно смотрит на него. Сейчас он действительно совсем ничего не чувствует. — Что ты такое?       Дио снова пожимает плечами. — Кто знает? Это же твой сон, Джотаро, — он ставит чашку и подходит к нему, кружа до тех пор, пока не оказывается у Джотаро за спиной. Джотаро не вздрагивает, когда на его плечи ложатся холодные руки. — Почему ты преследуешь меня? Почему именно так? — он не уточняет значения «именно так», но Дио понимает, судя по его смеху — сладкому, мелодичному звуку. — Ох, Джотаро, глупенький, — его губы движутся к уху Джотаро, но из них не вырывается ни вдоха, — ты так боишься, бедняжка. Так боишься ранить тех, кого любишь. Ты очень-очень их любишь, верно? — руки Дио начинают массировать его напряжённые плечи, и это блаженство, от которого Джотаро жаждет отшатнуться. — Свою дочку, сына Джозефа, того смешного француза… но ты продолжаешь их отталкивать. Ты ужасно напуган… поэтому отталкиваешь, — ладони Дио движутся от плеч Джотаро, скользят по груди вниз, лезут под футболку, — но я, Джотаро… ко мне у тебя нет ни любви, ни жалости, — Дио прижимается телом к его спине, и он чувствует пустое ничто там, где должно быть сердцебиение, — меня одного ты подпускаешь к себе.       Силы Джотаро возвращаются к нему, как будто в этот самый момент были сняты чары. Он поднимается, с грохотом отталкивая стул. Стол трясётся, чай проливается из чашек, но Джотаро плевать. Он хватает Дио за горло — не совсем удушающим захватом — но тот лишь выгибает спину, отзываясь на прикосновение, и Джотаро вновь замирает, уставившись на него.       Дио легко выскальзывает из хватки. Он берёт Джотаро за руки, делает пару шагов назад и запрыгивает на столешницу; браслеты и безделушки в его волосах мягко звенят. В этих одеяниях он напоминает невесту.       Дио обхватывает плечи Джотаро, и тот не сопротивляется. Теперь он устроился меж бёдер Дио, и тёмные, тёмные расширенные зрачки удерживают его взгляд лучше любой ловушки. — Так что прижмись ко мне посильнее и грубо поцелуй, — бормочет Дио, его приоткрытые и холодные, как лёд, губы, в сантиметре от Джотаро, — ибо я всё, что у тебя когда-либо будет.