Fell(in) Love

Если бы к Антону Королёву вдруг подбежал журналист-энтузиаст из университетской газеты и спросил, как он себя чувствует, Королёв бы выдал одну фразу: «как будто всё разваливается». Разваливалось, по ощущениям Королёва, действительно всё: и учёба, и жизнь вне этой самой учёбы, и некого было винить, кроме себя, а точнее — своих чувств к своему другу Серёже Феллину. Он в целом ощутил, что стал меньше необходимого внимания уделять учёбе, потому что мысли часто витали не там, где нужно, а свободное время, которое стоило бы выкраивать для подготовки к парам, Королёв предпочитал проводить с Серёжей за прогулками или общением в мессенджере. Шакулина стала чаще на него ворчать и закатывать глаза, когда он в последний момент присылал свою часть работы или на перерывах между парами списывал у неё ту часть конспекта, которую он прослушал. Ну блин, что поделать, если документоведение такое нудное… Но он же помнил, что сделал этот реферат! И сделал его хорошо, и отправил его в срок, но в итоге, когда в списке оценённых работ он напротив своего реферата увидел цифру «два», Антон не поверил и решил, что сайт с оценками сломался. — Антон Николаевич, — спокойным тоном ответила Анна Федоровна, глядя на студента поверх огромных круглых очков, — двоек не нужно бояться, такое случается. До конца семестра еще будут работы, и вы закроете эту несчастную двойку. Анна Федоровна Гаджет преподавала у них высшую математику, и уж с ней-то у Королёва сложились если не тёплые, то хотя бы лояльные друг к другу взаимоотношения: преподавательница видела, что студент старается, а студент работал на её парах, как не в себя, потому что понимал, что этот предмет ему понадобится на другом факультете. Вот только эта несчастная двойка могла стать препятствием при переводе, потому что Королёв уже слышал от других студентов, что перепоступить смогли только те, у кого не было ни единой четвёрки. Так что проёбов допустить было никак нельзя. — Но что не так?! — воскликнул Королёв, — я же всё правильно рассчитал! У меня даже черновики расчётов остались, я могу вам показать… — Перепроверьте сами ещё раз, Антон Николаевич, и будьте в следующий раз внимательнее, — она вдруг легонько усмехнулась, — любовные дела не должны мешать учёбе. Королёв мысленно застонал, но кивнул и покинул аудиторию. Были бы ещё какие-то «любовные дела»… но таковых не предвиделось и не должно было предвидеться, потому что Королёв слишком хотел сбежать из этого оплота уныния под названием «бухгалтерский учёт». Однако перед глазами упорно появлялось лицо Серёжи Феллина, ясный и внимательный взгляд голубых глаз, который заставлял Королёва говорить всякую чушь, доброжелательная улыбка, ямочки, которые уже начинали появляться во снах. И этот дурацкий момент у него в комнате, когда они смотрели «Шоу ужасов Рокки Хоррора», и он так по-лузерски уснул, пригревшись под боком у Серёжи… А потом их прервали его соседи-придурки, начав шутить тупые шутки про «привёл парня», из-за чего Серёжа стопроцентно испугался и сбежал. Ещё и сам фильм точно его смутил… Не нужно было так с ходу всё на него вываливать. Королёв еле подавил в себе порыв заорать от злости. На себя, на придурка-Турченко, на студентов, на универ с гомофобной политикой, в принципе на общество, из-за которого их взаимоотношения усложняются в миллиард раз… — Да ради бога, успокойся, — тычок в бок, и Королёв очнулся от своих мыслей. Оказалось, он так сильно надавил ручкой на бумагу, пока рассеянно рисовал на полях, потерявшись в мыслях, что порвал тетрадь. — Я спокоен, — пробормотал Королёв, понимая, что это слишком далеко от правды. Шакулина лишь вздохнула. — Что с тобой происходит? — Жизнь, — ответил Антон, вяло взмахивая рукой. — Жизнь со всеми нами происходит, но я почему-то не рву тетради, — Королёв покосился на тетрадку своей напарницы: как обычно, идеально каллиграфический почерк. Захотелось порвать тетрадь уже ей, — слушай, мне без разницы, что там у тебя происходит, но я бы посоветовала с кем-нибудь поговорить об этом. Я в курсе, что влюблённые люди обычно ведут себя, как дураки, но ты как будто бы на взводе. А единственный человек, с которым можно было бы поговорить, невольно оказался предметом обсуждения. Три ха-ха. Но Королёв всё равно кивнул, потому что больше слушать нравоучения он был не намерен. Потом снова пришлось отказаться от похода в столовую (даже несмотря на то, что у Серёжи, кажется, была какая-то сложная контрольная, и его надо было подбодрить), потому что, охваченный паранойей, Королёв решил перепроверить все свои домашние задания на предмет опечаток, пропущенных слов или цифр или каких-то иных проколов. Замыленный взгляд стопроцентно был из-за того, что мысли витали вокруг Серёжи Феллина, следовательно, нужно было ограничить себя от Серёжи Феллина и сосредоточиться на учёбе. Однако, как это водится, если тебе говорят не думать о белой обезьяне, то ты всё равно будешь о ней думать. Поэтому Королёв всё равно мысленно возвращался к Серёже, а именно — что ему делать в сложившейся ситуации. Сбежать от воспоминаний в другой город снова уже не получится. Сказать ему лично, что он буквально не может сосредоточиться на учёбе, потому что думает обо всех маленьких моментах, которые между ними происходили, а также — что он хотел бы поцеловать его в ямочку на щеке, чтобы увидеть, как Серёжа зардеется от смущения, а затем поцелует его в ответ, но этого никогда не случится, потому что они друзья? Да он лучше в окно сразу выйдет. Кстати, как раз форточка открыта. Королёв сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, борясь с разрушительными мыслями. Как там Шакулина сказала? Поговорить с кем-нибудь? Королёв достал из кармана телефон и открыл мессенджер. С сожалением пролистав диалог, подписанный как «Ангел <З», он переключился на другие. Все друзья, которые могли бы ему подсказать, что делать в сложившейся ситуации, остались в другом городе — другой жизни, — да и в целом Королёв не привык делиться чувствами, поэтому этот вариант отпадал сразу. Не с Шакулиной же это обсуждать, которой важно, чтобы он делал свою часть совместной работы, и не с придурками-соседями… Тут взгляд зацепился за диалог с отцом. Они списывались позавчера, и отец просил его позвонить, когда будет время, потому что они «давно не разговаривали вживую». Конечно, Королёв-старший знал о том, что его сын — гей, но за всё то время, которое прошло с каминг-аута Антона и до сегодняшнего дня, они оба как будто старались избегать эту тему, потому что обоим было слишком неловко это обсуждать по своим причинам. Поэтому обсуждать ситуацию с Серёжей с отцом… звучало как нелепая ситуация из подростковых ромкомов. С другой стороны, Королёв сейчас просто позвонит отцу и поговорит с ним минуты две, исполнит сыновний долг и перестанет мучиться виной. После первых шести гудков Антон уже хотел сбросить, потому что, естественно, отец занят, как и всегда. Но на седьмом гудке послышался знакомый усталый голос. — Здравствуй, Антон. — Привет, — в чём они точно были похожи, так это в том, что не знали, как вести сложные разговоры, — ты просил позвонить… вот, звоню. — Вижу, — усмехнулись в трубке, — как дела-то у тебя? Хуже не бывает. Хотя ладно, бывало и хуже, тут хотя бы дело обошлось малой кровью… но настроение такое, что хочется или выпрыгнуть в окно, или снова пойти по кривой дорожке рискованного поведения. — Сложно, — Королёв уставился в окно. Снег, выпавший в конце октября, успел растаять за первые дни ноября, и дороги превратились в кашу, которая то таяла, то замерзала. В принципе, погода действительно отражала внутреннее состояние Антона. — Учёба сложная? — Не только… всё сложное. — Я могу чем-то помочь? — фраза, которая должна была как-то подбодрить, прозвучало по-отвратительному дежурно, и Королёв едва ли не взвыл. А я откуда знаю, можешь ты или нет? Почему нельзя догадаться, почему я должен всё проговаривать словами через рот?! — Я не знаю, — Королёв замолк на несколько секунд, а затем решился. Да, это тупо, это позорно, но уж отец-то должен с высоты своих лет что-то посоветовать? — Слушай, я тут, кажется, влюбился. — О-о, — а отец, кажется, удивился, — мне можно тебя поздравить? — Да не с чем пока поздравлять… мы дружили, а потом я влюбился, как идиот, и в итоге оценки испортились, и я не знаю, что мне делать. — Тебя беспокоят оценки — которые, кстати, можно исправить, — или тот факт, что ты «влюбился, как идиот»? Королёв задумался. Первое как будто бы было следствием второго, и, если быть откровенным, второе его беспокоило сильнее. Конечно, нельзя было, чтобы человеческие взаимоотношения так сильно влияли на его настроение и будущее… но что поделать, они уже влияли. — Влюблённость действительно сложная штука, Антон. И всегда в жизни есть взлёты и падения, этот факт ты не изменишь. Можно поменять своё отношение к падениям… — Это общие слова, — перебил отца Королёв, — мне бы хотелось услышать от тебя конкретику. — Ах, конкретику, — Королёв-старший хохотнул, — ну ладно. Вы хорошие друзья? — Да, — незамедлительно ответил Антон. — Он в курсе про… тебя? Я читал в новостях, что в твоём университете хотели кого-то отчислить, хотел спросить, не задела ли эта ситуация тебя. — Ага, он в курсе, и нет, не задело, всё в порядке, — Королёв поёжился: с открытой форточки стало неприятно дуть. А ещё с той ситуации с анонимным парнем с пабликами прошёл по крайней мере месяц, а по ощущениям гораздо больше, — он сказал, что всегда будет на моей стороне. В трубке помолчали. — Тогда я не вижу проблемы в том, чтобы сказать ему о своих чувствах. — Есть вероятность, что я этим всё испорчу. «Мы уже не сможем быть друзьями», — всплыло в мыслях у Антона голосом из прошлого. Всё же придурок иногда был прав. — Если он действительно хороший друг, то, даже если это невзаимно, он тебя не оставит, — тихо произнес Королёв-старший, — не все же такие, как тот парень. Доля правды в этом была. Но сможет ли Антон Королёв и дальше просто дружить с Серёжей Феллиным? Просто общаться, зная, что его чувства невзаимны? Спрятать вглубь подсознания всё то, о чём он думал, когда оставался один на один с собой? Одергивать себя и не позволять себе быть слишком тактильным рядом с Серёжей? Терпеливо улыбаться, когда друг себе кого-то найдёт? А хочет ли он вообще узнать, взаимны ли его чувства? — Антон? — Угу, — вяло отозвался Антон, — теперь мне есть о чём подумать. Спасибо. — Всегда пожалуйста. Снова повисло молчание, и, чтобы не отсоединяться на такой неловкой ноте, Королёв осторожно спросил: — А у тебя как дела? — Закончил ту книгу, про которую я тебе говорил. Ну, ту, которая детская и немного страшная, про девочку с пуговицами, — голос отца немного просветлел. Он больше любил говорить о понятной ему работе писателя, чем о сложных человеческих чувствах, и Королёв его понимал, — На зимних каникулах будет пресс-релиз, надо будет в Москву ехать. Если хочешь, можно будет вместе поехать. Антон задумался на несколько секунд. После зимних каникул обещали поставить экзамен, но он был слишком простой, чтобы насчёт него париться, поэтому… можно было себе позволить немного отдохнуть. — Да, давай. — Ну и славно, я возьму билеты, — отец вздохнул, — Антон, если вдруг захочешь со мной поговорить… — … то я могу звонить в любое время, да-да, — Королёв закатил глаза, прекрасно понимая, что это не совсем правда: ни то, что звонить можно в любое время (отец иногда слишком погружался в свои дела), ни то, что они могут поговорить о чём угодно — сегодняшний разговор был скорее исключением, чем правилом. С другой стороны, может, Королёв был слишком категоричен, потому что в тот момент, когда его разъёбывало, то никто этого не понимал и не знал, как помочь, в том числе он сам… — Либо пиши, если не хочешь слушать стариковские нотации, — смешок. Сам Антон тоже невольно улыбнулся. — Хорошо. Пока. — До связи, Антон. Послышались гудки. Королёв продолжал держать трубку у уха, рассеянно глядя в окно, пока в голове зрел План. Раз уж у него просели оценки, а виной этому были мысли о Серёже Феллине, то нужно было разобраться с мыслями. Сами они не уйдут, значит, нужно будет им «помочь»… значит, придётся говорить с Серёжей словами через рот, чтобы ускорить процесс. Потому что чисто технически Королёв мог бы задавить в себе эти эмоции, но он по своему опыту знал, что они вылезут в неподходящий момент рано или поздно, поэтому лучше решить проблему как можно скорее, пока ещё не всё так запущено. И ведь они с Серёжей действительно хорошие друзья… К тому же, им действительно друг с другом интересно, и если вдруг всплывёт какой-то момент, который будет беспокоить, как камешек в ботинке, его нужно достать и выкинуть, обсудив происходящее. Итак, Новый План Королёва состоял в том, что необходимо Поговорить с Серёжей о том, что он чувствует, и каким-то образом это разрулить. Королёв не совсем представлял, что именно ему нужно будет говорить и в какой момент, но момент точно должен быть выбран такой, чтобы им обоим было комфортно, и никто бы им не помешал. Так что в универе это говорить не вариант. Дома у Серёжи Гавриил, у него в комнате дурные соседи. По дороге из универа такие разговоры не ведутся. Вести куда-то специально? А куда? А как вообще такое происходит? Или лучше написать текстом? Звучит заманчиво, потому что текст можно сформулировать, в нём не будет видно всей той бури эмоций, которая бушевала в душе Антона Королёва. Но это как будто бы было нечестным по отношению к Серёже. Вдобавок, не совсем в характере Королёва писать полотна текста, если это не нужно было для домашки. Тогда можно пойти на компромисс: сочинить признание, записать его, выучить, отрепетировать, и можно идти на диалог. Можно также придумать все альтернативные варианты развития разговора, чтобы не было неожиданностей… — Привет? Пусто. Королёв смотрел на как будто бы появившегося из ниоткуда Серёжу. Все мелькавшие в голове мысли о том, как он будет разговаривать с другом о своих чувствах, мгновенно растаяли, как снег под июньским солнцем в каком-нибудь Краснодаре, когда там температура под плюс двадцать пять. — Твоя одногруппница сказала, что ты тут. — Ага. Эм… домашку делал, — Королёв перевёл взгляд на открытую тетрадь на своих коленях. Так ничего и не проверил, а скоро уже начало пары, — и с отцом по телефону говорил. — …Оу, — Серёжа как будто встревожился, — всё в порядке? — Ну, — Королёв дёрнул плечом, — ничего критичного. — Ругался? — Да нет, конечно. Я сам с этим хорошо справляюсь, — Антон скривил губы в невесёлой ухмылке, — двойку получил. Тупо, но переживаю. Серёжа подошёл ближе и ободряюще улыбнулся. — Это же только одна двойка. А потом будет ещё одна. И ещё. А всё потому что я не могу перестать думать о тебе. — Ага, — Королёв тяжело вздохнул и встал со скамейки, — только одна. Исправлю, ничего страшного. — Если нужно, я могу попробовать с чем-то помочь, что-то объяснить — ты говорил, что у тебя с документоведением не ладится… — Не, это вышмат, так что тут гуманитарии бессильны. Но спасибо, я учту, — Королёв вернул мягкую улыбку Серёже, и тот немного расслабился. Нет, он действительно что-то с Королёвым делает, особо не прикладывая для этого усилий — и это чертовски подкупало. Хотелось, чтобы он чаще улыбался, чаще был расслаблен и не переживал из-за того, что не заслуживает таких переживаний. И Серёжа заслуживал не переживать из-за того, что его друг что-то там чувствует. Так что, может, пока отложить эти серьёзные разговоры… хотя бы до декабря, пока вся эта пред- и сессионная суматоха немного поутихнет. Но придумать, что конкретно он скажет, не помешает — а к декабрю он как раз придумает. Остаток дня Королёв пытался функционировать, как добропорядочный студент, и у него даже получалось. Причем он согласился пойти снова вместе с Шакулиной в актив, от которого обычно тянуло блевать, потому что они буквально не делали ничего, что сам Королёв посчитал бы интересным. Конечно, Мухина и компания не всё время занимались планированием мести активу факультета международных отношений, но любая деятельность актива бухучёта (начиная от участия в университетских мероприятиях и заканчивая условно благотворительными штуками) сопровождалась красной нитью соперничества, и Королёву это надоело еще в первые несколько раз, так что он искал любой повод на них не ходить. (Он не понимал, каким это образом Шакулина всё успевает, а потом вспомнил, что она живёт с родителями и имеет больше свободного времени, плюс она что-то говорила про эти… как их… социальные очки.) Так что ладно, пусть они получат эти дурацкие социальные очки. И, может быть, получится столкнуться с Серёжей. Пока Королёв угрюмо брёл по правую руку от Шакулиной, вокруг неё вертелся Фролов — тот самый их немного нервный староста со странной прической. Странно, Королёв не помнил, чтобы тот ходил на собрания актива факультета… а с другой стороны, он перестал за ними следить ещё с того момента, как его начали подозревать в участии в той истории с пабликами. Староста рассказывал Шакулиной какую-то чушь, а также поглядывал на самого Королёва так, что тот уже заподозрил, что бедную девушку ревнуют к Королёву — который, на секундочку, совершенно не рассматривал её как романтический интерес, а исключительно как напарника. — Давненько тебя не было видно, Антон, — Королёв поморщился. Он искренне не любил, когда его называли по имени кто-либо ещё, кроме близких, потому что его фамилия звучала гораздо круче. А ещё он всем желающим любезно пояснил еще в первые дни учёбы, что за обращение по имени будет убивать. Фролов, видимо, или глухой, или тупой. — Ага, я просто не хотел приходить, — не стал запариваться с отмазкой Королёв. — А жаль, ты много интересного пропустил. Правда, Света? — получив кивок от девушки, староста зарделся. А, вот как звали Шакулину всё это время. Забавно. Возможно, Королёву действительно стоило замечать, что вокруг него происходит, чтобы так называемые «социальные очки» было проще получить. На собрании, конечно же, не было ничего интересного, и Королёв бы посчитал, что теряет время, и ушёл сильно раньше, пока в аудиторию не влез Гавриил собственной персоной. Королёв мгновенно ощетинился, но тот, кажется, даже не обратил на него внимания, так как глава актива-соперника смотрел в основном на Мухину. — А мы тут пораньше закончили, и я хотел предложить нашим активам снова собраться на вечеринку, — Боголюбов подмигнул, — мы же так хорошо собрались на Хэллоуин в вашем общежитии, можно было бы повторить. Святые угодники, да он клеил Мухину! А Мухина упорно не клеилась. — После ваших выкрутасов у нас запрет на проведение подобных мероприятий, — сухо ответила девушка, — потому что вы, идиоты, не умеете себя контролировать. Так что никаких тусовок в общежитии. Всё-таки зря Королёв тогда не пошёл, побоявшись столкнуться со своими хейтерами, потому что он действительно пропустил что-то интересное. — Значит, можно собраться у меня, — не растерялся Гавриил, — квартира большая, как раз потусуемся перед зимними каникулами и экзаменами… — Если я скажу «да», ты уйдёшь? — Конечно, — просветлел Боголюбов, — тогда дату и время позднее согласуем! — Вали уже! Сейчас мелом кину. Стоило Гавриилу исчезнуть с поля зрения, как аудитория возбужденно загудела. — Валь, ты чудо! — воскликнул Турченко, а Гурьев закивал. — Опять смотреть, как идиоты творят всякую дичь, — проворчала Шакулина. — Я думал, тебе нравится, — повернулся к ней сидящий впереди недоуменный Фролов. — Я хочу быть в курсе происходящего, — отрезала та, — поэтому мне придётся идти. — А ты пойдёшь, Антон? — переключил своё внимание староста. Королёв рассеянно кивнул, думая о своём. Если Гавриил приглашает к себе оба актива, значит, Королёв увидится с Серёжей вне их привычных мест, а ещё увидит, как живёт сам Серёжа. За такую возможность стоило хвататься — тем более, что сразу после начнутся зимние каникулы, и увидеться они не смогут… приличное количество времени. А раз это будет декабрь, Королёв к тому времени точно придумает, что ему сказать.