XXY
9 августа 2023 г. в 01:50
..Юношу звали Микаэль, и до какого-то момента он не знал, что именно с ним не так. Он думал, это нормально, когда родители не уделяют ему внимания - отец всегда много работал, чтобы обеспечить семье высокий доход, а мать вела жизнь благонравной жены в патриархальном браке, занимаясь домом и организовывая благотворительные приемы. В конце концов, у них уже был старший сын - наследник, кроткий и примерный молодой человек, который исправно молился, хорошо учился и оправдывал все родительские ожидания. Мать любила Джошуа, отец возлагал на него огромные надежды, гости их дома от мала до велика восхищались скромным, но харизматичным юношей, а Микаэль... Микаэль просто был: не похожий на брата, всегда в его тени, он принимал родительское невнимание как данность, потому что жалобные попытки добиться иного отношения попросту наказывались. На самом деле, Микаэль, конечно, хотел быть любимым - он не желал превзойти всеобщего кумира Джошуа, но, по крайней мере, быть замеченным родителями, чтобы мама обнимала его и говорила, что любит, чтобы отец хоть раз похлопал по плечу и сказал, что он хорошо постарался. Микаэль исправно посещал церковь, пел в хоре и прилежно учился в школе. Он надеялся, что вот-вот что-то произойдет, и всё действительно станет лучше.
И однажды шанс ему действительно выпал. Джошуа, его идеальный старший брат, надежда родителей, респектабельный молодой человек, которому пророчили большое будущее, оступился. Он бросил учебу, разорвал помолвку, покинул церковь. Микаэль слышал пересуды один безумнее другого, что брат уехал на юг, поселился там где-то то ли в трущебах, то ли в трейлер-парке, стал вегетарианцем, аскетом и начал проповедовать свое толкование священного писания. Отец был вне себя от ярости, мать - раздавлена горем. И тогда Микаэль грешным делом подумал: да, вот тот самый шанс, о котором он так усердно молился все эти годы. Он стал посещать церковь ещё чаще, заслужил сольные партии в хоре, учился ещё усерднее - настолько, что попал в "золотой" список, в котором оказывались лишь лучшие из лучших учеников его элитной частной школы. И всё это только ради того, чтобы услышать, что он "дефектный".
Конечно, Микаэль знал, что у него есть проблемы со здоровьем. Постоянные обследования были с ним с самого раннего детства, и с каждым годом результаты этих обследований всё больше огорчали родителей. В двенадцать у Микаэля, как тогда показалось, начала внезапно расти грудь - в то лето переполошились все, обследований стало ещё больше, заговорили об операции. Припухлость грудных желез, к счастью, была кратковременным явлением и прошла сама собой. Тогда-то Микаэль впервые услышал свой диагноз, внятно и чётко. Доктор Маду всегда оставался тактичен, мягок и добр к своему юному пациенту, но за такой диагноз и за рекомендацию начать гормональную терапию отец крепко разругался с ним и подал в суд за "оскорбление религиозных чувств христианина" и "склонение несовершеннолетнего ребенка к смене пола", буквально поломав врачебную карьеру.
Микаэль всегда был мужчиной, ощущал себя мужчиной, был воспитан как мужчина и, раздеваясь, видел в отражении зеркала вполне нормальные мужские гениталии. До того гормонального сбоя он вообще никогда особенно не задумывался о том, насколько сильно отличался от других мальчиков. Только когда его сверстники стали раздаваться в плечах, брить свои первые жиденькие бородки на огрубевших лицах, басить и резко пахнуть потом, Микаэль осознал, что с ним ничего подобного не происходит: у него не росли волосы на теле, плечи оставались достаточно узкими, лицо - по-девичьи мягким, как и "ангельский" голос, не спешивший превращаться в бархатный раскатистый бас.
"Ты дефектный и всегда был дефектным", - объяснили ему прямо, не пытаясь смягчить и облагородить правду, как делал это доктор Маду. Отец раздражённо вздыхал, мать устало отворачивалась: никто из них не старался скрыть разочарование и ощущение вины. - "Господь наказал нас дважды".
Джошуа "обезумел" и "сбежал", а сам Микаэль оказался "дефектным" - это была горькая правда, которую юноше пришлось принять и жить с этим. Он никогда бы не подумал, что XXY, о которых говорил доктор Маду, - это настолько ужасно. Хотя бы потому, что задержка умственного развития, гинекомастия, ожирение и диабет, к счастью, обошли Микаэля стороной. И всё же, строгие богобоязненные родители сочли его "дефектным", а врача, посмевшего прямо озвучить диагноз и порекомендовать лечение гормонами, не разбираясь, заклеймили едва ли не пособником дьявола.
Микаэль не спорил, потому что "достойный сын не смеет перечить отцу", и не плакал, потому что "мужчина не должен лить слезы как слабая хрупкая девица". Но с того дня Микаэль решил взять жизнь в свои руки. Он закончил школу с достаточно высоким результатом и сам поступил в университет: пускай и близко не Гарвард, зато исключительно собственными силами. Отец был в ярости, потому что "генный инженер" - тот, кто смеет вмешиваться в природу, в естественный ход вещей, в Божий замысел, - было для него синонимом сподвижника сатаны. Отец был в ярости, увидев, что сын отпустил волосы и совершенно не собирался их постригать. Отец был в ярости, а Микаэль продолжал пытаться делать то, что сам хотел, жить, не стремясь больше добиться родительского одобрения. Выходило, правда, не слишком по-бунтарски: от алкоголя Микаэля уносило практически сразу - уже после пары бокалов вина он проваливался в сонное овощное состояние. С травкой выходило и того хуже. Студенческие тусовки казались ему скучными и однообразными, видеоигры и комиксы не вызывали интереса, а учеба оказалась совершенно оторванной от реальных исследований и серьезных проектов. Микаэль чувствовал себя потерянным просто потому, что не знал, чего в действительности хочет от жизни, он был свободен, но и пуст внутри. Ему не на кого было опереться, не у кого спросить совета - Бог молчал. У Микаэля снова не было друзей - прямо как когда-то в школе. Он не отказывал в помощи, когда его просили, но и не старался кому-то понравиться. Им мало интересовались девушки - очевидно, он казался им слишком женственным. И всё же Микаэль сошёлся с одной из них. Лилит была блондинкой с пронзительными голубыми глазами и большой упругой грудью. Отчего-то эту красавицу зацепил тихий юноша с девичьим лицом и потерянным взглядом. Лилит нравились вечеринки. Лилит хотела развлекаться и брать от жизни всё , ничего не отдавая взамен.
Лилит не слишком нравилась Микаэлю: она была хороша собой, но он не видел за её красотой ничего. Она была мила и дружелюбна, но ему претил её гедонизм. Он не хотел заниматься с ней сексом, но делал это по той же причине, по которой иногда заталкивал в себя алкогольные коктейли. Он пытался не следовать желаниям отца и матери, пытался рассмотреть хоть какую-то радость в жизни, надеялся понять, как его брат сумел найти нечто, на что променял любовь и надежды родителей. И не понимал. Ребята, которым Микаэль помогал с учёбой, не стали его друзьями, Лилит не стала его девушкой и будущей женой, а сам он не стал выдающимися учёным, чьи исследования могли бы дать почву для таких, как доктор Маду, чтобы помогать детям с генетическими заболеваниями. Микаэль всё ещё хотел кого-то любить и ощущать себя любимым, но безразличие и прагматизм, прикрываемый благонравными намерениями, окружавшие его с самого детства, слишком глубоко проникли под кожу.
Всё закончилось, когда Лилит забеременела. Она могла забеременеть от кого угодно, но отцом оказался именно Микаэль, "дефектный" юноша, у которого практически не было шансов иметь детей, - и тем не менее, неинвазивный анализ на отцовство не мог солгать. И узнала она об этом слишком поздно, чтобы можно было просто избавиться от нежеланного плода и продолжить жить как ни в чем не бывало. Лилит была вне себя от ярости, а Микаэль молился весь день, и, хотя Бог не отвечал, ему продолжало казаться, что произошло самое настоящее чудо. Нежданное, нежеланное, непрошеное чудо, которое было совершено не кстати. Лилит не хотела становиться матерью, не хотела этой ответственности и каких-либо обязательств. Она родила сына и не пожелала иметь более ничего общего ни с ним, ни с его отцом.
Микаэль мог бы так же оставить ребёнка и продолжить жить спокойно, жить своей пустой бессмысленной жизнью, а потом, когда станет совсем невыносимо, покончить с ней - он уже думал об этом, даже попытался однажды. Но глядя на проезжающие далеко внизу вереницы автомобилей, понял, что у него попросту не хватает сил переступить через себя и совершить этот грех, не хватает сил быть настолько эгоистичным, чтобы отправиться в свой единственный в жизни полет без крыльев. Микаэль забрал ребёнка и принёс его домой. Он дал родителям ещё один шанс и дал его Богу. И, тем не менее, совсем не удивился, когда его выгнали с позором, потому что это было "уже слишком" - "слишком" даже в сравнении с генной инженерией и косой до пояса. Микаэль был мертв для своей семьи, а Бог был мертв для Микаэля.
Доктор Маду, кажется, имел смешанное происхождение - по крайней мере, его отец точно был французом. Но вот была ли его мать японкой или иные обстоятельства забросили когда-то молодого врача в небольшой городок Шикама посреди Японии - этого юноша не знал. Он просто спонтанно вспомнил этот факт - доктор Маду приехал из городка Шикама, что в Японии. "Шика Маду" звучало глупо настолько, насколько вообще могло. Но Микаэль был мертв, а человек не может жить без имени. "Шика Маду" - ничего не значащая белиберда, игра слов, придуманная неискушенным иностранцем, не знающим ни французского, ни японского языков. "Шика Маду" - спонтанное решение. Но это спонтанное решение было отныне записано в документах. Шика Маду - отец, а его сын - Микаэла. "Микаэла" - потому что Шика Маду не удивился бы, окажись его ребёнок таким же XXY, как и он сам. И пускай тогда, подумал он, Микаэла сам решит, кем он будет чувствовать себя, когда придёт пора полового созревания, - в отличие от родителей Микаэля, отец Микаэлы готов был поддерживать и любить своего ребенка в любом гендере.
Здесь, за много миль от места, в котором он родился, у Шика Маду не было ничего: ни знакомых, ни денег, ни перспектив. Но было нечто куда более важное - долгожданный смысл жизни, слепая надежда, любовь. У него был Микаэла.