дурость

— а ты, катюх? ты кого-нибудь любишь? юра смотрит тепло и весело, подбородком подпирая спинку стула. катя под его взглядом распрямляется сильнее, хотя, куда уж больше, тянет улыбку на подкрашенных губах и выдыхает так легко, насколько может, насколько сама могла поверить в произносимое: — никого, что за бред. и сама же давится этой ложью, нагло сорванной с её уст. вдыхает чуть больше воздуха, сжимая руку на коленке сильнее. ещё. посмотри в глаза и соври снова. так, чтобы убедить в этом всех. в первую очередь, конечно, себя. катя врет до ломающихся уголков губ, измятых пальцев и царапающего горло дыхания. — жаль, кто-то ведь упускает такую классную девушку как ты. ты, например? катя молчит, пропуская сказанное мимо ушей. юра качает головой, улыбаясь тоскливо, но оттого не менее влюблённо. — не было бы у меня аньки, я бы в тебя влюбился, честное слово. девушка выдыхает едва ли не резко, под чужим взглядом неловким движением поправляя чёлку. ах, аня. точно. так вот почему влюблённо. влюбился бы, да. всё это пресловутое "бы", оседающее горечью где-то на языке и забивающееся на подкорку мозга. — но тебе если понравится кто-то, говори, мы же друзья, и я, и аня тебя поддержим, я если что поговорю с этим парнем, ну, того, которого полюбишь, чтоб не обижал тебя. я свою крутую подругу в обиду не дам. — да, юр, обязательно. его имя вырывается легким хрипом и катя сама удивляется, как оно звучит. тихо, ломано и непривычно больно, что на секунду становится страшно, что юра заметит. заметит и спросит, а потом обязательно догадается и посмотрит так, что у ураловой сердце дрогнет и звонко разобьётся на мелкие осколки. юра не замечает. продолжает легко улыбаться, а у кати от сердца отходит и одновременно с этим стискивает сильнее, что даже улыбаться почти что физически больно. почти что, потому что она продолжает безбожно тянуть фальшивую улыбку на губах, трескаясь едва ли не снаружи. она же не фарфоровая, верно. — и я пойму, даже если это окажется пискля романов, — юра закатывает глаза, в своей манере махая рукой. — вернее, может не пойму, но приму, главное, чтобы ты была счастлива. однако, если этот романов сделает что, я- — всё-всё, юр, я поняла, не переживай. мы с сашей просто друзья. катя легко смеётся, смеряя немного осуждающим взглядом. юра как обычно кривится, не воспринимая северную столицу всем своим существом, но молчит, покорно затыкаясь под предупреждением в переливающихся янтарных глазах. уралова тепло улыбается, уже по-настоящему, когда сердце доверчиво отзывается на знакомую картину и неумелую, но искреннюю заботу. и колит одновременно с этим также сильно. — и всё-таки повезёт кому-то. юра смотрит с дрожащей нежностью во взгляде и катя пытается себя в этой нежности не утопить, не поверить лишний раз в то, чего нет, но уже погружается с головой. как безрассудно. — глупости. да, действительно, глупости. девушка отмахивается, а татищев смотрит неожиданно серьезно, сгребая в руки её похолодевшие пальцы. — не глупости, катя. — да. хорошо. кончики пальцев подрагивают едва заметно, и даже под рубашку с жилетом забирается колючий холод. уралова неожиданно начинает мерзнуть, пресекая минутную слабость, вырывая свои руки из чужих. татищев удивлённо ведет головой, тут же ободряюще улыбаясь и заводя отвлеченную тему, вроде что-то связанное с его детьми серёжей и катей. юра не замечает. какая дурость, уралова. я тебя люблю, юра.