Жестокость

Звон металлических оков. Чей-то смех. Пот. Стоны незнакомых людей. Крепкие волосатые руки с грязью под ногтями, оставляющие царапины. Новые чувства, которые Герберт никогда не ощущал и не испытывал раньше. Неприятные чувства. Всепоглощающий страх, приглушенные рыдания, темнота, куски хлеба, брошенные рядом. Много приказов и слов, которых Герберт никогда не слышал раньше. Все эти… Прикосновения. Пираты были жестокими преступниками. Герберт никогда не думал, что они способны на что-то, подобное этому. Он даже никогда не… Этот плен навсегда врежется в память и никогда больше не даст вздохнуть полной грудью. Отныне он был грязным животным, таким же, как и они. Слезы потекли по щекам, и шестнадцатилетний парень сжал простыни между пальцев, сжимаясь и подтягивая колени к подбородку. Он больше никогда не будет собой. Он больше никогда не сможет делать то же, что и прежде. Грязный-отвратительный-полный греха. Он больше никогда не он. Рыдания вырвались из горла, и он накрыл лицо подушкой, почти что срываясь на крик. Горло болело. По всему телу были странные отметины. Герберт сжал зубы, не желая никого разбудить, но грудь вздымалась от боли, словно кто-то тысячу раз подряд ударил его ножом. Лучше бы это и случилось. Лучше бы он просто истёк кровью. Лучше бы он никогда не отставал от товарищей, первым бросаясь к коралю. Лучше бы тот мужчина с повязкой на глазу никогда не зажимал его рот и не приставлял дуло ружья к голове, запрещая издавать хоть звук, когда Пенкроф, Сайрес, Гедеон, Наб и Том проходили мимо. Лучше бы тот пират никогда не уводил его на корабль, к остальным преступникам, давно переставшим быть людьми. Лучше бы его убили сразу. Лучше бы Герберт никогда не умолял, никогда не стоял на колянях, не понимая, что происходит, никогда не подчинялся, никогда не думал о спасении, никогда не ел те объедки, никогда не просыпался от жуткого смеха, никогда не видел тех странных взглядов, никогда не оставался без одежды, лучше бы он просто умер в тот же момент. Лучше бы ничего никогда не было. Прежде, чем он понял, что происходит, рядом зажегся свет. Герберт даже не поднял глаз, кусая подушку и пытаясь приглушить рыдания. Всё его тело задрожало, наволочка была мокрой от слёз, тело болело, а разговоры рядом были как в тумане. Он больше никогда не сможет быть собой. Больше никогда не сможет посмотреть в глаза своим приёмным отцам, своим… Нет. Он даже не мог больше называть их так. Кому он нужен таким? Даже его родной отец, величайший капитан, даже он наверняка не пережил бы такого позора от собственного сына. Если бы Герберт только мог умереть прежде, чем все это случилось. Если бы он дал знак своим товарищам, если бы пират выстрелил в него, если бы он был достаточно смел, чтобы броситься со скалы или не испугаться угроз и отказаться исполнять приказы незнакомцев. Если бы он только умер… Чьи-то руки коснулись его плеч, и Герберт закричал, отшатываясь как можно дальше и крепко зажмуриваясь. Очевидно, он упал с кровати, запястье заныло, но он проигнорировал это всё, отползая к стене и задыхаясь от слёз. Сейчас… Сейчас всё это снова начнётся. Сейчас его снова поднимут, сейчас снова будут трогать всё тело, сейчас снова заставят молчать и снова заставят… Только не снова. Он уткнулся в колени, чувствуя головокружение и слабость во всём теле. Пожалуйста, нет. Он больше не мог. Он просто не мог больше. Что… — Что я сделал не так?.. — выдавил он, чудом не задыхаясь от слёз. — Что я делаю не так! Пожалуйста… Пожалуйста, не нужно. Обещаю, я… Я не знаю, что я сделал не так, но обещаю, я больше не… Пожалуйста. — пробормотал он на выдохе, вытирая лицо рукавом пижамной рубашки. Он мог чувствовать все эти презрительные, ненавистные взгляды. Герберт боялся увидеть их. Боялся больше всего на свете. — Пожалуйста, хватит… Голос прозвучал отдалённо, и Герберт едва расслышал слова. Был ли это мистер Смит? — Ты больше не на корабле, мой мальчик. Ты в Гранитном Дворце. — Пожалуйста… И мистер Спилет. — Гранитный Дворец, ты его помнишь? Наш дом. — Я… Я больше не могу… — Рядом только мы. Пиратов больше нет. Мы их всех убили. — и Айртон тоже. — Они все уже в аду, друг. — Что я сделал не так?.. — прошептал Герберт, жмурясь. — Что я… Наб тоже был здесь. — Ты никогда не делал ничего плохого, мистер Браун. Ты один из самых великих людей. Следом раздался собачий лай, и немое беспокойное ворчание Юпа. И, наконец… Кто-то сел на пол рядом. Герберт инстинктивно закрыл голову руками, уткнувшись в свои колени. Тот, чей голос он боялся услышать больше всего и так сильно. Тот, кого Герберт знал с тех пор, как ему исполнилось двенадцать, и кто забрал к себе честного мальчишку, а теперь… Герберт больше не был таким. Тот, кто… — Я больше никогда не я… — опередив голос, выдавил он, стыдясь поднять глаза. — И… Ничего не будет в порядке! Я… Я больше не… Я это не я больше! Вы не должны хотеть заботиться обо мне… — рыдания вновь подступили к горлу, и он в бешеном порыве вскинул голову, закрывая рот руками. И снова… — Я больше не я! Просто оставьте меня! Скажите, чтобы я ушёл! Вы не должны быть здесь со мной! Рука потянулась к его лицу, и Герберт понял, что слишком слаб, чтобы отодвинуться. Здесь были все. Сонные, уставшие, мрачные, серьёзные, но решительные… И в их глазах… Герберт не хотел знать, что в них. Не хотел видеть отвращение. Не хотел видеть взгляды, которые наткнулись на его голое тело, запертое в трюме пиратского корабля. — Ты — это ты, несмотря ни на что, сынок. — выдавил Пенкроф, откидывая пряди волос с лица сына и даже не пытаясь скрыть отчаяние и собственные вырывающиеся рыдания. — И я горжусь тем, что ты мой сын. Мы никогда не захотим, чтобы ты ушёл от нас. Ты — это всё для меня. — Вы не должны… — плечи затряслись. Полным слез взглядом, Герберт посмотрел на моряка… Тот понял всё без слов, притягивая его к себе и крепко обнимая. — Вы не должны!.. И снова здесь были крики. И затем ещё одни руки, обнимающие его, словно он это заслуживал… Словно он не был самым ужасным монстром на всей планете. Словно он не был грязным, отвратительным чудовищем. — Я обещаю, что всё будет в порядке, Герберт. — прошептал Сайрес срывающимся голосом, касаясь затылка подростка. — Мы будем рядом с тобой. — Что бы не случилось. — Ты переживешь это. — Ты ведь очень сильный. — Это не твоя вина. И ты всегда часть этой семьи. Мы будем рядом. Мог ли Герберт когда-либо поверить в это?