***
— Ну как прошел осмотр сэнто? — Укджини вернулся от стола с салатами с полной миской. Второй или третьей. — Индивидуальный… Кюбин нахмурился, а Тэёб поперхнулся апельсиновым соком. — А? Что? Какой сэнто, какой осмотр? — насторожился Чунджи, внимательно осматривавший салат Укджини. Они обедали впятером, так как Риэ все еще отказывался покидать пределы каюты по причине боязни морских путешествий. Поэтому Чунджи надлежало подобрать ему еду, попросить упаковать и доставить к каюте под номером «246», что на второй палубе. Тэёб закатил глаза к потолку ресторана, читая про себя мантры успокоения и всепрощения. Но Кюбин, абсолютно невозмутимый, пояснил: — На вечер, после ужина, у группы бронь на малый сэнто. Мы с Тэёби проводили инспекцию. Чтобы убедиться, ну вы понимаете, что там все в порядке. — И как? — Неугомонный Укджин продолжил интересоваться, прохаживаясь уже совсем по тонкой грани терпения хёнов. — Восхитительно, — по-кошачьи медленно зажмурившись, промурлыкал Кюбин. Тэёб закашлялся. — А иллюминаторы там есть? — Чунджи к этим мизансценам был абсолютно равнодушен — его волновали обед и Риэ. — Иллюминаторов нет, — подтвердили в один голос оба старших хёна. — Тогда славно. Может, удастся его уговорить. — А вы? — выдвинулся в контратаку Кюбин. — Всю кровать расколошматили? Чунджи бросил жевать окончательно, хотя он и без этого делал это медленно и сосредоточенно. Тэёб отставил стакан с недопитым соком — и вовремя, только в третий раз поперхнуться не хватало. У Ёнсу покраснели уши. — Чего? — на всякий случай решил уточнить уязвленный Укджини, не до конца веря в то, что Кюбин способен не такое вероломство. — А что? Я был занят как пчела, помогал стаффу, обследовал каюты, ресторан… — Бар, — подсказал Тэёби, и был награжден оскорбленным в лучших чувствах выражением лица им. Шин Кюбина. -… сэнто, — тем не менее, продолжил он. Чунджи отложил палочки. Это означало невероятно высокую степень внимания к собеседнику. — И что я вижу, приходя в собственную каюту? Два негодника, — Кюбин медленно перевел тяжелый взгляд с побледневшего Укджини на все еще пылающие уши Ёнсу. — Что же я вижу? Укджини уже сам был не рад, что решил подкалывать Кюбин-хёна. Знал же, что и прилететь в ответ может. Тэёби, чувствуя, куда ведет Кюбин, еле успел спрятать улыбку в злосчастный стакан с апельсиновым соком. Пауза становилась невыносимой. — И я вижу, как оба наших макнэ разносят номер в пух и прах, кровать — в щепки, подушки летают под потолком… Глаза Чунджи распахнулись во всю ширь. Он тоже заинтересовался цветом лица Укджини — чуть светлее накрахмаленной в честь утреннего рейса салфетки. Ёнсу громко сглотнул. Еще немного — и уши точно задымились бы. Вид Кюбина говорил только о скорби по нравам молодого поколения и бесконечном возмущении. Он многозначительно замолчал, предоставив Чунджи делать выводы. — А потом, — решил прибавить огоньку Тэёб, — они отобрали у меня коктейли, которые я нес Кюбин-хёну, дабы он отдохнул от трудов… Оба младших провокатора сохраняли гробовое молчание, уставившись в наполовину опустевшие тарелки. — Может, у них тоже это слово? — наконец разделавшись с выводами, так и не сформулировал Чунджи. — Какое слово? — Ну это, когда кораблей и моря боятся… Не сердись, Кей-хён, что ты как в первый раз… Они, может, так стресс снимали, — продолжил невозмутимый, как скала, Чунджи. К столику как раз принесли упакованный обед — для Риэ. — Я пошел, хёны и двоечники, провожать не надо. Передать от вас привет Сон-хёну?***
— А где Риэ и Чунджи? — вопросил Кюбин, не досчитавшись вечером в сэнто двоих. — Чунджи сказал, что у него талассофобия. — Чего-о? Так и сказал? — Нет, конечно. Не выговорил, но суть была ясна. — Так что? Теперь у них обоих эта самая фобия? Укджин вздохнул. — Кажется, это заразная болезнь…