***
О том, что уходить из школы нужно быстро и незаметно, Аня поняла после сегодняшнего дня. Выйдя за группой старшеклассников из школы, она специально замедлила шаг, отстав от них. Ветер сбивал тучи в пасмурное небо и грозился высыпать на землю ещё снега. Хотя после вчерашнего дня ещё не весь разгребли. Метровые сугробы вдоль дорог делали их переход ещё опаснее. Аня уже пару раз поскользнулась, идя по выскобленному тротуару, но удержалась и пошла дальше, не заметив смешков за спиной. Громкий злобный лай позади, у самого уха, и заставил Аню подпрыгнуть и рвануть с тротуара на сугроб. Задыхаясь в ужасе, она взобралась на сугроб и, поскользнувшись, скатилась по его другой стороне. За ней уже лезли её одноклассники и впереди всех Мэри. Её модное пальто немного сковывало движения, и это её замедляло. Аня, увидев, что собаки нет, попыталась встать, но рыхлый снег и тяжёлый рюкзак за спиной не дали этого сделать. Мальчишки столпились вокруг неё и смеялись, тыча пальцами и отпуская шуточки. Кто-то пнул снег в неё. Через пару секунд снег полетел со всех сторон. Аня продолжала барахтаться, отплёвываться от снега и старалась не плакать. Она не чувствовала, как слёзы уже текли по её онемевшим от холода щекам.***
Анна помолчала, разглядывая свои руки, и добавила: «Тогда был мороз под двадцать градусов. А у меня снег везде. Перчатки были тонкие, дешёвые, конечно. Всё промокло. А я ещё шла еле-еле. Потому что ревела, как гребаная истеричка. Мне на встречу попалась какая-то женщина. И она посмотрела на меня с таким отвращением…» Анна умолкла, тяжело задышав. Её начала бить мелкая дрожь, которую она старательно пыталась подавить. Герда терпеливо ожидала, пока собеседница успокоится, мысленно заполнив графу об обычном школьном буллинге. Пока что ничего нового она не услышала. С таким сталкиваются множество людей и как-то справляются без убийств. Если не учитывать самоубийства. — Я тогда свернула с пути и пошла к реке. Ну, знаете тот мост, — Анна побледнела и передёрнула плечами. — Так вот, там толпились какие-то подростки, и мне показалось, что эта сука тоже там, и я убежала. — Ты ненавидишь свою мать? — тихо спросила Герда. Анна с изумлением посмотрела на неё. — Нет. Конечно, нет. Не она же меня травила. Просто… Ну, занята была на работе. И у неё сил не было со всем разбираться.***
Едва перебирая ногами, Аня дошла до своей квартиры. Замёрзшими пальцами не сразу нащупала ключ в кармане. Она даже успела запаниковать, решив, что ключ выпал, или его украли, и он сейчас плавает в канализации. В прошлый раз мать её за это посадила под домашний арест на целый месяц. Сам факт ареста был смешон. Ане всё равно некуда было ходить после школы. Но мать об этом даже не догадывалась. Аня долго примеривалась к замку, её руки дрожали. Где-то наверху хлопнула дверь, и раздались шаги. Тихонько взвыв от ужаса, Аня резко повернула ключ, не вставив его до конца в замок. Шаги быстро приближались, пока Аня пялилась на обломок ключа, оставшийся в руке. Следующие пять часов Аня просидела в подъезде, прислушиваясь. Как только раздавались шаги или голос кого-то знакомого из соседей — она опрометью бросалась вон и бродила по улице, гадая, опустел ли подъезд. Падал мокрый снег, ветер подхватывал его и расшвыривал, отчего редкие прохожие, втянув голову в плечи, ускоряли шаг, рискуя поскользнуться и упасть в лужу. Никто не замечал одинокую фигурку подростка, прижимавшийся к стенам домов и бредущую в неизвестность.***
— У тебя были проблемы с учителями? Может, кто-то пытался помочь тебе влиться в коллектив? — спросила Герда, следуя протоколу допроса. И увидев, как скривилась Анна, поняла что, выставила себя не с лучшей стороны, задав тупой вопрос. — Нет. Но училка по физре — такая мразь, каких ещё поискать. Вот её тоже следовало прикончить, — голос Анны сорвался на шипение. Она в ярости уставилась в стол, стиснув кулаки, отчего костяшки тихо пощёлкивали. На коже выступили крошечные капельки крови. Герда поморщилась, словно ощутила боль. Раздался громкий стук в дверь. В допросную вошла высокая худощавая женщина среднего возраста в белом халате. В руке она держала аптечку. Очки в тонкой оправе подчёркивали строгость взгляда тёмно-карих глаз. Густые черные волосы, подстриженные в каре. Но идеальную укладку портили яркие заколки на висках. Она бросила странный взгляд на следовательницу и подошла к Анне. Та вышла из задумчивости. Её взгляд метался от следовательницы к вошедшей женщине. — Привет. Я здесь, чтобы оказать тебе помощь с этим, — незнакомка кивнула на руки Анны. — Разрешишь? — К-конечно, — Анна недоуменно посмотрела на незнакомку. Потом на невозмутимо севшую за стол Герду. Та заметила растерянность подозреваемой и улыбнулась. — Не волнуйся. Сара — медик с огромным опытом. Сара открыла аптечку и, натянув перчатки, уточнила: «Я — судмедэксперт с без малого двадцатилетним стажем». Анна молча протянула руки, всё ещё закованные в наручники. — Наручники обязательны? — спросила Сара, не взглянув на Герду. Та лишь пожала плечами, вышла из допросной и сразу вернулась с ключом. Сара тут же забрала у неё ключ и, действуя точно и аккуратно, сняла наручники. Анна не удержалась и хмыкнула. — Вы с трупами тоже так чётко действуете? — Конечно. Они ведь мои пациенты, — серьезно ответила Сара. На её лице не было ни отвращения, ни презрения. Только сосредоточенность и внимание. — Это хорошо, — ответила Анна и отвернулась. Пока Сара обрабатывала её раны и накладывала повязки, она даже не пошевелилась.***
Физкультура — это тот урок, который Аня ненавидела всегда. Никогда он не проходил приятно. За исключением тех, на которых она не была. Аня стояла в сторонке от основной группы одноклассников, постаравшись слиться со стеной. Эхом доносились удары мяча о пол и свистки. На одной половине зала играл в баскетбол девятый класс. Дверь в зал открылась, и вошла их учительница. Она едва увернулась от баскетбольного мяча, пролетевшего мимо корзины, и, поправив выбившийся локон из каре, пошла к ним с приветливой улыбкой. — Быстренько построились! — прикрикнула она, подходя к столу. На нём уже лежали телефоны учеников, и теперь к ним добавилась её сумочка. Аня бочком протиснулась к учительнице и протянула справку с освобождением. После бронхита, от которого Аня ещё толком не поправилась, чувствовала себя неважно. Но мать договорилась с семейным врачом и, получив справку, отправила в школу. Главным аргументом матери было, как всегда, то, что Аня отстанет от программы, пока будет сидеть дома. Сама же Аня справедливо считала, что смысла в этом нет, так как отстала она уже давно и сама не понимала, каким чудом вытягивала проходные баллы. — Что? Освобождение? Да ты здорова. И так много пропустила. Давай в строй! — Но у меня нет формы, — промямлила Аня, борясь со слезами. Сегодня она надела джинсы и тёплый шерстяной свитер с высоким воротником. На груди у неё был вышит рыжий котёнок, который ей очень нравился. — Значит, я поставлю тебе единицу и напишу замечание в дневник. Принеси его мне после урока, а сейчас марш в строй! Сегодня сдаём нормативы, и у меня нет ни сил, ни желания бегать за тобой позже, чтобы поставить оценку. Шмыгнув носом, Аня поплелась в строй, напрасно роясь по карманам в поисках салфетки. Краем уха она услышала, как к учительнице обратилась её заклятая подруга. Когда Аня заняла своё место в конце строя, одноклассник тут же отшатнулся от неё и, зажав нос рукой, сделал вид, что его тошнит, и этим развеселил остальных. Аня через плечо оглянулась, наблюдая за спектаклем, который вновь разыгрывала Мэри. — У меня живот болит из-за этих дней. Можно я домой пойду? У нас это последний, — пропищала одноклассница, даже не попытавшись изобразить боль. — Конечно. Послать кого-нибудь, чтобы тебя проводили? — заботливо обняв ученицу за плечи, спросила учительница. — Нет. Спасибо. Я дойду. И она ушла, напоследок показав средний палец Ане. Конечно, эта стерва наврала. Как ни странно, но Аня была в курсе её менструального цикла. За последние два месяца она находила подкинутые стервой использованные тампоны в своём рюкзаке, и один раз в контейнере с едой. Эти «приколы» произвели настоящий фурор. Судя по всему, обсуждала это вся школа. Аня только недавно смогла есть без отвращения. Ей всё время казалось, что на её еде побывало нечто подобное. Сдача нормативов — это отдельный круг ада для тех, кто не очень спортивен. Аня дрожащими руками взяла скакалку и бросила умоляющий взгляд на учительницу. Та стояла с секундомером в руке, как каменный истукан. Одноклассники столпились в стороне, перешептываясь и хихикая. — Начинай. Аня сделала глубокий вздох, и пытка началась. После каждого пятого прыжка, проклятая скакалка путалась, цеплялась за ноги. Аня уже с трудом дышала, волосы выбились из косы и облепили лицо. В голове оглушительно стучало, но смех зрителей всё равно был слышен. Аня смутно помнила, как учительница её остановила и пошла к столу записывать результат. Проигнорировав подначивания одноклассников, Аня побрела к скамейке, пытаясь отдышаться. Скакалка выпала из рук где-то на пол пути до скамейки. Аня тяжело опустилась на скамейку и, упершись локтями в колени, закрыла лицо руками. Голова кружилась и омерзительная слабость не давала дышать. Аня видела, как одноклассники столпились у стола учительницы и громко переговаривались, обсуждая результаты. Сидя на скамейке и борясь с тошнотой, Аня решила что умирает. Всё, что она знала о смерти, подходило к тому, что она чувствовала сейчас. Но спасительная темнота никак не наступала. Аня всё также сидела, обводя зал бессмысленным взглядом, задыхалась, слушая удары сердца в голове. Мимо прошла учительница и на ходу подняла скакалку, сделав замечание. За ней следовали другие ученики. До конца урока было ещё пятнадцать минут, и всем хотелось поупражняться в лазании по канату. На сидящую в полуобморочном состоянии девочку никто не обратил внимания.***
— Тебя когда-нибудь избивали? — спросила Герда, ожидав услышать что-то вроде группового избиения. — Хм, пару раз было. Но ничего серьезного. Любили подкрадываться сзади и бить по голове стопкой учебников. Один раз столкнули со стенки, и я конкретно вмазалась башкой об асфальт. Там у школы заброшка, и там была полуразрушенная стена, метр высотой. С неё нужно было спрыгнуть — это, типа, тест на смелость. Мы тогда мелкими были. Ну, первоклашки, что взять. — Ты рассказывала матери об этом? — Конечно, нет. Наверное. Не помню. Давно это было. Навряд ли. Меня бы наказали за прогулки по заброшкам. — А ты когда-нибудь охотилась? — неожиданно спросила Герда и заговорщицки улыбнулась. — Когда мне было лет десять, я начиталась книг об охотниках и ходила на охоту с самодельным луком. Но моими трофеями были лягушки и змеи. — О, ну да. Было такое. Ну, моим главным трофеем стал соседский пёс. Его хозяин настоящий ублюдок. Он травил своей шавкой всех бездомных котов, и мой Рыжик тоже попал. Его труп он кинул под нашим окном. Я нашла момент, когда эта скотина бегала одна, и заманила его на пустырь. Там взяла, набросила заготовленную петлю на его шею и, перекинув верёвку через сук дерева… В общем, котов больше никто не травил. — Ты сделала это, чтобы защитить котов, или ради мести? Анна честно задумалась и пожала плечами. Сейчас эта история её уже не трогала. — И то, и другое. Не знаю, решилась бы на это, не убей он Рыжика. — Ты пробовала записаться в какой-нибудь кружок? Ну, по интересам. Я в детстве занималась боксом и стрельбой. Пока не выгнали. — Почему вас выгнали? — в потухшем взгляде Анны зажёгся интерес. Она с любопытством уставилась на Герду. Та смущённо улыбнулась и потёрла шею. — В юности я была ещё той хулиганкой. Да мама каждый вечер забирала меня из участка. Как раз с работы уходила и заруливала за мной в изолятор. — Да ну, — Анна прищурилась в недоверии. Как это следовательница могла бы стать той кем стала, с таким прошлым? — Всё так. Слышала о пожаре на складе? — Ну так. Нам классуха постоянно об этом рассказывала, когда говорила об опасности неосторожного обращения с огнём. — Можно сказать, что это было моей виной. Я подбила свою компанию, — тогда мы считались бандой, — грабануть склад. Вынесли мы тогда много. И так как моя мама была следовательницей… В общем, я твёрдо знала, что улики будут, и единственный способ обезопасить свою задницу в том, чтобы пропажу не заметили. — Охренеть! Вы на такое решились?! — Анна забыла о себе и во все глаза уставилась на следовательницу. Поверить в то, что сидящая перед ней «училка в погонах» могла сотворить такое… — Сказать по правде, отступать было поздно. Мой авторитет рухнул бы к чертям. Пришлось выкручиваться. — А что ваша мама? Вы ей так и не сказали? — Моя мама — главная следовательница во всём городе и наверняка одна из самых крутых во всём мире, — серьёзно сказала Герда и самодовольно улыбнулась. — Но об этом она так и не узнала. Хотя, если бы и узнала, то это мало что изменило. Меня за другие грехи отправили в монастырь. Воображение Анны нарисовало эту тётку в одежде монашки и, с трудом подавив смешок, она опустила взгляд. — Нет. Это не тот монастырь. Меня отправили в тот, что в единственном экземпляре остался на проклятом холме. — О! Я немного слышала о нём, — Анна задумалась и спросила, — А что там делают? — Занимаются духовным ростом и физическим развитием. Ну, и порют непокорных воли богинь ремнями. Моя мама сказала, что там из меня выбьют дурь. Потом армия. Дурь из меня ушла, лишь когда мне надоело быть бунтаркой. — И вы не дали им себя сломать? — Вообще нет. Хотя избивали меня часто, и в изгоях я была всегда. Но, как видишь, у них не вышло. Анна задумалась. По её меркам у неё жизнь было тяжелой. Вечные насмешки, издевательства, холодность родных и полное непонимание законов этого мира. А вот, оказывается, перед ней сидит женщина, у которой жизнь была в сто раз хуже, и она справилась. — Расскажи подробнее о том вечере, — попросила Герда, посмотрев на подозреваемую самым мягким взглядом, на который только была способна. Анна поморщилась и покачала головой. Конечно. У неё ещё есть дело. С каким бы удовольствием она насладилась фантазиями о будущем. — Это была самооборона. Я поняла, что они готовят нечто напоследок. В последнее время они много косились на меня, разговаривая между собой. Я решила больше не быть тряпкой и ответить им. Сделать что-то, чтобы не дать им уничтожить себя. — Ты готовилась к этому? — Да. У меня уже несколько лет лежал набор оружия. И я много тренировалась. У меня были все шансы. — Что было в твоём наборе? — Ну, ножи. У меня получилось купить настоящие охотничьи ножи с рук. Наврала этим идиотам, что это в подарок отцу. Ещё была верёвка. Хорошая верёвка, метров на двадцать. Ещё была велосипедная цепь. Я читала в книгах по самообороне, что ею можно сильно навредить противнику. Даже скальп снять, — Анна криво ухмыльнулась, обводя взглядом потолок. — Наверное, следовало взять цепь от бензопилы. Получилось бы круче. Ладно. Конечно, с собой я прихватила топорик. Ещё я взяла разводной ключ, — Анна хохотнула и покачала головой в ответ на непонимающий взгляд следовательницы. — Это прикол такой. С битой меня могли бы тормознуть менты. А с ключом нет. Ну, типа, батя попросил другу отнести ключ — у того трубы прорвало или что-то, типа, срочного ремонта. Не подкопаешься. Но никто из патрульных меня не стал тормозить. — Почему именно тот вечер? — Узнала, что они собираются на пикник. Обычное дело для них. Нажраться, как свиньи, и ебаться, как кролики. Для меня это отличный момент. И, скорее всего, единственный. Я сказала себе: «сейчас или никогда» и пошла туда.***
Дорогу освещал тусклый свет фонарей оставшихся позади. Анна шла от вокзала, за которым находился пустырь с несколькими столами и раздолбанным мангалом, гордо носящий звание «место для пикников». Трава шуршала под ногами, и тихо хрустели раковины улиток, вылезших на тропу. Любовь к увядшей траве их сгубила. Анна при всём желании не могла включить фонарик. Выдать себя она не имела права. Через каждые несколько шагов она замирала и прислушивалась, не шёл ли кто по тропе. Рюкзак за спиной приятно грел спину, защитив от прохладного ветерка. В нём лежали: веревка, цепь, топорик и разводной ключ. За ремнём на поясе торчали заточенные ножи. Пройти мимо Анна не смогла бы при всем желании. Музыка гремела на всю округу. Анна обошла их и углубилась в лес. Они часто бывали здесь во время школьных походов, и местность была хорошо знакома. Анна без труда нашла сук, на который сама имела виды, но иногда с удовольствием фантазировала о том, как повесит кого-нибудь из обидчиков. Сейчас, перекинув верёвку через сук, Анна ощутила сильное возбуждение. Руки у неё задрожали, дыхание стало сбивчивым. Она замерла, всеми силами попытавшись сдержаться и не пыхтеть, как разъярённый бык. На одном конце верёвки она сделала скользящую петлю, другой привязала к соседнему дереву так, чтобы одним рывком отвязать. Закончив с верёвкой, Анна вытащила из рюкзака топор и добавила его к ножам за ремнём. Цепь она держала в левой руке, решив оставить её на удобный случай. Главное, был топор. Хорошо заточенный, идеально сбалансированный он был создан для того, чтобы рубить. Пригибаясь и мягко ступая, Анна двинулась к освещённому костром кругу. Там суетились ненавистные ей люди, которые даже не подозревали, что жить им осталось считанные минуты. Светловолосую голову, вынырнувшую из темноты, Анна сразу заметила и на ней сконцентрировалась. Во чтобы не стало, ей необходимо разобраться с этой отбитой стервой. Мэри смеялась и походкой от бедра прошлась до одной из скамеек у стола. Парень рядом с ней казался неуклюжей гориллой, и все время дымил электронной сигаретой. Дым, окутывающий почти целиком, не смущал эту лицемерную шлюху. Год назад она была ярой сторонницей здорового образа жизни и, конечно, этим не только гордилась, но и пыталась навязать свою точку зрения всем одноклассникам. Однако посмешищем от этого не стала. Наоборот, все поддерживали её и по мере сил пытались соответствовать. Анна тогда впервые попробовала алкоголь. Стащить из бабушкиного буфета початую бутылку водки и выпить её в своей комнате было не лучшей идеей. На следующий день, в понедельник, нужно было идти в школу, и хоть рвота её доканывала лишь ночью, на утро запах перегара было не заглушить ни мамиными духами, ни мятной жвачкой. Это, наверное, был единственный день, когда Анне было наплевать на косые взгляды и шепотки за спиной. Где-то далеко прогудел поезд. Анна, облизывая губы, следила за тем, как стерва уворачивалась от объятий обнаглевшего парня и целеустремленно двигалась прочь. Прямо к ней в темноту. Анна двинулась навстречу. Она была осторожна как никогда. Адреналин щекотал нервы, заставив дрожать. Мэри вошла в темноту. Неуклюже ступая и громко икая, она шла вперёд, не разобрав дороги. Анна вытащила нож и подкралась сзади. До цели остался лишь один шаг. Ей казалось, что она слышит биение сердца. Они прошли несколько шагов вместе, и Мэри начала замедлять шаг. Анна решилась. Точный и резкий бросок вперёд, и левой рукой она крепко зажимает рот, а правой прижимает нож к горлу. Мэри дёргается и натыкается на лезвие. Тихо скулит. Она дрожит, понимая, что это не розыгрыш. Сильная смесь из сладкого аромата духов, дыма костра и мужского одеколона сбивает дыхание. Анна злится и резко выдыхает, отчего Мэри дёргается. Анна чуть выше ростом и, опуская голову к её шее, говорит как можно тише: — Ты в заложниках. Делай, что говорю, иначе зарежу. Мэри не рискует кивать, только сопит и тихо скулит. — Вперёд, — шепнула Анна, и мелкими шажками они пошли. Путь занял много времени. Анна в любой момент ожидала подвоха, но жертва была на удивление послушной. Дойдя до дерева с заготовленной верёвкой, Анна, не отнимая ножа от горла жертвы, второй рукой надела петлю на её шею. Мэри бессвязно забормотала, громко всхлипывая. — Привяжем тебя. И не вздумай бежать. Другие тебя догонят. И убьют. Анна затягивает петлю и, действуя быстро без сомнений, хватает за другой конец верёвки и, используя всю силу и массу своего тела, рывком подтягивает верёвку. Тихий вскрик, и вот ненавистная одноклассница болтается на верёвке, извиваясь и дергаясь, как задавленная змея. У Анны это вызывает смех, и она чуть ослабляет верёвку. Как только ноги жертвы касаются земли, она снова вздёргивает её вверх. Но сил удерживать на весу не хватает. Анна привязывает верёвку к дереву. Мэри давится и дрыгается на верёвке, но у Анны нет времени. Остальные могут пойти искать пропавшую и помешать. Она не в силах отказать себе в маленьком удовольствии, и вытаскивает из кармана цепь. Внимательно вглядываясь в лицо жертвы, Анна наматывает цепь на кулак. Мэри, вроде как, успокоилась. Анна замечает только сейчас, что та стоит на цыпочках и тихо сопит. Какое нелепое желание жить. Приблизижаясь к её уху, Анна говорит: — Ты думала, что сможешь безнаказанно самоутверждаться за мой счёт? Пришло время расплаты. Ответа, конечно, нет. Анна и не нуждается в нём. Оскорблений она наслушалась на десять жизней вперёд. Отточенным движением она замахивается и бьёт, целясь в голову. Цепь оплетает голову и лицо девушки. Анна рывком дёргает цепь, и жертва теряет равновесие. Одуряюще завоняло кровью. Стянуть цепь не удаётся, и Анна оставляет её на жертве. К этой она сможет вернуться позже. Анна идёт к костру и в его свете замечает двух парней, идущих навстречу. Так-то лучше. Анна ускоряет шаг. — Мэри, ты что так долго? Мы думали, ты заблудилась. Анна не сдерживает смешок, нащупывая рукоятку топора, и медленно вытаскивает его из-за пояса. Мимолётом она замечает, как её голова пустеет. Все эмоции слились вниз и слиплись в тяжёлый ком в желудке. Такое с ней случилось в тот раз, когда она заманила проклятого пса на пустырь. Стараясь не делать резких движений, она замахивается. Шаг и ещё… С громким хрустом топор врезается в голову парня справа, и он падает. Топор остаётся в его голове. Анна, не теряя времени, выхватывает нож и вонзает в живот второго, и вспарывает, когда тот сгибается от боли. Вторым ударом она метит в шею. Нож входит по самую рукоять легко, как в мягкое тесто. Анна рывком вскрывает ему глотку. Жертва хрипит, захлебываясь кровью, пытается встать на ноги, неуклюже размахивая руками, в попытке нащупать собственную шею. Анна перепрыгивает через него и, выхватывая второй нож, бежит к сидящим у костра. Она врывается на свет и устраивает мясорубку. Вопли, визг и топот сливаются в один шум. Одной рукой она держит одноклассницу за волосы, а другой всаживает в её бок нож, по самую рукоять. Краем глаза она замечает убегающую фигуру, но кинуться в погоню не решается. Кто-то наваливается на неё сзади, пытаясь обхватить и прижать руки к телу. Это её пугает, и она бьёт ножом за плечо. Ощутив свободу, она оборачивается и видит одноклассницу, стоящую на коленях. Она держится за лицо обеими руками и кричит. Анна размахивается и пинает её в голову, а после наваливается сверху. Она бьёт ножом, целясь в голову, но жертва закрывается руками. Анна с азартом замечает, что глаз у этой мрази больше нет. Больше ей не строить глазки всем кобелям в округе. Анна оглядывается и вовремя замечает бегущего к ней с пятилитровой бутылкой наперевес одноклассника. Она бросается в сторону, когда тот уже не успевает среагировать, и на ходу режет ножом по бедру. Оказываясь за спиной противника, она вонзает нож ему под ребра. Но этот оказывается или живучим, или трезвым, но отмахивается от неё бутылкой. Анна уворачивается и крутится вокруг него, выискивая слабые места в защите. Он вопит, тараща глаза, и размахивает бутылкой. Когда-то этот ублюдок не брезговал наполнять мочой бутылку и во время урока подливать её под стул, на котором сидела Аня. А потом орал: «Анька обоссалась!» Сколько лет ей это припоминали даже учителя, которым Аня упорно пыталась доказать подставу? Анна откровенно упивалась его страхом загнанной жертвы. Она не спешила и кружила вокруг то подскакивая к нему, то отступая. Он что-то лепетал и хныкал, но Анна оставалась глуха к его словам. Для неё он значил не больше чем дождевой червь. Который годен лишь на то, чтобы его посыпать солью и понаблюдать за тем, как он будет извиваться от боли. План сам собой создаётся в голове Анны. Теперь она загоняет парня к костру. А он и не против. Надеется, что костёр защитит его спину. Когда до костра остаётся пара шагов, Анна пригибается и бросается вперёд, используя своё тело как таран. Бутылка со свистом пролетает над её головой, и она всем телом врезается во врага. Оба падают в костёр. Анна тут же вскакивает, опираясь о жертву. Тот орёт диким голосом и пытается встать, но не может. Только дёргает ногами и барахтается. Его волосы вспыхивают. Начинает плавиться футболка. Анна останавливается и наблюдает с каким-то неведомым прежде чувством удовлетворенности. После стольких лет она смогла взять себя в руки и показать, кто достоин жить, а кто сдохнет. Лишь лай собаки, становящийся все ближе, её отвлекает. Она бросается прочь в темноту и бежит, не разбирая дороги. У неё одна цель: добраться до дома и лечь спать. Анна добралась до дома почти на автопилоте. Мысленно она возвращалась к обидчикам и снова наказывала их. С каждым разом методы убийств становились всё более жестокими и извращенными. Анна пришла в себя перед дверью в квартиру и, тихо отперев дверь, только сейчас заметила, что вся в крови. Футболка и штаны в тёмных пятнах. Руки по локоть в кровавых мазках. Тихо застонав от ужаса, Анна отёрла дверную ручку краем футболки и вошла в квартиру. Внутри на миг Анна ощутила покой. Тепло и знакомый родной запах, но воспоминания, что ублажали её по дороге домой, сейчас терзали страшнее боли от ожогов. Стараясь ни на что не налететь и не разбудить мать, Анна прошла в ванную и заперлась там. Кровь не хотела сходить с рук, будто въелась в кожу как краска. Боль от ожогов нарастала и, смешиваясь со страхом, сводила с ума. Анна, проигнорировав боль, тёрла руки грубой мочалкой, не заметив, как раздирала кожу и размазывала уже собственную кровь. На ум Анне пришла отчаянная идея. И она вытащила из-под раковины бутылку хлорки, которой мать мыла полы. Не мешкая, она отвинтила крышку и щедро плеснула себе на руку. Анна согнулась, задыхаясь от боли и вони хлорки, но смогла собраться и полила вторую руку. Так или иначе цель была достигнута. Крови больше не было. Анна выкрутила кран на полную и держала руки под струей, пока в дверь не постучала мать. Анна открыла ей и, пряча руки за спиной, протиснулась мимо. Мать, запахиваясь плотнее в халат, что-то проворчала, и Анна с облегчением учуяла запах перегара. Если мать накатила вина, значит, не заметит ни то что крови, но даже собственную дочь. В своей комнате Анна сразу переоделась. Мать вернулась в свою комнату, хлопнув дверью. После этого Анна вышла из комнаты и вернулась в ванную. Там она выпила двойную дозу обезболивающего, пачку которой её мать хранила для особых случаев, и вернулась в свою комнату. Анна планировала дождаться, пока утихнет боль, и продолжить избавляться от улик, но уснула. Разбудили её двое грубых полицейских. Под истерические вопли матери и шокированные взгляды соседей её вывели из квартиры скованную наручниками.***
— У меня не было выбора, — закончила Анна свой рассказ. Следовательница лишь тяжело вздохнула и поднялась. — Выбор есть всегда, — твёрдо сказала она и отвела взгляд. — Ты свой уже сделала. — Нет! — крикнула Анна и в слепой ярости смахнула со стола всё. Папка плюхнулась и закрылась. Бутылка покатилась по полу, расплеснув остатки воды. Стакан разлетелся на осколки. Герда кинулась спасать папку с документами от воды, и Анна, охнув, наклонилась за тем же. Но её опередили. — Знаешь, что?! Я бы повторила это снова! Снова и снова! — закричала Анна, вскакивая на ноги. Она яростно сжимала кулаки, взглянув в невозмутимое лицо следовательницы. — Они это заслужили. Все получат по заслугам! Герда, не спустив глаз с подозреваемой, открыла дверь. И кивнула вошедшей конвойной. — Отведите её в камеру. Анна прошла мимо следовательницы с высоко поднятой головой. Она чувствовала гордость за себя. Наверное, впервые за всю свою жизнь она была горда собой и спокойна. Она сделала выбор, и это было её решением. Она не станет жалеть о нём. Анна опомнилась, когда тяжёлая дверь за её спиной захлопнулась. Тёмная камера давила со всех сторон. Воздух сухой и холодный. Анна пнула дверь и плюхнулась на кровать. О чём сразу пожалела, но это уже не имело значения. Всё что имеет важность, так это сущая мелочь. В руке девушки блеснул осколок стекла с острой гранью. Перед глазами Анны ползли воспоминания. Какой жалкой и никчёмной была её жизнь. Мать, родившая по залёту и оказавшаяся неспособной решиться пойти против воли собственной матери, для которой избавиться от нежелательной беременности — величайший грех. И её собственное материнство, ставшее источником её проблем. Годы детства, которые должны были стать безмятежными и счастливыми, превратились в езду по кругам ада. Полное одиночество во враждебном мире, где на тебя обращали внимание лишь затем, чтобы причинить боль. Апатию и слабость называли ленью. Анну наказывали и ставили ей в пример других. Тех, кто не знал её проблем. А её ставили в пример им. Словно ей и так недостаточно доставалось от сверстников. Каждый раз сталкиваясь с неудачей, они смотрели на неё и в ужасе пытались доказать другим и себе, что они не такие. Они лучше. Они вытирали о неё ноги, чтобы показать своё превосходство. Единственный, кто дарил безусловную любовь — такой же непримечательный зверёк, спасённый с улицы, был украден чужим, агрессивным миром. Жизнь бродяги без дома была невыносима. Но осознание, что дальше будет лишь хуже, стала чертой предела, за которую Анна шагнула, не дав себе времени на пустой оптимизм и беспощадную надежду. — Таков мой выбор.