Несмотря на то, что дома Западного Обруча в действительности отражали самые яркие компоненты палитры, в это время они все сияли охристой позолотой предзакатного солнечного света, который в насыщенности своей мог посоперничать лишь с окрасом волос шествующего по мощеной улочке молодого, как излюблено себя называет оный, корсара. Мужчина беззаботно прогуливался вдоль околоканальной дороги, и никто, никакой прохожий не мог представить себе, что этот медновласый херувим с лисьей ухмылкой и мутно-зелеными очами на самом деле печально известный король ещё более печально известного государства, ознаменованного двуглавым орлом. Справедливости ради, вряд ли кто-либо узнал бы в нем сейчас и отчаянного Штурмхонда: свой привычный бирюзовый камзол парню пришлось спешно оставить на сохранение дубовому столу, что размещался в каюте капитана. Правда, под натиском явного желания убежать как можно быстрее и дальше от проницательного взгляда Тамары и изобилия эпитетов в Толиных стихосложениях, он совершенно забыл набросить вместо покинутой вещицы хоть что-то, и теперь августовский ветерок наполнял его рубашку из грубого полотна теплым дыханием, а на груди, исписанной черными шрамами, поблескивали лучики алеющего светила. Но Ланцов ничуть не тревожился: здесь, в Кеттердаме, чернильные линии запросто принимались за татуировки — обычное явление для жителей веселительного района. И все же руки правителя оставались в перчатках. Однако это не важно, ибо намного лучше, нежели выслушивать литературные проповеди. Помнится, сегодня утром король и сердцебит даже подискуссировали по поводу этой темы. Толя по уже сложившемуся обычаю возразил Николаю, поджав губы:
— Немного культуры Вам бы не помешало, Ваше Величество.
Корсар лишь усмехнулся.
— Смею тебя заверить, что я прекрасно разбираюсь в культуре хороших виски и бренди, — оскалившись, он добавил: — А что до поэзии… Каюсь, пробовал. Вышло прямо-таки сногсшибательно. Бедной прелестной девице, ставшей жертвой моего сонета, даже лекарь понадобился.
Шуханец выгнул бровь.
— А ты попробуй как-нибудь порифмовать словечки, стоя напротив зеркала. Уверен, выйдет неплохо! Особенно если учесть, что предметом восхваления будет тобой же любимое собственное «я».
Николай притворно схватился за сердце.
— Но ведь тогда все устремят взор лишь на короля, а о великом таланте Толи Юл-Батаара совсем забудут! Нет, не могу я так поступить со старым другом!
Сердцебит глубоко вздохнул.
— Как всегда уклоняешься от ответа, заметая следы глупыми шутками, — мужчина долго смотрел на морскую гладь, но затем снова его глаза обратились к Николаю. — Зачем мы здесь? Я спрашиваю по существу.
— Чтобы посетить посольство, продлить договоры о займе денег у Торогового совета, — Штурмхонд взмахнул рукой, — поддержать легенду о корсаре.
Взгляд Толи был решительным до раздражающей досады. И пусть шуханец королю не поверил, Николай знал, что тот не будет лезть в душу. И все же взор его был когтями, которые царапали что-то внутри него, что-то смутно похожее на сердце.
Точно также на него посмотрела Тамара, когда правитель объявил о намерении совершить небольшое путешествие в Керчию. Тогда девушка ничего не сказала, но прямо перед отплытием все же выговорилась:
— Не знаю, от чего Вы бежите, Ваше Величество. Но это настигнет тебя в любом случае.
— Милая Тамара, — ответил ей Николай, натянуто улыбаясь, — настоящие короли и корсары никогда не бегут.
В этом он, по правде говоря, сомневался. И правду саму он тоже не знал. Не понимал, отчего ему вмиг захотелось уплыть, скрыться подальше от Ос Альты, от проклятого святыми, безвкусно построенного дворца…
Прошёл год. Целый год Николай сквозь штормы и бури ведёт корабль под названием Равка. Всего какие-то двенадцать месяцев, но сколько он совершил за это время, дабы его страна восстала фениксом из пепла гражданской войны. А это только начало, прелюдия к будущему цирковому представлению, которое развернётся на арене международных отношений. И пока Равке доставалась роль шута.
И все же Николай, смотря на то, с каким трудом его королевство отстраивается в нечто новое, более прочное, не мог не гордиться. Ведь процесс запущен. И даже если в один несчастный день корона и бразды правления Ланцовых перейдут к очередному самозванцу, внезапно объявившему себя сыном бывшего короля Александра, Николай найдет способ защитить свою страну. Всегда находил. А если мужчина терялся в водах сомнений, на помощь ему каждый раз приходила несносная шквальная, непозволительно прекрасная Ведьма Бури (отчего подчас раздражала молодого короля еще больше).
Рыжеволосый капер улыбнулся этой мысли и тут же тряхнул головой, сбрасывая все надоедливые думы. Солнце опускалось всё ниже, а город сменял янтарный окрас серыми пятнами. Все чаще на пути Николая встречались персонажи Зверской комедии. А одежда работников здешнего района становилась все откровеннее. Рядами выстроились дома удовольствий: Зверинец, или дом экзотики (смотря на него, король лишь покачал головой, размышляя, сколько жизней загубила или еще загубит его владелица); Кузница, где господа с особыми вкусами могли снять на ночь бородатого мужчину, «усыпанного» татуировками; Дом Белой Розы — роскошный бордель, испускающий до тошноты слащавый запах.
Внезапно Николая охватило резкое желание повернуть назад, возвратиться на корабль. Но какая-то неведомая сила звала мужчину, манила за собой. Мгновение — и монарх уже оставляет позади дубовые двустворчатые двери, на поверхности которой переливалась причудливыми красками резьба искусной выделки. Еще одно — и капер сыплет горсть монет… сам не понимает, кому, но так надо. И с тех пор — все как в тумане.
Позже Николай сравнивал это необъяснимое состояние со случаем, когда тому довелось испробовать весьма загадочный чай во время путешествия на один из отдаленных островов. Корсар не мог не называть те ощущения ужасающими: терялось полное осязание окружающего мира, терялась власть над собой. Вот и теперь что-то внутри него кричало, призывало остановиться, вернуться, пока не поздно… Но это «что-то» было ничем на данный момент, каплей в море бездонного океана.
Все, что происходило, было подобно обрывистому сну. Сначала был бокал вина, после еще один, и еще. Каким-то образом Николай оказался в гуще веселой компании явно нетрезвых джентльменов. Было много смеха, улыбок. И глаза прелестной девицы, в тусклом освещении казавшиеся темно-синими. Эти глаза то и дело постреливали в сторону капера. Через некоторое время сам Штурмхонд, не скрывая любопытства, разглядывал девушку. Она была действительно красивой. В настоящем значении этого слова. Её одежда скрывала и в то же время подчеркивала привлекательные женские формы. Само же одеяние было изобилием блеска и даже напоминало чем-то чешую. Волосы каскадом ниспадали с плеч. «Богиня, — подумалось Николаю. — Не иначе». И в то же время голос на задворках разума твердил: «Не ведись…» И король бы с радостью послушался, но какая-то неведомая сила снова овладела им. Девушка соскользнула с диванчика и, медленно покачивая бедрами, подошла почти вплотную, после обошла сзади и опустила ладони на предплечья, призывая того уединиться. На секунду Штурмхонд прикрыл глаза: он может «насладиться компанией» прекрасной девы, а может уйти отсюда, вернуться на корабль и приказать держать курс на Равку. И все же каким-то образом оказалось, что выбора у него не было, особенно когда руки девицы опускались все ниже и ниже.
С резким выдохом Николай стремительно поднялся, а «богиня», посмеявшись над рвением мужчины, протянула руку и повела того по винтовой лестнице на верхний этаж. Комната, в которой оказалась пара, была уютной и на самом деле очень приятной корсару. Стены окрасом напоминали море, пол являл собой мраморное покрытие с вкрапленными ракушками, а дубовая кровать, так же, как и входные двери, украшенная перламутровой резьбой, была усыпана подушками синих оттенков. Возможно, в другой бы ситуации Штурмхонд даже позавидовал интерьеру, но не в теперешний момент, когда «нимфа» устами и ладонями пробуждала внутри нечто такое, чего он сам пока не понимал. А понимал лишь всю неизбежность происходящего. Вскоре льняная рубаха соскользнула с плеч и разгоряченные тела окутало шелковое лоно постели. Пусть эти люди незнакомы друг другу, но в данный момент являли собой одно целое: вздохи и возгласы сплелись в единую песнь, тела подчинялись единому ритму. Но было еще и кое-что странное: Николай не мог оторвать взор от глаз спутницы. Были ли они под ним, над ним, закрывали ли его собственные очи волны удовольствия, король все пытался найти в тех глазах что-то необходимо важное, что-то близкое и родное, но каждая попытка оборачивалась неудачей.
Неизмеримое блаженство сорвалось глухим стоном с губ монарха. На мгновение тот прикрыл глаза, а следующим, что он увидел, было рассветное солнце. С ним схлынуло наваждение, путы безысходности ослабли, и Николай смог разглядеть «богиню» получше. Волосы девушки вовсе не ниспадали черным каскадом с плеч, а ореховым водопадом струились вдоль гибкого тела. Еще минуту назад корсар был уверен, что «нимфа» благоухает луговым разнотравьем, но теперь на его языке был привкус морской соли и лимона. И глаза… Он больше не видел в них штормовое море. Они напоминали грозовую тучу, и мужчина готов был поклясться, что таких очей не может существовать. Девушка улеглась на живот, покорно посмотрела на лежащего подле нее мужчину. Она уже ничем не напоминала…
Зою.
Осознание ударило как гром среди ясного неба. Николай подорвался с кровати, схватил рубашку, с треском натянул ее на все еще разгоряченное тело и уже собирался выбежать из покоев, но заставил себя оглянуться напоследок. Девушка лежала на том же месте и рассматривала свою руки, закованные в перстни. Лишь на мгновение та подняла голову и посмотрела на короля. Тому снова почудилось, будто глаза не могут принадлежать человеку. Будто они… Змеиные?
Хлопнула дверь — и Штурмхонд, сопровождаемый дьявольским смехом бывшей спутницы, покинул комнату для любовных утех. Стремительно спустился по лестнице и также быстро оставил двери дома удовольствий позади. Внутри все кипело: Николай ругал себя за беспечность, безответственность, глупость, за мальчишество, которое он проявил этой ночью.
«Святые, — подумал он, — я пробыл здесь всю ночь…»
Чертыхнувшись, мужчина резко развернулся, напугав проходившую мимо старушку. Ушел он недалеко, посему смог прочитать вывеску на недавно покинутом им здании. «Φωνή σειρήνας» — «Голос сирены».
— Так, великолепно. Лучший
пират капер Истиноморя, если не мира, купился на облик и голос сирены… — пробормотал Николай и рассмеялся: — Святые, даже не представляю, какие бы нотации после этого выслушивал от Назяленской.
Точно. Зоя. Мужчина стал потирать пальцами без перчаток (дважды молодец, еще и их в борделе забыл) виски. Впервые в жизни Николай на самом деле не знал, что делать. Как он теперь посмотрит Зое в глаза? Сможет ли работать бок о бок с ней после произошедшего этой ночью? Что теперь будет между ними?
Тут взгляд Николая упал на волны канала, синий цвет которых удивительно сочетался с розово-алыми бликами рассветного солнца. Ему тут же вспомнился вечер, проведенный в компании генерала Назяленской. Это было за неделю до отплытия в Керчию.
***
Николай и Зоя расположились на широком балконе, который был пристроен к королевским покоям. Солнце опускалось все ниже, близилась ночь, а король и его генерал погрязли в отчетах о взаимодействии Первой и Второй армий. Работать еще было над чем, но первые немаловажные шаги на пути к крепкому сотрудничеству сделаны. Вот уже на протяжении получаса Зоя то и дело осматривала Николая с ног до головы, словно пыталась понять, что сегодня у того на уме.
— Чую, мой прекрасный генерал, ты очень хочешь поговорить о чем-то со мной. Давай, чего уж тут. А то выглядишь так, будто тебя моя покойная тетушка Людмила лакричными конфетами накормила, — король вытянулся в кресле и закинул ногу на ногу.
Зоя расправила складки на кефте.
— Равка все еще на грани распада, а также на грани мировой войны. Фьерда во всю строит планы по свержению последнего представителя Ланцовых с трона, Керчия наращивает проценты по долгам, а Шухан как всегда молча затевает интриги. Несмотря на явный прогресс, наша армия до сих пор слишком слаба, а положение Равки на мировой арене смехотворно, — все это она перечисляла таким ровным тоном, будто бы они разговаривали о погоде.
— Позволь спросить, милая Зоя, а есть ли у этого «позитивного» списка какой-нибудь логический вывод? Просто у меня слишком много вариантов, а последний из них — цареубийство. Признаюсь — смерть от твоих рук была бы достойной, мне бы даже завидовали (особенно Крыгин). Но это лицо, — монарх указал на себя, — должно жить дольше.
Шквальная закатила глаза.
— Святые, я действительно жалею, что тебя нельзя убить.
— Ну признай, ты бы скучала по мне! Только представь, какой бы занудной и мрачной стала бы твоя жизнь без моего существования!
— Да уж, никто бы не раздражал меня своей болтливостью и себялюбием… — девушка ухмыльнулась.
— Вот видишь, ничего увлекательного!
— Ланцов, я серьезно, — Зоя выпрямилась: веселье отступило. — Тебе нужна жена, а Равке — королева и наследники.
Улыбка исчезла с лица Николая. Он всегда знал, что ему придется жениться по расчету, не по любви. Но как-то не ожадал, что от него потребуют этого так быстро.
— Я бы с радостью, да кто же меня вытерпит? — Николай попытался свести разговор к шутке, и у него, кажется, получилось.
— Я же как-то терплю! А остальным еще проще будет, — девушка даже улыбнулась (не без доли язвительности), помотала головой и посмотрела вдаль, на закатное солнце.
Король тайно признавал, что очень ценил такие моменты. Приятно осознавать, что ты стал причиной улыбки самой Зои Назяленской. Девушки, именем которой пугают непослушных фьерданских детей. Безжалостного генерала, одно лишь движение брови которой заставляло солдата съежиться от страха. Шквальной, которая способна взмахом руки сотрясать землю от грома и молний.
В этот момент последние лучи солнца пламенем вспыхнули на горизонте. Все это время Николай неотрывно рассматривал профиль Зои. И теперь в свете алого и розового она была подобна богине, сошедшей с небес. Святые, Николай не мог не согласиться с тем, что Зоя — самая прекрасная девушка в мире. Конечно, еще с первой встречи он не без легкой обиды признал, что она гораздо красивее. Помнится, будучи некоронованным, мужчина сказал Алине, что не стал бы соблазнять шквальную. Но только сейчас он осознал силу ее красоты по-настоящему. Много месяцев Николай пытался убедить себя, что застрахован от влияния чар Назяленской. Но кого он обманывал? Она была прекрасна не только внешне. Многие мужчины считали, что снаружи она идеальна, а сердце ее окутано льдом, который сможет растопить лишь «тот самый». Они не понимали и не видели того, что понимал и видел Николай. Она была красива абсолютно всегда: когда в порыве гнева сметала со стола все принадлежности, когда одной отточенной фразой разносила собеседника в пух и прах, когда каждое ее слово сочилось ядом. Да, она грубая, жестокая, безжалостная, но в этом она тоже прекрасна. Никто не видел этого и не замечал многое другое. Никому до сих пор не приходило в голову, что по своей сути она… Она королева!
Николай ужаснулся этой мысли. Похоже, что Зоя тоже ощутила интимность момента. Она резко поднялась и стала собирать бумаги в одну стопку. Король молча наблюдал за ней. Шквальная собиралась уходить, но на мгновение остановилась.
— Я говорила серьезно, — повторилась она и зачем-то добавила: — Ваше Величество. Равке нужен сильный правитель, которому смогут доверять все равкианцы. А это мы получим, когда появится наследник. Подумай о моих словах. Подумай о том, кто мог бы подойти на роль королевы. В противном случае подбором кандидатур займусь я лично, — Зоя едко улыбнулась. — А это тебе точно не понравится…
С последними словами генерал Второй Армии развернулась и, покачивая бедрами, оставила монарха наедине с опасными мыслями.
***
Вот после чего было принято решение об отъезде. Теперь Николай понимал это. Но понимал он и другое.
«Зоя была права, — подумал мужчина. — Равке нужен сильный правитель, а не мальчишка, пускающий слюни по очаровательной девице. Сильного правителя хочет видеть и Зоя»
— И она его получит, — пообещал Николай вслух.
Возвращался он на корабль с огромным желанием вернуться домой и столкнуться с новой проблемой, которую он обязательно решит. Решит вместе с Зоей.
