Аквариум

Будем честны, состоятельный юноша, который только вселился в квартиру по соседству, вероятно, — самое интересное событие в жизни миссис Джуди Коулман за долгое время. Последние месяцы царило затишье: дочери со Сьюзи и детьми не будет до Дня Благодарения, а воскресный бранч с миссис Оуэнс с нижнего этажа пускай и хорош, но жизнь Джуди кажется застойной. Поэтому, когда в доме появился новый молодой жилец… Что ж, она не сплетница, но такое грех не обсудить. Она видела его в доме всего раз или два, но еще не разговаривала. По сути, она знала, что он новый сосед, только потому, что даже в её возрасте она бы запомнила такое лицо. Умные зелёные глаза и волевой подбородок — настоящий красавчик. По словам миссис Оуэнс, его зовут Кристофер Уинстон, и он сделал первый взнос за квартиру всего через пять минут после входа в дом. — И это еще не все, — прошептала миссис Оуэнс, чуть отвлекшись на то, чтобы откусить оладушек. — У него есть сосед по квартире. Мне кажется, азиат. Его Джуди еще предстоит увидеть, и в перерывах между паззлами или вязанием, она с любопытством наблюдает. Кристофер Уинстон обладал таинственной аурой, и почему-то казалось, что ей больше повезет разузнать о нем от его соседа, чем напрямую. На самом деле, только поэтому она не появилась у их двери с запеканкой; Кристофер не кажется ей особенно общительным. Даже когда однажды он придержал для нее лифт для спуска на первый этаж, от него веяло неприступностью. Словно он глубоко задумался, и да поможет вам Бог, если вы попытаетесь потревожить его. В конце концов, они молча спустились в вестибюль. Джуди берет маленькую тыкву из ящика — до Хэллоуина еще несколько недель, но она любит начинать украшать пораньше, — крутит ее в руках и задумчиво разглядывает. Убедившись, что на ней ни единого пятнышка, она улыбается и кладет ее в свою корзину. Ну что ж. Когда-нибудь она разберется со своими странными новыми соседями. В свое время. Прошла неделя с момента их переезда, но до сих пор не удалось вытянуть из них ни слова. Вздыхая, она идет дальше, просматривая короткий продуктовый ряд в поисках помидоров для салата. Отрадно, что в ее доме на первом этаже есть продуктовый магазин — все под боком, ведь она уже не так молода, — однако хотелось бы чуть больше разнообразия. Стоит ей напомнить себе, что нищим выбирать не приходится, ее локоть натыкается на угол продуктовой корзины. Она взвизгивает, прижимая руку к груди, и испуганно вскидывает голову. — Простите, — перед ней выскакивает молодой человек, глядя широко распахнутыми, темными, встревоженными глазами. — Я вас не заметил. К концу его предложения Джуди уже качает головой, отмахиваясь от извинений. — О, не волнуйся, дорогой, мне стоило смотреть, куда иду, — небрежно говорит она и смеется. — Извини. Он хмурится, явно раздосадованный. — Вы не ушиблись? — робко указывает он на ее локоть, склонив голову. Джуди, ухмыляясь, сгибает руку. — Может, я и старая, но ещё не рассыпаюсь. Лицо парня смягчается, напряженная линия рта расплывается в улыбке. — Замечательно, — говорит он, и именно тогда Джуди замечает его акцент. Ее глаза загораются, сердце учащенно бьется от волнения. — Скажи, это ты недавно переехал вместе с мистером Кристофером Уинстоном? — резко спрашивает она. Парень на мгновение в замешательстве хмурит брови (вероятно, языковой барьер, думает про себя Джуди), затем кивает и внезапно снова выглядит смущенным. — Да. Простите, что не представился, я… это был стресс, — неуклюже объясняет он. Джуди мысленно отмечает себе для отчета миссис Оуэнс в воскресенье — азиатский сосед по квартире легко извиняется. — Не волнуйся, миленький, я понимаю, — успокаивает она, похлопывая молодого человека по плечу, затем кладет руку на сердце и добавляет. — Я Джуди Коулман, соседка напротив. Приятно познакомиться, дорогой. Молодой человек одаривает ее искренней улыбкой. — Я Эйджи Окумура, — говорит он, свернув букву «р» и округлив гласные. Он хихикает. — Жаль, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах. Джуди снова отмахивается от него с дружелюбной улыбкой. — Ох уж эти твои извинения, — дразнит она, смеясь, когда он беспомощно пожимает плечами. — Если действительно хочешь загладить свою вину, покажи мне, где взял эти помидоры. С моей рукой, может, и все в порядке, зато с глазами, кажется, нет. Эйджи лучезарно улыбается, по-видимому, счастливый помочь. — Вон там, — указывает он большим пальцем через плечо. — Я могу сходить с вами. Все равно забыл взять авокадо. Джуди лучезарно улыбается ему. — Мне бы не помешала компания. Эйджи отступает вправо, любезно оставляя ей место рядом с ним, а не позади. — Мне тоже. Джуди чувствует тепло в груди. Эйджи такой джентльмен — может, и неуклюжий, но вежливый. И пускай от Кристофера веет холодом, однажды и он придержал для нее лифт, поэтому мальчик тоже хорошо воспитан. — Значит, любишь авокадо? — спрашивает она, пытаясь составить в уме список возможных блюд, которые могла бы для них приготовить. Если они чем-то похожи на Эву в их возрасте, значит, в основном питаются полуфабрикатной пиццей и доставкой, а это просто не годится — уж она-то позаботится. Эйджи что-то напевает, барабаня пальцами по ручке своей тележки. — Я неплохо к ним отношусь, а вот Крис их обожает. Только ими и питается. Такой капризный, — ворчит он с откровенно любящей ноткой в голосе. Джуди удивленно смотрит на него. Она знает этот тон. Сама говорила так же, когда ловила своего покойного мужа, забывшего выключить свет в ванной перед тем, как снова забраться в постель. Она изучает лицо Эйджи и понимающе улыбается. Этот взгляд ей тоже знаком. «Сосед по квартире, как же», — думает она. Так вот почему они вели себя так скрытно. — Ты сам готовишь? — удивляется она, когда парень указывает на витрину с ветками помидоров слева от нее. Она быстро бормочет слова благодарности и направляется к ним. — Чаще всего, — отвечает Эйджи, обходит стойку с продуктами и тянется за авокадо. Он взвешивает его в руке, осматривая со всех сторон, потом хватает пакет и сует плод внутрь. — Крис много работает. Домой возвращается очень уставший. — Знакомая история, — вздыхает Джуди, закатывая глаза. — Быть домохозяйкой — или домохозяином — тяжело, да? Эйджи вежливо смеется, но вдруг запинается и озадаченно смотрит на нее. Джуди отвечает сочувствующим взглядом. — Можешь не таиться от меня, дорогой, — говорит она, подходит к его стороне стойки и успокаивающе кладет руку ему на плечо. — Ты в Нью-Йорке. У нас здесь чего только нет. Эйджи переводит взгляд с руки на ее лицо, все еще сбитый с толку, пока в его глазах не вспыхивает осознание, и он вздрагивает. — Д-домохо… — бормочет Эйджи, и его щеки цвета миндального молока так краснеют, что Джуди про себя думает: при желании это личико легко можно спутать с помидором. — Крис не… мы… Она успокаивает его, нежно прижимая палец к его губам. — Милый, не стоит беспокоиться, — уверяет она. — У моей дочери Эвелин есть девушка. Они даже детишек растят. Знаю, как нелегко вам может быть, но хочу, чтобы вы понимали — я вас поддержу. Эйджи выглядит так, будто вот-вот задымится, его глаза широко открыты, а лицо пылает румянцем. — Даже не знаю, что сказать, — слабо бормочет он, проводя рукой по своим густым черным волосам. Джуди улыбается. — Пока это не извинение, можешь говорить что угодно, — подмигивает она. Эйджи с придыханием смеется. — Спасибо, мэм. — Не за что, сладенький, — говорит она, ласково похлопывая его по щеке. — И, кстати, поздравляю. Вы с ним очень красивая пара. Эйджи снова смеется, смущенно потирая затылок. — Правда? — Я уверена, — настаивает она, подталкивая его локтем. — У тебя милейшее личико, а Кристофер? Когда я впервые увидела его, решила, что он фотомодель. Такой красавчик! Она наблюдает, как Эйджи прикусывает нижнюю губу, безуспешно пытаясь сдержать ухмылку. — Самый красивый он, когда только просыпается, — видимо, Эйджи не в силах ничего с собой поделать, его влюбленные глаза изучают еще одно авокадо. Кажется, мальчик не замечает, что кожура все еще светло-зеленая, и кладет его в свой пакет. — Сначала он ворчит, но сразу после пробуждения выглядит таким… — Эйджи замолкает и запрокидывает голову, подыскивая нужное слово. — Мягким, — наконец произносит он с безмятежной улыбкой на лице. — Словно ему хорошо и совсем не о чем беспокоиться. Он прекрасен. Джуди — романтику в душе — кажется, будто она сейчас заплачет от умиления. — Знаешь что, дорогой, — решает она, — приходи на поздний завтрак в это воскресенье. Миссис Оуэнс с нижнего этажа тоже пожалует. Это будет мило и по-соседски. Эйджи, по-видимому, инстинктивно отказывается. — О, я не могу, — заикается он, нервно размахивая руками. — Конечно, можешь взять с собой своего Кристофера, — продолжает Джуди, игнорируя его протесты приятной улыбкой. — Моего… — на щеках Эйджи появляется очаровательный румянец. Он закрывает лицо руками, глубоко выдыхает и сдается. — Я… Я скажу ему, — уступает он. Джуди подбадривает, хлопает в ладоши и подталкивает Эйджи локтем, пока он неохотно не присоединяется.

2

Допрашивать босса не входит в обязанности Алекса. Но он же все равно это делает? Да, но лишь иногда и только наедине. Слушайте, не он один в банде Эша понятия не имеет, что за хрень творится в этой светлой голове. Конечно, он верит в босса, но за ним порой невозможно угнаться. Его настроение, похоже, постоянно мечется между льдом и пламенем, и единственный, кого не обмораживает и не жжет, — это Эйджи. И, что ж. Отсюда еще больше вопросов. Алекс вздыхает. Он выключает кран и вытирает руки о джинсы, глядя на свое обеспокоенное отражение в зеркале в ванной. Он проводит рукой по лицу и пытается сосредоточиться на чем-то другом; на чем-то по-настоящему важном — например, на деталях стратегического совещания, которое Эш только что провёл. Но это тяжело с тех пор, как Эйджи стал почетным членом их банды. Вот они, сгрудились вокруг кухонного стола, обсуждают оружие и засады, а рядом ходит Эйджи с чаем и печеньками, словно он какая-то мамаша Эша, а все вокруг — гребаная игра; будто они собрались после школы поиграть в солдатиков, а не живут в этом дерьме. Алекс изо всех сил старается храбриться перед пацанами, но трудно держать лицо, когда Эйджи наклоняется к нему из-за плеча с вопросом, сколько ложечек сахара ему положить. Алекс хмурится, идя по коридору. Он натягивает ботинки, опираясь рукой о входную дверь — Эйджи не любит, когда в дом заходят в обуви, поэтому Алекс обычно снимает ее перед входом. Дело не в том, что Алексу не нравится Эйджи. Он ему нравится. Очень. Эйджи забавный, добрый и удивительно храбрый. И любой, кто может справиться с характером их босса, когда того будят до полудня, без сомнения пользуется уважением Алекса. Но что-то в его присутствии просто… обезоруживает. Расслабляет и не только его одного — остальных парней тоже. И, возможно, это совсем не способствует планированию следующего убийства в переулке или игры в кошки-мышки с корсиканской мафией. Например, если бы кто-нибудь из его парней только заикнулся о снятии обуви перед входом, Алекс, вероятно, послал бы чувака куда подальше и, ради прикола, принципиально разнес бы грязь по всему дому. Но Эйджи. Эйджи трудно сказать «нет». И, скорее всего, именно на этом и зиждется непонятная фигня между ним и Эшем. Алексу, может, и больно признавать, даже про себя, но Эйджи, болтаясь с ними, находится в опасности. Лучше бы он ушел. Но он хочет остаться, и, возможно, босс даёт слабину, когда дело доходит до него. Может, все они слабаки в таком случае. Ну нахрен. Алекса это не колышет, пока Эш ему не скажет, поэтому бессмысленно ломать голову. Алекс — его заместитель. Его работа — выполнять приказы, этим он и займется. Решив-таки не лезть не в свое дело, он тянется к дверной ручке, но тут смотрит вниз и понимает по пустой руке, что, наверное, забыл свою куртку на кухне. Алекс снова крадется на цыпочках по коридору, проверяя, не оставляет ли он грязные следы на полу, и касается пальцами приоткрытой кухонной двери. Но не успевает ее распахнуть — сквозь щель доносится голос Эша, и Алекс останавливается как вкопанный. — Поверь мне, — приглушенно говорит Эш тоном, которым обычно люди шепчутся перед церковной службой, когда стоят на коленях, а солнце, проникающее через витражные окна, освещает пыльный воздух. Так благоговейно. Алекс вспоминает, как ему было десять лет и он ныл о боли в коленях, а мама тыкала его костлявым локтем в плечо и сурово увещевала. Он хмурит брови, с любопытством наблюдая за Эйджи и Эшем — они так близко друг к другу в этом крошечном клочке пространства между краем двери и рамой; окном в их личный мирок. Эйджи прислоняется спиной к захламленной стойке у раковины, скрестив руки на груди, а Эш, судя по всему, растерянно потирает затылок. Алекс чувствует себя вуайеристом, наблюдая за ними; словно он вторгается на святую землю, но взгляд отвести не может, потому что на лице его босса такое выражение, которое Алекс в жизни не думал увидеть. Он сам так выглядит, когда опаздывает на свидание — смущенно извиняется — и, Боже, Эш еще и краснеет? «Твою мать», — беззвучно произносит Алекс, переводя безумный взгляд с лица Эша на лицо Эйджи. — Дело не в этом, — раздраженно бормочет Эйджи. Эш вздыхает. Алекс закусывает костяшку пальца. Это как смотреть сраную мыльную оперу. — Я правда доверяю тебе. Просто волнуюсь. Ты же ведешь себя безрассудно. — Эй, — шепчет Эш, нежно касаясь локтя Эйджи. Алекс не уверен, но готов поклясться, что видит, как большой палец Эша поглаживает его руку. — Я в безопасности, насколько это возможно. Клянусь. Лицо Эйджи смягчается, он больше не раздражен, ему больно. Алекс пытается напомнить себе, что сует нос куда не следует (а именно подсматривает в крошечную щель), но еще он чувствует, что находится на пороге какого-то великого осознания, ответа на свои вопросы. Если босс когда-нибудь узнает, что он подслушивал, Алекс торжественно вручит ему свою голову, а затем выставит ее на каминной полке, но награда за понимание, кажется, стоит риска. В конце концов, в том, как Эш и Эйджи разговаривают друг с другом, есть что-то настолько интимное, словно они находятся в своем собственном маленьком мире. И от этого Алексу хочется посмотреть и почувствовать, каково делить подобное с кем-то. Что-то неземное. Он сглатывает, застыв на месте. — Хотел бы я, чтобы тебе не приходилось этого делать, — бормочет Эйджи. Его скрещенные руки разжимаются, ладони тянутся к плечам Эша, прежде чем коснуться его. — Я тоже, но, думаю, поезд уже ушел, — смеется Эш, кладя руку на руку Эйджи и сжимая её. Алекс щиплет себя и трет глаза, но когда снова открывает их, рука Эша все еще там. Наконец, Эйджи удается улыбнуться. — Будь осторожен, Эш. Я ведь говорил, что сойду с ума без тебя, — слова знакомы: Алекс присутствовал, когда Эйджи впервые произнес их, но то, что происходит дальше, определенно ново и сопровождается взглядом, который Алекс может назвать лишь кокетливым. — Хотя, может, я схожу с ума и рядом с тобой. Эш хихикает, лучась самодовольством и любовью. Алекс разевает рот, гадая, уж не в параллельную ли вселенную он заглянул вместо кухни. — Я не уйду, — тихо клянется Эш, наклоняя голову к Эйджи. — По крайней мере, навсегда, — он делает паузу, касаясь костяшками пальцев щеки Эйджи и проводя ими вдоль подбородка. У Алекса горят щеки, когда Эш добавляет. — Мне есть, к чему вернуться. Эйджи улыбается и скользит ладонями по рукам Эша. Алекс отодвигается от двери, когда они прислоняются друг к другу. Он тихо отступает назад, тело горит, мысли скачут, ноги трясутся, но шуметь нельзя. Каждое непонятное взаимодействие, которое он когда-либо видел между Эшем и Эйджи, оседает, как люди на колени на полу церкви; как тишина, наступающая после псалма и гласа «аминь». Алекс в оцепенении выходит за дверь и тихо закрывает ее за собой. Он спускается на лифте на первый этаж и выходит на свежий осенний воздух. Без куртки его кожа покрывается мурашками, когда он застывает на тротуаре пятой авеню. И, просветленный, Алекс откидывает голову назад, щурится на яркое небо и шепчет: «О, Боже».

3

— Эта игра отстой, — заявляет Син, нацеливаясь на белый шар, неоднозначно покоящийся на зеленом войлоке, покрывающем бильярдный стол. Он настраивает положение кия на ребре ладони, наклоняя его так, чтобы затупленный кончик находился всего в дюйме от цели. Глубоко вдыхает, ладони у него потеют, и он бьет кием вперед. Клац — белый шар отскакивает от полосатого, который неуклонно катится в направлении лузы, которую Син сверлит взглядом, пока шар бесполезно не сворачивает в боковой бортик. — Вот сволочь, — шипит он себе под нос. Он столько раз сегодня это произносил, что ругательство уже не звучит так, как должно. — Сильно сомневаюсь, — замечает довольный голос с другого конца стола. Син поднимает голову. — Чувак, заткнись, — бормочет он, чувствуя, как его лицо горит. Кошачья улыбка Эша всегда так на него действует. — Ты сам хотел поиграть, — напоминает он Сину, ставя кий на пол и опираясь локтем на ручку. — Это было до того, как я понял, насколько это отстойно, — раздражается Син. Он поднимает свой кий и кладет его на плечо, держа как пистолет и глядя в несуществующий прицел. — Мне кажется, эта штука кривая. — Возьми мой, — Эш обходит стол, с ухмылкой протягивая ему кий. Син смотрит на него. — Да пофиг, — бормочет он, смущенный, что вообще что-то сказал. Эш закатывает глаза. — Так ты перестанешь ныть? Син ощетинивается, чувствуя себя слишком жарко и слишком глупо. — Просто бей уже, твоя очередь, блин. Эш низко нагибается над столом, глаза сосредоточены, руки вытянуты. Рядом с ним Син всегда ловит как минимум пару прозрений о том, какой он высокий. Эш не такой большой и внушительный, как Кейн, но если Син хочет посмотреть ему в глаза, приходится откидывать голову почти до упора. От этого у него мурашки по коже. Непонятно, приятно это или нет. Однако, согнувшись вот так, Эш кажется почти далеким, хотя, по сути, физически он сейчас очень близко к Сину. Когда он занимает позицию для удара, его взгляд сосредоточен, а спина наклонена, и он похож на дикую кошку, пробирающуюся сквозь кусты. Зеленый войлок бильярдного стола превращается в высокую траву джунглей. Изо рта торчат клыки. Син отводит взгляд, ожидая звука удара шаров друг о друга и падения уже пятого за этот раунд шара в лузу. И, конечно, слышит. Ничего удивительного — он уже знает. — Е-е-сть, — произносит Эш, удовлетворенно сжимая кулак. Син оглядывается на стол и понимает — восьми шаров, как не бывало. Он изо всех сил сопротивляться желанию метнуть свой кий в красивую белокурую голову Эша. Непонятно, как, но тот будто читает его мысли и ведёт себя раздражающе самодовольно. Он неторопливо потягивается и кладет свой кий на стол, прежде чем вальяжно прислониться к поручню рядом с Сином. — Может, с трех попыток? — интересуется он, ухмыляясь. — Черт возьми, нет, это жесть, — Син бросает свой кий на войлок рядом с кием Эша и раздраженно фыркает. Но его не в лесу воспитывали, поэтому он заставляет себя добавить: — Но, думаю, спасибо, что научил меня играть. Эш тянется за пивом, которое ранее поставил на поручень, бутылка блестит от конденсата. Он делает глоток. Син почти просит отпить, но передумывает. Он мужчина. Босс Чайнатауна. Главари банд не спрашивают друг друга, можно ли, пожалуйста, глотнуть у них пивка. Это просто привлечет внимание к тому факту, что Син — несовершеннолетний, а это последнее, что ему сейчас нужно — по разным причинам. — Ладно, с чего вдруг такой внезапный интерес к бильярду? — небрежно интересуется Эш, разглядывая влажную этикетку на своем пиве. Рот Сина кривится. Он думает об ушатаном подвальном бильярдном зале, в котором они сейчас находятся; о том, что в некоторых стенах дыры от пуль, а полы липкие. Он думает о дерьмовом гранже из перегоревших динамиков и о бармене, который, вероятно, налил бы ему по его просьбе, но сначала обязательно подразнил бы из-за возраста. Он думает о том, сколько раз случайно забивал белый шар в одну из луз стола и что его кий определенно кривой. И, наконец, решает — да, какого хрена он решил этим заниматься? Но тут он вспоминает руки Эша на своих, когда тот показывал ему, как держать кий. Его худощавое тело, склонившееся над бильярдным столом. Саркастичный голос, говорящий «Прекрасно» каждый раз, когда Син лажал. Паскудную ухмылку Эша при выигрыше. — Не знаю, — честно отвечает Син. Образы в его воображении предлагают больше вопросов, чем ответов. — Я думал, это будет круто. Эш ухмыляется. — Это весело, если уметь играть. Син морщится. — Иди в жопу. Эш постукивает его по лбу кончиком бутылки. — Следи за языком. Син прищуривается, глядя на него, потирая место, которого коснулась бутылка Эша; та же, горлышка которой касались губы Эша. Син старается об этом не думать. Эш хихикает. — Кстати, что это с тобой? — интересуется Син. — Ты сегодня странно бодрый. — Просто, играя против Кейна, я никогда так легко не выигрываю. — Чушь собачья, — издевается Син, — Держу пари, ты легко выигрываешь у всех. По крайней мере, эта мысль помогает ему смириться с поражением. Эш хихикает. — Эйджи на самом деле неплохо играет в бильярд. Он несколько раз побеждал меня. Син с любопытством наблюдает за ним, пытаясь расшифровать нечитаемое выражение на его лице. Ему хочется спросить, победил ли Эйджи, потому что Эш ему поддавался, а затем решает, что не хочет знать ответ. — Хотя в шахматах я ужасен, — усмехается Эш. Он ставит бутылку с пивом и вытирает конденсат с пальцев о джинсы. Его глаза расширяются, когда что-то в его кармане сминается от трения. Когда он лезет туда и вытаскивает маленький клочок бумаги, выражение его лица смягчается, а взгляд становится отстраненным. Син не понимает, в чем дело. — Что это? — интересуется он, не успев остановить себя. Син поднимается на цыпочки и пытается заглянуть через плечо Эша. И едва успевает прочитать слова, нацарапанные там, прежде чем Эш отталкивает его локтем. Сердце у него останавливается. Внезапно он понимает. И лучше бы ему не знать. — Список покупок, — отвечает Эш, закрывая записку рукой. — Эйджи хотел, чтобы я купил кое-что. Син смотрит вниз. — Не вижу ни одного пакета. Он также не заметил перечня в так называемом «списке» Эйджи. Эш засовывает руку с запиской обратно в карман. — Записка не новая. — Так выброси ее. Эш смотрит на него сверху вниз с непроницаемым лицом. Син чувствует, как его сердцебиение замедляется. Он напряженно ждет, пока Эш допивает пиво, а затем со вздохом ставит бутылку обратно. — Ну, если мы закончили, — ворчит он, отталкиваясь от поручня. — Мне пора. Син чувствует, как у него замирает сердце, и выпячивает грудь, чтобы компенсировать это. Он неубедительно ухмыляется. — Убегаешь от моего вызова, поджав хвост, да? — Да лишь бы тебе сладко спалось по ночам, малыш, — на прощание бросает Эш через плечо. Син машет, но тот его не видит, уже выскальзывая за дверь в ночь. Он опускает руку вдоль тела. В голове крутится аккуратный почерк Эйджи и слова в записке. И то, как бережно Эш сжимал эту бумажку, словно хотел, чтобы чернила, как татуировка, впитались в кожу ладони. Мягкость его улыбки, когда он вытащил записку из кармана. Сердце Сина все еще ощущается где-то в животе. Он протискивается мимо пары, которая обжимается в узком коридоре, ведущем в ванную, и ополаскивает свое покрасневшее лицо в раковине. Может, тогда эта краска смоется и исчезнет в ржавом сливе. Он прикладывает ладони к щекам, глядя в собственные жгучие глаза в мутном зеркале. Глупость, он знает, что это глупо, но от этого ему еще больше хочется плакать. Он закрывает глаза и делает глубокий, успокаивающий вдох, который слегка оживляет его тяжелое сердце. Он опускает бумажное полотенце под воду и вытирает им лицо, а когда кожа остывает, выбрасывает его в мусорное ведро. И кивает, поймав свой взгляд в зеркале. Сегодня он дважды проиграл. На этот раз он отнесется к этому по-взрослому.

***

«Эш. Наверное, я буду спать, когда ты вернешься домой. Ужин в холодильнике. Возвращайся скорее. Я люблю тебя. Эйджи».