Father&father

Знавал я таких, что связывались с замужними женщинами… Но решиться на ограбление, чтобы закрыть долги ее мужа?..

Стандарт не вернулся. Водитель тоже. Айрин умела не задавать вопросов — и скорее не любила себя за это, чем уважала. Словно бы вся немногая радость ее жизни прорастала из крепко-накрепко засевшей внутри привычки молчать. Она никогда не спрашивала Стандарта о подозрительных делах, пока он не загремел в тюрьму. Когда вышел — не спрашивала, какой ценой. Она не спрашивала Водителя, отчего он знает каждый закуток бесконечных улиц Лос-Анджелеса и отчего на его лице всегда одна и та же эмоция. Что она чувствует к ним — к обоим — Айрин у себя тоже не спрашивала. Зато вопросы задавал Бенисио. Не произнося ни слова, всего лишь одним долгим взглядом. Он смотрел на нее за завтраком, ненароком во время прогулки, отвлекшись от телевизора и совсем устало перед сном. Он смотрел и раз за разом получал ответ. Папа больше не придет. И тот дядя, такой же добрый и веселый, как папа, не вернется. Хотя порой Бенисио казалось, что мама все еще ждет их и, быть может, порой стучала в дверь соседней квартиры. Больше никто не приходил к ним. Айрин не замечала проходящих в коридоре новых соседей, не отвечала на взгляды приятных мужчин в кафе и не заполняла анкету на сайте знакомств. Работа втянула ее в круговорот жизни, вернула в окружение друзей, вдохнула в нее движение и способность улыбаться. Айрин чувствовала, как тянущая ноющая тоска отпустила ее, но ее руки никому не записали номер телефона — и ничью бумажку она не убрала в сумку. Нельзя любить так сильно, горячо и ярко трижды. Дважды у нее получилось, но вряд ли бы свезло вновь, да и Айрин не стремилась навстречу везению. Ей было, о ком помнить, и чьи образы хранить под веками. Двое мужчин, которые изо всех сил хотели спасти ее — и сами же втянули их с Бенисио с головой в свои темные несказанные тайны. Айрин не задавала вопросов, потому что помимо спорных вещей были в жизни и такие вещи, о которых она знать не желала. Она не хотела знать, почему Водитель убил того человека на ее глазах. Почему бил его ногами, пока череп под начищенным ботинком не превратился в месиво, и почему ей пришлось стоять над трупом, пока кровь заливала пол лифта. Айрин хотела понмить, как за мгновение до этого Водитель поцеловал ее — и как солнце из лампы вспыхнуло между ними. Как погасло, едва они мягко отстранились, все еще чуя тепло друг друга. Ровно настолько же Айрин не хотела знать, почему Стандарт пришел к ней с раной в животе. Почему Бенисио на ночь рассказал ей о пуле и какую сделку требовалось провернуть для закрытия долгов. Она не собиралась задумываться о том, почему Стандарт не смог провести последнее дело гладко и что стало причиной гибели. Это все заметет пыль возле ломбарда и скроет запах бензина. Айрин хотела помнить, как они познакомились и свою на удивление удачную шутку. Как они готовились к появлению Бенисио — и как Стандарт гладил ее по голове в первый рассветный час. Больше у нее было ни его, ни… Его. Испарились. Исчезли прямо из рук, отобранные теми темными тайнами, которые никогда не решились бы ей раскрыть. Но Айрин открывала глаза и смотрела на играющего возле дивана Бенисио. Он на мгновение прерывал игру и смотрел на мать в ответ — раз за разом безошибочно угадывая, о ком она думает. Им было, о ком помнить. Было, что о них помнить. И никто чужой не был нужен этой странной, на добрую половину существовавшей лишь в памяти, семье.