Люмин скрестила ноги, устроилась поудобнее на зелёной черепице. Наконец-то — минута одиночества в компании рукотворных огней, в которые оделся город Ли Юэ.
Внизу, на пристани, по-праздничному шумно и многолюдно: путешественница даже с такой высоты может разглядеть, как носятся друг за другом, играя в догонялки, малыш Фэй, малыш Мэн и малышка Лулу. И повсюду — гирлянды из огней, светящиеся украшения и бумажные фонари.
По лестнице, ведущей из гавани наверх, в город, прошли Ци Ци и Бай Чжу. Судя по всему, они направлялись на одну из террас, чтобы запустить оттуда небесные фонари: Бай Чжу нёс в руках два зажжённых. Сидя на крыше врат, венчавших собой лестницу, Люмин заметила их сразу, а вот они её — нет, так что она не стала привлекать их внимание.
Ли Юэ — город, в котором всегда кипит жизнь, но во время праздника Морских Фонарей в гавань и на террасы высыпает столько людей, что и представить себе трудно. Люмин нравилась эта оживлённость, и особенно нравилось, что в Ли Юэ «многолюдно» не означало «тесно». Каждому находилось место под небом, на котором бумажных фонарей в праздничную ночь зажигалось не меньше, чем звёзд.
В душе Люмин настало удивительное затишье. Впрочем, ненадолго.
— Привет, подруга! Давно не…
Путешественница была совершенно к этому не готова и отреагировала скорее инстинктивно: в руке её моментально возник меч, и она вскочила, взмахнув оружием наотмашь. Лезвие с глухим звуком столкнулось с блокировавшим его клинком, сотворённым из лазурной воды. Дёрнувшаяся от неожиданности, Люмин соскочила с края черепичной крыши и рисковала упасть с высоты пары десятков метров, если бы её вовремя не поймали за руку.
— …виделись.
— Чайльд! — это вполне могло бы быть возгласом радости, но сейчас Люмин звучала почти разгневанно. — Ты спятил?!
Водяной клинок в руке Тартальи (видимо, парень тоже быстро отреагировал на выпад путешественницы) распался на множество капель, каждая из которых отразила в себе миллионы огней гавани Ли Юэ и испарилась в воздухе. Предвестник Фатуи очаровательно улыбнулся и подтянул Люмин к себе, чтобы она снова оказалась ногами на крыше.
— Реакция у тебя ого-го, конечно, — невозмутимо ответил Тарталья, игнорируя недовольство Люмин. — Ну, подруга, я не виноват, что ты чуть меня не убила. Напугать тебя не хотел, пардон.
Меч путешественницы тоже растаял в воздухе. Девушка отвернулась к гавани и снова уселась, скрестив ноги, как восточные статуи божеств.
— Ты как меня нашёл?
Чайльд рассмеялся.
— Если ты хотела, чтобы тебя не нашли, стоило сидеть на крыше Нефритового дворца. А здесь тебя видно из банка северного королевства.
Люмин невольно обернулась: и вправду, крыша врат на одном уровне с террасой банка, от дверей которого отлично просматривается её уголок минутного спокойствия. Девушка вздохнула.
— Не кипятись, подруга, — примирительно произнёс Тарталья. — Я правда не имел в виду ничего дурного. Заметил тебя — дай, думаю, поздороваюсь хоть. А то мы и впрямь давно не виделись.
— Ладно, — неохотно буркнула Люмин. — И ты меня прости.
Парень уселся рядом с ней и свесил ноги с края крыши.
— Ну, вот и хорошо. Не возражаешь против моей компании?
Путешественница покачала головой.
— Редко можно застать тебя в одиночестве…
— Паймон внизу, в шатре «Синьюэ»… Дремлет. Её очень хорошо накормили, — улыбнулась Люмин. — Компания наша по большей части уже разошлась, но кое-кто остался — и Паймон там же. Она в надёжных руках, не стоит беспокоиться.
Чайльд по-доброму усмехнулся.
— Она у тебя как младший ребёнок в семье… Наестся и заснёт, а родители потом думают, как быть…
Люмин искоса взглянула на Тарталью: на его лице теплела призрачная улыбка, он смотрел вдаль и, должно быть, вспоминал свою семью из далёкой Снежной.
Оба замолчали, и каждый думал о чём-то своём. Взор путешественницы блуждал по гавани Ли Юэ — она вспоминала день, когда впервые вступила на эту землю. Тогда ей ещё очень многое предстояло пережить, увидеть, узнать — да чего греха таить, и сейчас перед ней открывается долгий и тернистый путь дальше. Но в то время этот путь казался ей более простым: может быть, она просто не видела его масштабов. Тогда же в городе Гео Архонта судьба свела её с одиннадцатым Предвестником Фатуи, Чайльдом, или Тартальей. И теперь, когда он сидит на крыше по соседству с ней на этом празднике Морских Фонарей, Люмин кажется, что всё это было тысячу лет назад.
Хотя, сколько бы времени ни прошло, в памяти всё живо, точно это было вчера.
— Слушай, я давно хотел узнать… — Тарталья первым нарушил молчание. — Как продвигается поиск твоего брата? Есть успехи?
Путешественница перевела взгляд на небо, забрызганное светом бумажных фонарей.
— Как сказать… Мне довелось увидеть его пару раз. А так, честно скажу, не представляю себе, где он сейчас…
— У меня на родине есть поговорка: «Кто ищет, тот всегда найдёт». Однажды, — он сделал паузу, — ты найдёшь его. Я уверен. Быть такого не может, чтобы вы в итоге не встретились. И тогда вы сможете покинуть Тейват и отправиться дальше путешествовать по другим мирам.
Последняя фраза неприятно кольнула в сердце. Люмин снова посмотрела на Тарталью и обнаружила, что тот сделался абсолютно серьёзным.
— А откуда ты знаешь, что я путешествовала по мирам?
— Я Предвестник Фатуи, — Чайльд развёл руками. — У нас свои источники. Всё-таки мы можем что-то узнать, если захотим.
В голову Люмин пришла мысль, что она всё равно не видит в Тарталье врага, хотя тот и принадлежит к враждебной ей организации. Она вдруг почувствовала в парне какую-то тоску, в воздухе появился запах недосказанности.
— Эй, Чайльд… Ты ведь не просто так спросил… Да?
Тот рассеянно пожал плечами, словно и сам не знал, зачем начал этот разговор.
— По большей части просто из интереса. Как-никак это твоя первоначальная цель…
Люмин терпеливо дожидалась продолжения его слов.
— А вообще я некоторое время назад о тебе вспоминал, думал о том, что однажды ты покинешь Тейват навсегда… Это закономерно, так и должно быть. И всё же жаль…
Девушка потупилась, словно её мучила совесть за только что услышанное.
— Хочешь сказать, что будешь скучать, да…?
— Ха-ха, ну ты скажешь тоже! — Чайльд, видимо хотел отшутиться, но встретился взглядом с Люмин и быстро посерьёзнел. — Ха… Да, буду скучать, пожалуй. Странно будет сознавать, что тебя уже нельзя отыскать, как ни старайся, потому что ты там, куда никто из жителей Тейвата ступить не может… А ещё странно будет до конца жизни так и не услышать никакой весточки от тебя…
Люмин показалось, что кто-то вонзил ей нож в сердце, пробив его насквозь: иначе трудно было объяснить, почему в грудной клетке вместо сердца пульсировала жгучая, едкая, тупая боль. Вслух девушке удалось только сморозить откровенную глупость:
— Не знала, что ты такой… Романтик…
— Я? Романтик? Это реальность, Люмин. Когда ты покинешь Тейват, всё время, которое ты здесь провела, и люди, с которыми ты познакомилась, покажутся тебе далёкой звёздной пылью. В бесконечном странствии по другим мирам Тейват превратится в одно смутное воспоминание. Что до местных… Я не могу гарантировать даже то, что этот мир не забудет тебя моментально, как только ты его покинешь. Но даже если нет… Люди смертны, и постепенно исчезнут почти все, кто тебя помнит. Может быть, ты останешься в памяти нескольких бессмертных, но… Я не из их числа.
Люмин всегда старалась не думать о том, что так ясно излагал сейчас Тарталья. Занятая за сотнями поручений, которые, ясное дело, нельзя было поручить никому, кроме неё, помогающая каждому встречному, идущая из одного региона в другой, путешественница избегала мыслей о том, что будет, когда она наконец встретится с Итэром. Ей вдруг стало очень страшно: что, если даже то, что она созерцает своими глазами, всего лишь обман? Что, если Тарталья исчезнет в воздухе прямо перед ней, испарится, как его водяной клинок?
Будучи не в силах подавить этот страх, Люмин резко дёрнулась в сторону Чайльда, прижалась к его плечу, обхватила его руку, просто чтобы почувствовать, что он реален, что он не снится ей.
— Эй, ты чего?
Девушка только крепче прижала к себе его руку.
— Я настоящий, — усмехнулся Тарталья, словно он прочитал её мысли. — Эх ты…
Предвестник Фатуи высвободил из хватки путешественницы руку и обнял её, прижав к себе.
— Я не знаю… — прошептала Люмин. — Я правда не знаю, смогла бы ли я…
Она слышала, как бьётся сердце Тартальи, и с трудом верила, что она действительно может находиться так близко к нему.
— Мне кажется, я выбрал отвратительную тему для разговора, — тяжело вздохнул Чайльд. — Знаешь, Люмин… Не думай об этом сейчас. Когда время придёт, решение этого вопроса дастся тебе гораздо проще, чем если бы тебе нужно было сделать выбор уже сейчас.
— Но если бы мне надо было что-то тебе ответить сейчас, я бы сказала, что хочу остаться в Тейвате навсегда, — впервые за последние несколько минут голос Люмин прозвучал твёрдо. — С тобой.
— Много чести для ничем не примечательного парня из Снежной, — шутливо парировал Тарталья.
Но путешественница слышала, с какой частотой забилось сердце Тартальи — это выдало его с головой. Люмин легонько толкнула его локтем в бок.
— Неужели я могу считать это официальным признанием? — вкрадчиво спросил Чайльд, окончательно развеселившись. — М-м?
— Слушай, ты! — рассмеялась Люмин. — Наглец!
— Я пошутил! Пошутил! — Тарталья тут же поднял руки, как бы показывая, что беззащитен.
Путешественница решила не мучить «ничем не примечательного парня из Снежной», потому что понимала: он силится прощупать почву в том, о чём он никогда не решился бы спросить напрямую. Просто Тарталья привык не показывать своих слабостей, какими бы они ни были, — а привязанность к ней Фатуи явно не посчитают его сильной стороной. Люмин наконец поняла и почему Чайльд зашёл поздороваться, и почему он спросил об Итэре: беспокоился он, конечно, не столько о брате Люмин, сколько о ней самой.
Но вслух она сказала другое, стараясь звучать как можно более беззаботно:
— У нас что, не найдётся сегодня менее серьёзной темы?
— Отчего же нет, найдётся, — парень как будто всю жизнь готовился к этому вопросу, долго репетировал свой ответ. — Хочешь запустить фонари?
Люмин опешила: смена темы, о которой она сама попросила, произошла слишком внезапно.
— Что?
— Я спросил: фонари запустить хочешь? Спустимся на пристань и возьмём две штучки, запустим в небо… Ну, там… Желания загадаем. Хочешь?
Уже который год подряд девушка присутствовала на празднике Морских Фонарей, и чего она только не успела сделать за это время! И всё же каждый раз она наблюдала праздничный фейерверк и море фонарей со стороны, а вот сама в воздух не запустила ни одного фонаря.
— А давай, — легко согласилась она.
Они в считанные секунды спустились на торговую площадь Фэйюнь: людям, для которых сражения были частью ежедневной рутины, это не составило труда. Золотое море света ласково обняло их и скрыло в своей пучине: Люмин и Тарталья сошли по большой лестнице вниз, в гавань, где в преддверии праздничного фейерверка людей собиралось всё больше и больше.
— Я мигом, — голос Тартальи тонул в общем гаме. — Жди меня здесь!
Он нырнул в толпу, и даже его высокая рыжая макушка скоро скрылась из виду. Девушка пробилась сквозь толпу к краю пристани, чтобы увидеть море вблизи.
Свет. Если бы праздник Морских Фонарей надо было описать одним словом, это наверняка было бы слово «свет». Некоторые люди уже выпустили свои фонари в небо; на спокойной водной глади покачивались светильники в виде цветов лотоса; в самой гавани кругом гирлянды и праздничные украшения. Люмин присела на корточки у воды, понаблюдала за тем, как колышется её отражение на морской поверхности.
— Люмин! Люми-ин!
Тарталья вынырнул из толпы, держа в руках два горящих фонаря.
— Вот ты где. Держи.
В руках девушки оказался самый значимый символ праздника, с которым по неизвестной причине она раньше не связывалась. Но вот бумажный фонарь послушно покоится в её руках, и в груди появляется забытое чувство детского, наивного восторга, предвкушение маленького чуда.
— Выйдем на причал? — предложил Тарталья. — Вон там людей поменьше.
— Ага.
Они пробились к деревянному причалу сквозь толщу людей. Уже когда они оказались на деревянных мостках, Чайльд заговорил: здесь разговаривать было гораздо комфортнее.
— Кстати, хотел спросить… Ты не возражаешь, что я внезапно начал называть тебя по имени?
— Разве есть разница? — добродушно отозвалась путешественница.
— Ну, не знаю… Вдруг тебе какое-то другое обращение больше нравится. Просто у тебя красивое имя, в тему праздника пришлось.
Люмин улыбнулась.
— Называй по имени, если хочешь. Я не против.
Они дошли до самого края причала.
— Тогда зови меня Аяксом, — веско произнёс Тарталья.
— А это…?
— Моё настоящее имя. Всё остальное — титулы и прозвища. И вообще называют меня очень по-разному, но близкие люди обычно используют для этого настоящее имя. Тебе я тоже… разрешаю.
Люмин чудом сдержалась, чтобы не спросить, скопировав его интонацию: «Могу ли я считать это официальным признанием?» — но ей совсем не хотелось говорить об этом сейчас. Всё было настолько просто и понятно, что не требовалось даже уточнять. Девушка кивнула.
— Как скажешь,
Аякс.
Тарталья захохотал.
— Ты так серьёзно это сказала, будто я заключил сделку с дьяволом!
— Теперь я знаю твоё истинное имя, — Люмин театрально сдвинула брови и заговорила низким, зловещим голосом, — и твоя душа будет принадлежать мне! Ха-ха-ха!
— О нет! — столь же картинно взвыл Чайльд. — Мировое зло подкупило меня своей красотой! Что же мне теперь делать?
— Сразись со мной, чтобы доказать твою силу, о смертный!
Аякс словно споткнулся о что-то невидимое и удивлённо посмотрел на Люмин. Лицо его просияло.
— Что, правда?
— Ха-ха, ну, если хочешь. Но у мирового зла очень плотный график…
— С ума сойти, вот это праздник, — Чайльд почесал затылок, держа бумажный фонарь в одной руке. — Я начинаю понимать, почему местным он так нравится. Смотри, я даже загадать желание не успел, а оно уже сбылось!
— Ты правда стал бы загадывать что-то такое? — путешественница перевела взгляд на фонарь в своих руках. — Ты же можешь просто попросить меня сразиться.
— Ну да, — парень пожал плечами. — А ты, кстати, знаешь, что о загаданном желании нельзя никому рассказывать, пока не исполнилось? Так что я бы не стал отчитываться, что я загадал. И тебе не советую.
Молчание. За их спинами — праздничная музыка и шум публики, собиравшейся на предстоящий фейерверк.
— Ты уже придумал, что загадаешь? — робко спросила Люмин.
— М-м… Да, придумал. А ты?
— Я тоже. Можно уже… запускать, да?
— Давай насчёт три — вместе. Раз…
«Я хочу, чтобы Люмин была счастлива. Если счастье ей принесёт встреча с братом, пусть будет так. Не имеет значения, какой путь её ждёт: я прошу лишь о том, чтобы этот путь сделал её счастливой»
— Два…
«Я хочу вернуться на праздник Морских Фонарей через год, чтобы запустить бумажные фонари вместе с Аяксом и загадать в точности такое же желание снова»
— Три!
Два сияющих бумажных фонаря одновременно взлетели в небо, кружась в потоках ночного воздуха и поднимаясь всё выше и выше. Люмин и Тарталья долго молча провожали их взглядом. А фонари скоро затерялись на праздничном небосводе, испещрённом сотнями таких же золотых точек, уменьшились до размера звёздной пыли и скрылись из вида навсегда.
