Веточка гипсофилы

Не знаю, в какой момент всё это началось. Может, когда завтраки стали безвкусны, может, когда чужая пара обуви стала реже появляться на пороге, или, когда собственные руки коснулись чужого тела… но чувства пропали, как и привязанность, как и зависимость. Лишь серые пятничные вечера и заметка в телефоне заставляют вспомнить о встрече, от которой ком в горле опускается вниз живота, будоража сонных бабочек.  Кадзуха, прислонившись к стене гостиницы, держал меж пальцев уже тлеющую сигарету. Оглядываясь вокруг, он замечал лишь серые стеклянные здания, в окнах которых постепенно переставал гореть свет, тусклые фонари, которые не мешало бы промыть какими-нибудь химикатами, желательно, чтобы они растворили эти бесполезные сооружения подчистую.  «Не на что смотреть в этом унылом месте.» — безудержно мелькали мысли в голове. Все безвкусно, отчуждённо.  Взгляд переключился на дорогие наручные часы. Ожидание томило, изматывало.  — Каэдэхара, извини за опоздание. Из подъехавшего такси вышел парень в чёрной водолазке, заправленной в тёмные брюки. Туфли отдавались эхом, отскакивающим от мокрой плитки асфальта. Плечи Скарамуччи были расслаблены и наклонены вперёд, что выдавало в нём накопившийся ком усталости.  Пальцы выронили сигарету, и рука потянулась для лёгкого пожатия.  — Ничего страшного, я сам недавно пришёл.  Медленной походкой парни направились во внутрь гостиницы. Атмосфера в ней кардинально отличалась от той, что царила на улице. Светлые стены и пол, уложенные кафелем, мягкие кремовые диванчики, лёгкая музыка заставляли отручиться от ненужных мыслей. Приторно улыбающийся администратор вежливо вручил Скарамучче, на чьё имя был зарезервирован номер, ключ-карту. Холл, лифт, длинный коридор, и партнёры, сняв обувь, усаживаются на кресла, стоящие через столик. Небольшой гостиничный номер, на девятнадцатом этаже, освещался лишь электрическими свечками по разным углам и приглушенным светом луны из под занавесок.  Только здесь их ничто не потревожит. Только в этой атмосфере они забывают о всех нормах и рамках.  — О боже, меня эта работа до белого каления доводит. Как можно было отправить отчёт о закупках, неправильно написав названия марок? Мои миньоны в понедельник по пятое число получат. — Монолог был окончен большим глотком красного полусухого вина, которое парню любезно налил Кадзуха.  — Это ещё ни что. У меня в отделе завал дедлайна. Снова. Если мне хоть ещё одна душа свыше скажет об этом, я честно напишу увольнительную. — С тяжёлым вздохом он отправил галстук в свободный полёт, а манжеты и верхняя пуговица рубашки расстегнул. Часы были аккуратно убраны на подоконник.  — Хватит о работе, тошно вспоминать. Кстати, у тебя новые брюки?  — И как ты только обращаешь внимание на такие мелочи? — Уголки губ немного приподнялись, приятно, что его персона всё ещё имеет значение для парня напротив. — У тех, которые я обычно ношу, отошёл нижний край, пришлось сдать в ателье. А эти тебе не по вкусу?  — Моё первое образование дизайнера даёт свои плоды, — хмыкнул брюнет. — Те мне нравились больше. — Скарамучча решил оставить эту фразу без конкретизации. Не мог же он прямо сказать, что его уносит от взгляда на облегающую ткань бёдер.  — А как у тебя на личном фронте? — Вопрос был явно отправлен с издёвкой, но относится она и к адресанту тоже.  — Если бы он был, то я бы здесь не находился, — улыбка сошла на нет, но в глазах появилась немая искорка, — а так, моя верная злая подстилка находится напротив меня. — Кадзуха знает, что эта фраза никак не заденет брюнета, наоборот, лишь подогреет желание преступить к апогеи вечера.  — Эта верная злая подстилка сегодня в плохом расположении духа, и она бы очень хотела, что бы юноша в облике ангела следил за своим грязным языком. — Всё, чего ждёт Скарамучча — это заветной фразы, которая развяжет его руки подчистую. Той, которая сломит грань субординации и вытеснит все грязные мысли наружу.  — И что же сделает эта подстилка, что бы я заткнулся?  Скарамучча медленно нагнулся над столиком, отодвинул пустые бокалы и с напором впился в губы напротив. Он покусывал сахарные уста, сминая их, пока язык не прошёл глубже. Сладкий привкус вина и терпких сигарет, которые брюнет терпеть не может, заставляет разум пьянеть похлеще, чем самый крепкий алкоголь в мире. Руки выправили рубашку из-под брюк и улеглись на подтянутые бока.  Кадзуха разорвал мокрый поцелуй и с тяжестью выдохнул, практически ложась на кресле.  — Скарамучча, убери колено от моей промежности, пожалуйста. Это может плохо кончиться для моего нижнего белья.  — В чём собственно проблема? Сними. Или тебе с этим помочь? — не дожидаясь ответа, брюнет скатился на пол и уселся между ног Кадзухи, не давая их свести. Он подцепил собачку зубами и рывком дёрнул вниз, та расстегнулась с характерным звуком. Пальцы пробрались под кромку трусов и надавили на головку. — Кадзуха, ты уже влажный. Что же тебя так завело? Поцелуи с поглаживаниями? Стареешь.  — Блять, помолчи, ради бога. — Он и сам не понимает, что с ним. Но терпеть просто нереально, слишком чувствительный, слишком горячий.  — Я атеист, если ты забыл, но так уж и быть, выполню твою маленькую просьбу, — ехидная улыбка отразилась на лице Скарамуччи.  Штаны с бельём полетели вниз, а член сразу же накрыли мокрым поцелуем, который прошёлся вдоль органа, смазывая всю длину слюной. Кадзуха проронил еле слышимый стон, когда головка была полностью во власти губ. Скарамучча давил языком на уретру, попутно заглатывая член всё глубже и глубже. Он приподнялся и опёрся руками о колени, наращивая темп толчков.  — Чуть ниже, блять… Хлюпы и вздохи разносились по всей комнате, но первый громкий стон оглушил лишь после того, как скарамучча, в помощь рту, стал перекатывать яички между пальцев. Воздух становился тяжелее и рука опустилась на затылок, ускоряя темп. Кадзухе горячо, жарко. Его пальцы на ногах сгибаются до хруста, а бёдра рефлекторно поднимаются, лишь бы не уходить от горячего рта. — Скара, сильнее, я сейчас…  Брюнет, наперекор руке, резко опустился до основания, вцепился в мягкие бёдра и провёл языком по вздутой вене. Последний протяжный стон был сравним с криком, после последовали тяжёлые выдохи и характерные хлюпы, оповещающие о том, что Скарамучча отстранился и выплюнул сперму в пустой бокал. — Хэй, Кадзуха, захочешь попробовать, бокал неподалёку. — Я откажусь, мерзость. — Кадзуха старался выровнять дыхание, капелька пота стекала по виску. Блондин подятнул Скарамуччу на себя, сажая на подрагивающее колени, и увёл того в протяжный поцелуй. Он был медленный и ласковый, совсем не сравнимый с первым. — Тц, из бокала не нравиться, а из меня в самый раз значит. — Скарамучча красный и растрёпанный. Водолазка задралась, а из под штанов виднелся небольшой бугор, который уже не мог стесняться тканью. Этот вид заставлял бабочек снова стянуться к низу живота, отдаваясь приятными ощущениями.  — Получаеться, хотели заткнуть меня, а по итогу я лишь наслаждаюсь прекрасными видами. Что-то не так в твоём плане.  — Герой, получивший отсос, Вы не хотите переместиться на более удобную поверхность?  — С радостью. — Кадзуха подхватил брюнета под бёдра и понёс того к кровати, опрокидывая на неё. Бугорок под штанами стал более заметным. Не сбавляя темп, блондин начал ещё один поцелуй, стягивая носки и штаны с брюнета. Водолазка была задрана к горлу, а на ключицы и соски напал град покусываний, граничащих с засосами. Руки оглаживали впалый животик и медленно спускались к области паха, касаясь везде, но только не там.  — Кадзуха, стой! — Что случи… — договорить ему не дали. Позиция резко поменялась, а наспех снятая водолазка сковала не сильным узлом запястья.  — Я ведь обещал тебя заткнуть. Держу слово.  Кадзухе было нечего возразить, но он и не собирался. Скарамучча аккуратно расстегнул рубашку, взирая на полностью оголённого блондина. Взгляд цеплялся за чуть выпирающие рёбра, маленький пупочек, аккуратную талию. Руки поглаживали бока, вызывая неконтролируемую дрожь, а язык упал в ямочку между ключицами, спускаясь до пупка, который был обрамлён по кругу слюной. К языку добавились зубы, они прошлись по набухшим соскам, которые сразу же зацеловали, извиняясь. Не останавливаясь, Скарамучча добрался до плеч, ключиц, шеи. Эти части тела усыпались засосами, которые будут сходить по меньшей мере до следующей встречи. Следующей…  Эти игры в любовь точно кого-нибудь из них доведут. Они разошлись сухо, без сожалений. Но эти встречи заставляют сердца биться сильнее. Вынуждают вспоминать недоступную им за пределами гостиничного номера нежность. Сожалеть об этом парни будут потом, когда первая сигарета угомонит дрожащие сердце. Всегда так. Но только не в разгар вечера.  — Ты медленней черепахи, как я тут заткнусь. Мгф! Палец провёл несколько кругов по колечку мышц и неожиданно вошёл. В глазах Кадзухи читалась удивление, что порадовало брюнета, так как эффекты неожиданности всегда вызывали интересные реакции в разных ситуациях и у разных людей, за чем он любил наблюдать. Холодная смазка сильно контрастировала с жаром тела, возбуждая до предела. Скарамучча двигался из стороны в сторону, пропуская второй. Все ощущения смешались в один клубок. Снизу лёгкая боль, а сверху соски краснели от покусываний с поцелуями. Невероятное, но неимоверно приятное сочитание. Как только вошёл третий палец, губы слились, стараясь скрыть колики внизу до одного момента. Пальцы с нажатием согнулись и проехались по простате. Громкое мычание разлетелось по всей комнате. Скучающая кисть другой руки гуляла по выгибающемуся прочь позвоночнику. С наращиванием темпа и точности попадания, выдохи и скулёж увеличивались в прогрессии, пока нога блондина не оттолкнула от себя брюнета. — Всё, хватит! Боже, просто войди в меня наконец-то, что за пытки у тебя сегодня. — Кадзуха кинул в брюнета презерватив, который выпал из его брюк.  — Кто-то сегодня просто чертовски возбуждён и горяч. Ты ничего не употреблял случаем? — Скарамучча склонился над любовником и коснулся рукой лба. — Кадзуха, у тебя похоже температура, ты нормально себя чувствуешь?  — Я буду себя чувствовать хуже, если ты не перестанешь отвлекаться.  «С другой стороны, это ведь его тело, почему я продолжаю беспокоиться о нём. Это всё так смехотворно ласково…» — Я тебя понял.  Скарамучча выпрямился и, приподняв бёдра Кадзухи, медленно вошёл с лёгким выдохом. До боли стоящий член ликовал от мыслей о скорой разрядке. Первый толчок, будто бы на пробу, вогнал всю длину до основания, задевая простату, из-за чего Кадзуха выгнулся, хватаясь руками за одеяло. Второй, третий, четвёртый… темп Скарамучча разогнал не шуточный. Он, ни на что не отвлекался, старался добиться долгожданного облегчения. Кадзуха сминал простыни, выгибался, пытался скрывать стоны, но тщетно.  — Коснись меня, прошу! — Сквозь хныканье, запинаясь, выдавил нижний.  Одна рука закинула ногу на плечо и опустилась на член блондина, который находился в полном экстазе. О слюне на подбородке, о стекающих слезах, об огненно-красных щеках, глаз и носике можно будет позаботиться позже. Все эти неудобства абсолютно не заметны в то время, как живот скручивает от удовольствия. Пара движений рукой и Кадзуха излился не то, что со стоном, скорее с хриплым выдохом. Скарамучча не остановился, дожидаясь своей разрядки, продлевая оргазм нижнего. Каэдэхара чуть прийдя в себя, приподнялся и завлёк брюнета в поцелуй, распутывая руки из водолазки и опуская на бока, поддаваясь толчкам на встречу. Скарамучча кончил жадно и обильно. Выйдя, он завязал презерватив и кинул его на тумбочку, поднимаясь с кровати.  — Ты уже уходишь? — немного грустно, что неожиданно даже для себя, выдавил Кадзуха.  — Конечно, что мне ещё остаётся? — Скарамучча подцепил трусы и направился в сторону ванной.  — Как хочешь, но ты, кстати, своей цели добился, я ещё денёк точно хрипеть буду,— прыснул блондин. Всё это так грустно, больно и сложно. Ничего между ними не закончилось, ни привязанность, ни нежность. Не ведут себя так секс-партнёры даже в самых тугих драмах.  «Глупый ты Кадзуха, только и цепляешься за него. Надо прекращать это всё…» — думал блондин, поправляя постель и ложась на подушку.  Неожиданно Скарамучча вернулся в комнату, в трусах, но абсолютно сухой, ни намёка на душ. В руках у него два полотенца. — Что ты делаешь? — Эта ситуации действительно поставила мысли в тупик.  Ничего не ответив, Скарамучча наложил одно пропитанное холодной водой полотенце Кадзухе на лоб, вторым обтёр его лицо, вытер сперму со смазкой и накрыл одеялом.  — Отдыхай.  На этот раз брюнет действительно ушёл в душ. Блондин настолько расслабился, что все мысли вышли из головы. Он не заметил, как компресс сменился на новый… не один раз. Так же не обратил внимание, как кровать рядом прогнулась и поверх груди улеглась рука.  Утреннее солнце чуть выглянуло из-за горизонта, первыми лучами освещая номер. Голубое небо, с томно плывущими облаками, предвещало хорошую погоду на предстоящий день. Стеклянные здания поглощали свет, становясь фонариками. Гул машин, непонятно куда спешащих людей, не доходил до приоткрытого окна девятнадцатого этажа. Солнечные зайчики отражались от гладких поверхностей, пробуждая тихонько сопящую пару. Первым глаза открыл Кадзуха. Приятные покалывания после бурной ночи расползались по всему телу, давая мышцам долгожданное расслабление после трудовой недели. Но нетипичная тяжесть под боком немного настораживала. Повернув голову, он увидел у себя на руке мирно спящего брюнета. Его слегка влажные волосы сильно растрепались и щекотали расцелованные ключицы. Ноги были сплетены, и рука огибала живот блондина. Кадзуха невесомо коснулся мило сморщенного носика. Такого наглого вторжения в сон не потерпит ни один человек. Скарамучча открыл глаза и с толикой неверия бросил взгляд на парня.  — Доброе утро, — сонным, охрипшим голосом проговорил блондин. — Да, доброе. — Рука выползла из-под одеяла и накрыла чужой лоб. — Ну хоть температура спала. Ты хоть о себе думаешь? Зачем припёрся, раз заболел?  — Спасибо тебе. Я сам не осознавал, просто голова слегка кружилась. Думаю, это из-за переутомления.  — Ясно. Кадзуха, иди в душ. Я закажу завтрак в номер, а после нам надо будет поговорить.  Будоражащая волна прошлась от головы до пят. Кадзуха поднялся и, подняв рубашку с пола, прикрываясь, побежал в душ. В глубине души он понимал, что должен был настать день, когда они расставят все точки в их взаимоотношениях. Что те трепет и нежность возникают не на пустом месте. Но страх пронизывал от неизвестности. Чего же захочет брюнет: разорвать их связь или вернуть потерянную старую? Разойтись после десятка лет знакомства и стать чужими. Или взглянуть правде в глаза, осознав, что друг без друга они не смогут дышать.  Эти мысли полностью затмили разум во время душа и вот, он стоит с капающими волосами в махровом халате перед столиком, кой не скоро забудет наглую пару, осквернившую его честь. Присев на кресло, он медленно начал поедать овсяную кашу с фруктами, бросая выжидающий взгляд на брюнета, который, к слову, надел лишь брюки, из-за чего все алые засосы на шее, груди и ключицах переманивали внимание глаз.  — Кадзуха, кхм… — брюнет нервно начал говорить вполголоса. — Знаешь, наши с тобой отношения закончились сложно. Измены, ночёвки в библиотеках, клубах просто непростительны для принадлежащих нам натур. Работа, учёба… мы оба были на нервах, нам обоим было тяжело морально поддерживать связь с друг другом. Долго рассуждая, я понял, что скандалы, крики, слёзы — всё было вызвано тем, что хоть мы и хотели быть вместе, но были не готовы.  — Каэдэхара бесшумно кивнул, будто бы соглашаясь, но на деле переваривал слова. — Блять, я… мне тяжело подбирать слова, но каждая наша встреча заставляет моё сердце трепетать, и каждое расставание отзывается болью. Сейчас, как я полагаю, мы нашли себя в жизни. У нас стабильная работа, ежедневная рутина, которой не хватает близкого человека, кой скрасит однотонные будни. — По щекам потекли слёзы. Тяжело вот так брать и проговорить в слух все переживания и мысли, копившиеся не один год. Кадзуха, с замершей в воздухе ложкой, смотрел в глаза полные печали и надежды. — Так вот… ты не хочешь попробовать всё с начала? Всё, включая: конфетно-цветочный период, внеплановые ночёвки, обнимавшки при встречах и робкие поцелую при прощаниях.  — Скар… я тоже хочу тебе кое-что сказать. Ты уже произнёс то, что было и у меня на сердце. Кхм, я люблю тебя. Очень люблю. Хоть и долго сердился, но не переставал любить. Эти чувства меня резали. Я пытался от них уйти, но всегда соглашался на встречу. — Собственные глаза намокли, но сердце пыталось вырваться наружу от осознания, что чувства взаимны, и он может больше не бояться последствий душераздирающих встреч. — Так что, я согласен начать всё с той точки, с которой тебе нравится, — Кадзуха обошёл столик и крепко обнял Скарамуччу. Большой палец утёр слёзы с милого личика, а губы робким прикосновением тронули чужие.  — Я очень рад, Кадзу. Спасибо тебе за любовь.  — Глупый ты, надо было давно об этом поговорить.  — Мгм… я тоже тебя люблю. Кадзуха сидел на коленях брюнета и нежно перебирал лохматые прядки волос. Солнце совсем уже поднялось, наблюдая за парой, приобретшей потерянное счастье.