Клин клином вышибает

Первое, о чем думает Чонин, просыпаясь — хочется сдохнуть. Не сказать, что сегодняшняя мысль чем-то отличается от предыдущих дней. Скорее это некое перманентное чувство в течение последнего полугода, справиться с которым всё никак не получается. Работа, хреновые отношения, снова работа, бывший, отношения, приобретающие также статус бывших, опять работа, работа, работа, подорванное здоровье и психика и ещё щепотка работы ко всему этому дерьму, пока все его нормальные коллеги в счастливых летних отпусках. Пожалуй, в последнее время дерьма в жизни Чонина было слишком много. Хотелось бы вообще без него, но, кажется, жизнь так не работает. Он, конечно, не уверен, но такое дурацкое ощущение складывается. Именно поэтому вчера он решил утопить всё это дерьмо в огромном количестве алкоголя. И плевать, что воскресенье, плевать, что на работу в семь утра вставать. А вот сейчас совсем не плевать. Голова раскалывается от не затыкающегося будильника, который по-хорошему запустить бы в стену, чтобы замолк навеки. Максимум же хватает сил только дотянуться до него и с третьего раза отключить. Тишина вакуумом давит на уши. Чонин считает, что это самое приятное ощущение, которое может только сейчас быть. На работу не хочется от слова совсем, даже сильнее, чем не хочется этого обычно. Уставившись в потолок, Чонин не отрываясь смотрит в него пять, десять, а затем и пятнадцать минут. Время всё утекает, а желание куда-то идти всё ещё не возникает. Хотя странно было бы на это надеяться, но всё же. А вот головная боль никуда не уходит, напоминая о себе пульсацией в висках. — Алло, — не придумав ничего лучше, он дотягивается до телефона, чтобы сделать спасительный звонок. — Хён, спаси меня. — Я не повезу тебе таблетки от похмелья. — Я не об этом. Прикрой меня перед начальством. Скажи, что я заболел. Или, может, что меня сбил поезд, вариант точно пойдет. По крайней мере перееханным поездом я себя точно ощущаю, — в ответ не следует ничего. Ни колкой шутки, ни посыла в пешее эротическое, ни даже простого согласия. А на Чана это не сильно похоже. — Эй, алло? Меня слышно? — Я даже не знаю, расстроит ли тебя это или обрадует… — О чем ты? — меж бровей Чонина появляется тонкая морщинка. Голова неприятно на это отзывается. — Ты вчера где-то в восемь вечера влетел в офис с бутылкой джина наперевес и орал, что… кхм… Мне точно продолжать? — Не уверен, но я должен ведь знать, какое дерьмо мне ещё подвалила жизнь. — В общем, ты орал, что в рот ебал ты эту работу и такое начальство, которое нихуя не делает, а потом получает премии в кругленькую сумму за работу, к которой они даже не притронулись, пока ты корячишься за гроши. Чонин давится воздухом и мысленно отвешивает себе подзатыльник. Придурок. — Дальше ты добавил, что ты на хую вертел такую работу и что ты увольняешься. Да нет, он не придурок, он полный дебил! — И закончил ты это всё тем, что попросил меня заказать билеты на, цитирую, «твою ебучую родину», сказав, что, возможно, хоть там ты отдохнешь от мерзких рож людей и окажешься словно на необитаемом острове, где тебя никто не будет доебывать. — Бляяять! — и в этот момент Чонин понимает, что вчера он просто пробил дно идиотизма и невезучести, которое только мог. Это ж надо было так проебаться. — Я, конечно, не хотел идти на работу, но не так… — Как уж есть. Кстати, у тебя билет на шесть вечера. — Билет? — непонимающе. — В Австралию. Я даже договорился со своим другом оттуда. Он тебя встретит в аэропорту Сиднея. Зовут Феликс. — Бляяять! Хён, ты серьезно? — Ага, — в разговор вклинивается хруст печенек, до которых, видимо, Чан успел дотянуться. — Тебе уже давно пора развеяться. Пусть получилось по-тупому всё, но считаю, что это хороший повод сменить обстановку и отдохнуть. А по поводу работы решать будешь позже. — Думаешь? — Угу, — на фоне звучит тихое: «Вот блин!» и «Доброе утро начальник Ким». — В общем, так, — шепотом, — отсыпайся, отмывайся и дуй в аэропорт. Со всем остальным Феликс тебе там поможет. Мне пора. И уже вечером, сидя в самолете и наблюдая за уходящим за горизонт солнцем, Чонин думает, что, возможно, это действительно хороший вариант разорвать весь этот порочный круг и вырваться из череды неудач и серых будней. Уехать туда, где ты никого не знаешь и просто позволить себе ни о чем не думать впервые с самого выпуска из колледжа. — Дамы и господа! Мы рады приветствовать вас на борту нашего самолета, — бортпроводники начинают инструктаж перед взлетом. Чонин переводит телефон в режим полета, отбрасывая последние сомнения и тревоги.

///

— Привет! Ты же Чонин, верно? — Чонин осоловело моргает, смотря на парня перед собой. Может он переспал за 10 часов полета? Как у парня с таким милым лицом может быть такой голос? — Феликс? — Он самый, — парень задорно улыбается и кажется ещё более милым. Хотя казалось бы, куда уж ещё-то. — Приятно познакомиться. Весь багаж забрал? — Чонин оглядывается на свой чемодан, словно и правда проверяет, и утвердительно кивает. — Отлично, тогда поехали. Тебя уже все ждут. — В смысле ждут? Кто? — нет, Чонин определенно не выспался. — А! У меня дом свой, от родителей достался. Но на одного он слишком большой, так что со мной живут ещё несколько ребят, — Феликс ведет свой непринужденный рассказ, пока они направляются на стоянку аэропорта. — Они тоже корейцы, так что не стоит волноваться. Кстати, если удобнее, то можешь звать меня Ёнбок. В общем, кто остался здесь после учебы по обмену, кто просто решил что-то изменить в жизни и переехать. У всех истории разные. Они сами тебе расскажут. Твой приезд ждали с воодушевлением, всё же новое лицо в доме — это всегда волнительно и привносит некий приятный хаос. И мы с Минхо, в конце концов, смогли заставить их сделать генеральную уборку в комнатах, за что тебе отдельное спасибо. — Эээ… не за что?.. — у Чонина от объема информации идет кругом голова. Он чувствует себя немного неловко, но Феликс не дает ему погрузится в это ощущение с головой, заваливая историями одна за другой, пока машина везет их куда-то вдаль от аэропорта. — И что это за… — тут же выдает Феликс, стоит только им зайти в дом. Последнее слово, сказанное на английском, Чонин разобрать не может, но матерный посыл чувствуется даже по одной лишь интонации. — Ооо, Феликс вернулся! — голоса звучат вразнобой, парню салютуют бутылками с пивом. — И в честь чего бухаем? — Как в честь чего? В честь приезда гостя! — Ага, а наличие гостя в доме для того, чтобы бухнуть, совсем не обязательно, я так понимаю, да? — Я вас предупреждал о пиздюлях от Ёнбока, — неожиданно тихо звучит из кресла, где сидит парень, в руках которого вместо бутылки красуется книга. На какой-то момент в комнате воцаряется тишина, а затем все пятеро начинают громко ржать. Чонин непонимающе выгибает бровь. — Сынмин, ты такой милый, когда материшься. — Иди нахуй, Джисон, — ещё тише, что фраза почти теряется за гомоном голосов. Попытка Феликса представить всех нормально прерывается возгласом: «Да потом познакомимся толком, там на заднем дворе барбекю уже ждет». Трое парней с гиканьем срываются с насиженных мест, наперегонки ломясь к панорамным окнам, за которыми красуется огромный задний двор с зоной отдыха, барбекю и даже небольшой баскетбольной площадкой. Тот, кого успели назвать Сынмином, со вздохом захлопывает книгу и идет вслед за умчавшейся троицей. — Ты извини этих долбоебов. Они добрые и хорошие, но… — Феликс пытается подобрать слова, вертя ладонью в воздухе. — Долбоебы? — В точку, — посмеиваясь. — Пойдем, пока они в честь тебя не выпили все запасы пива в доме.

///

Спустя две недели, проведенные на новом месте и с новыми людьми, Чонин совершенно точно готов подтвердить каждое слово Феликса. Да, Джисон, Чанбин и Хёнджин в большинстве своем ведут себя, как долбоебы. Открытием стало то, что он вполне себе неплохо вписывается в эту троицу и также ведет себя, как долбоеб, со слов довольно тихого, но периодически острого на язык Сынмина, студента по обмену, который искренне старается учиться в университете, чтобы его не турнули. С такой компанией получается пятьдесят на пятьдесят. А ещё Феликс, который пытается строить из себя мамочку на пару с поддерживающим его Минхо — неоднозначным парнем, которого Чонину понять труднее всего, — чтобы уследить за домом, но чаще всего машет на всё рукой и отрывается вместе со всеми. — Бутылочка? Серьезно? — Сынмин с сомнением смотрит на вышеобозначенный атрибут в виде бутылки из-под пива, заботливо вымытой не совсем трезвым Джисоном в океане, пока все остальные собирались на пляже в кружок и делали место, подходящее для игры. — Ну а че? Не только же Хёнджину с Феликсом сосаться, — довольно гыкает Джисон и мгновенно получает пинок под зад от самого Хёнджина. — Завались и завидуй молча, идиотина. — Так и я завидую. Вот исправить хочу, не видно что ли? Бухнувшись прямо на песок рядом с импровизированным столиком (просто хорошо утрамбованным участком песка, обведенным кривым квадратом пальцем Чанбина), Хёнджин водружает в центр бутылку. — Кто первый? — Джисон хотел, вот пусть Джисон и начинает. — А чего я-то сразу?! Давайте как нормальные мужики решим всё с помощью камень-ножницы-бумага. Кто проиграет, то и начнет. В итоге проигрывает Хёнджин, на лице которого явно читается, что данному проигрышу он и не особо-то расстраивается. Четкой рукой он отправляет бутылочку по кругу, чтобы та в итоге указала на Феликса. — Ах ты хитрожопый! — пока Хёнджин довольный тянется к Феликсу, Минхо проворно достает непонятно откуда несколько салфеток, принесенных ранее к их запойным посиделкам, и успевает запихнуть их в рот Хёнджину. — Тьфу! Минхо! Ты труп! Конечно, бег по песку отличная тренировка, но не спортсменам и в пьяном состоянии — это больше мазохизм. Ребята не стесняясь ржут над Минхо и Хёнджином, которые в попытке убежать и догнать соответственно, спотыкаются буквально на каждой песчаной кочке, так и норовя пропахать носом широкую борозду. — Кажется, на этих двух можно пока не рассчитывать. Кто дальше крутить-то будет? — Давайте сделаем как в настолках, ход переходит по часовой стрелке. Значит Чанбин. Чанбин флегматично и чуть пьяно пожимает плечами: «Ну, я так я», отрываясь от слежки за всё ещё бегающими друзьями. Он крутит бутылочку без раздумий — обычное действие без определенной цели. Под довольные свист и улюлюканье горлышко останавливается четко на Чонине. Чанбину приходится обойти половину «стола», прежде чем оказаться рядом с парнем. Компания довольно завывает, и даже Хёджин с Минхо возвращаются назад, когда Чанбин кладет свою ладонь на шею Чонину, притягивая к себе и целуя. Губы Чонина мягкие и с привкусом мятной жвачки. Такие определенно приятно целовать. А вот Чонин почему-то осоловело хлопает глазами и через пару мгновений аккуратно отстраняется, а потом и вовсе отползает подальше. — Кажется… мне нехорошо… Видимо, перебрал. Скоро вернусь. Остальные пожимают плечами и продолжают игру, вновь затевая спор, кому крутить. Зато Чанбин вот прекрасно понимает, что дело не в пиве. Чонин, конечно, пил с ними всегда, но позволял себе не больше одной-двух бутылок пива. А от такого вряд ли становится настолько плохо. — Пойду посмотрю, что с ним, — кидает для вида Чанбин, хотя никто этого и не слышит и даже не обращает внимание на его исчезновение. Чонин находится неподалеку — за одной из скал. Морская вода плещется по его босым ногам, а он просто сидит на земле, уткнувшись лбом в колени. — Дело ведь не в пиве, верно? — Нет, — Чонин поднимает голову и смотрит на волны. Выглядит он немного бледнее, чем обычно. — Просто не самые приятные воспоминания всплыли. — Извини. — Тебе не за что извиняться. Даже я не думал, что такое может случиться, иначе бы играть не стал, — Чонин вздыхает и кидает виноватый взгляд на Чанбина. — Надеюсь, никто не подумает, что ты не умеешь целоваться. Чанбин сначала удивляется, а потом заходится громким смехом. — Да не волнуйся, всё нормально. Не думаю, что кто-то из них что-то заподозрил. Вообще, каждая наша, пусть и не такая частая, игра в бутылочку сводится к тому, чтобы выбить Сынмина. — Почему?.. — Ты бы просто видел, как он возмущается каждый раз и смущается, когда бутылочка указывает на него. Поверь, это зрелище стоит того! — И он всё равно соглашается играть? — Скажем так, он никогда не отказывается. Но никогда и не говорит: «Да, давайте сыграем». Спорный, на самом деле момент, но его никто не держит рядом и не заставляет принимать участие. — Ясно. — А что насчет тебя? — Насчет меня? Чанбин садится так близко, что их плечи соприкасаются. — Даже не хочу расспрашивать, из-за чего тебя так стриггерило. Но, говорят, клин клином вышибает. Можем попробовать. Если хочешь. А вдруг поможет. Чонин смотрит на профиль Чанбина и думает, что, пожалуй, это самое неожиданное, что он слышал за всё время нахождения в Австралии. — И ты не против такого? — С чего это? Я же сам предложил. И атмосфера в принципе подходящая, — Чанбин тоже поворачивается и смотрит прямо в глаза Чонина. — Море, закат. И тут только мы вдвоем. Вполне себе романтично. К тому же об этом никто не узнает. Чонин первым подается вперед, целует мягко и ненавязчиво, готовый к тому, что от него могут отстраниться, сказать, что это была шутка. Но Чанбин не отстраняется, приобнимает, притягивая ближе, и углубляет поцелуй. Где-то на заднем фоне слышится улюлюканье развлекающихся друзей. Но им не до этого. В этот момент тут только они вдвоём. Об этом никто не узнает. И этот маленький островок на них двоих.