cloning

             Дазай упирается затылком в стену, поскуливая. Наркотики начинают действовать, и его трясет. Слизь начинает собираться между ног и стекает на давно уже грязный матрас. Наверное, не следовало брать еду из рук сокамерников — здесь давно все куплено.       Он попал в бордель в двенадцать, но, отличаясь симпатичной мордашкой, был нетронутым до появления наиболее сильного и влиятельного альфы, способного заплатить за него. Время не заставило себя ждать — Чуе Накахаре переваливало за тридцать, и ему срочно нужны были щенки. Девятнадцатилетний Дазай подходил: был красивым и высоким, а так же был обучен на глубокое взятие члена, был достаточно глубок, чтобы держать узел, достаточно спокоен, чтобы не откусить по самые яйца, и не родил в девятнадцать еще ни одного щенка, поэтому так же востребован.       Хлопает дверь. Наверное, ещё не Чуя — очередная предательница-омега продвигается в камеру, чтобы раздвинуть ноги Дазая и просунуть в его щель расширитель. Тот только шипит. Сил не осталось даже на пререкания. Когда появится Чуя, он все равно сможет только трахать, ведь никогда не говорит — не говорил по крайней мере в течение всего месяца, что они знакомы.       Внизу ощущается знакомая слабая боль: Чуя не собирается медлить. Если раньше он мог уделить время растяжке пальцами, то теперь пользуется всеми игрушками для удобства, которые ему только могли предложить: возбудитель течки, расширитель вагины, щетка «смой сперму, чтобы протолкнуть новую». Не то чтобы все это приятно.       Просто у купившего его тело альфы начинается гон, и он пришёл, чтобы воспользоваться услугами, за которые было заплачено.       Дазай всхлипывает, пытаясь сомкнуть ноги. Его течка была спровоцирована, и это неприятно. Это третья течка за месяц, когда оптимальное количество приравнивается к одному. Альфа пытался брать его во время естественной связки, без неё и вот теперь решил облегчить ситуацию гоном. Дазай и сам надеется, что все получится. Сексом они занимаются каждый день, и это надоедает. Альфа, не пойми откуда берущий деньги, пропадает в борделе по десять часов, чтобы измываться над и без того измотанным телом Дазая.       Но последние два дня его не было, и Дазай наивно решил, что больше не будет.       Его дырка зарастала, сжимаясь до нормальных размеров — за месяц в неё влезало все, начиная от кулака и заканчивая членом. Живот, наполненный галлонами спермы, сдувался, чтобы взять сегодня так много.       Дазай скулит. Его тело потеряло уже слишком много слизи, а альфа за это время не появился. Черт знает, с чем он появится на этот раз — экспериментам нет конца.       Помимо занятий для беременных и молодых матерей, его заставляли засовывать в себя члены разных размеров и напоследок — кинули в камеру, выдавая еду только для развития омежьего здоровья и каждый день стакан спермы, чтобы тело привыкло к альфе.       Дазай морщится, вспоминая этот горький вкус. Сегодня врач сказал, что его тело достаточно фертильно, а значит, можно будет насладиться перерывом позже.       Чуя появляется спустя двадцать минут. Он сразу направляется к раздвинутым в приглашении ногам, чтобы войти внутрь, уже не здороваясь и даже не наделяя взглядом. Гон на нём даже не сказывается — глаза не мутные, а сексуальная озабоченность не хлеще обычного дня.       Он начинает толкаться, и тело Дазая качается в такт. Стоны льются поддерживающе. Широкие ладони альфы начинают разминать набухшую грудь в ожидании несуществующего молока, ласкать мягкий живот, тронув который можно почувствовать все толчки и очертания. Дазай зажмуривает глаза.       Трахают его так ещё полчаса, пока узел не набухает. Упирается в матку. Сперма снова возвращает плоский живот омеги в стабильное вздутое состояние, а Чуя благодаря расширителю беспроблемно выходит из тела. Дазая переворачивают на живот и начинают трахать сзади, конечно, не забыв заткнуть переднюю дырку, предусмотрительно сняв расширитель.       Тело омеги настолько стремится к щенкам, что оплодотворить их можно и сзади, и спереди, но Дазай никогда не слышал, чтобы в процессе соития прибегали к нескольким методам. Все, что он может делать сейчас, это стонать и втягивать тянущий вниз, наполненный до краёв живот, чтобы как-то справиться с грузом. Его рот не закрывается, не прекращая скулить и стонать. Альфа трахает без остановки, не выходя до конца, глубоко проникая, прямо до матки, чтобы снова выпустить узел и замереть на пару минут.       Дазай выдыхает. Здесь сюрпризов для него не предоставлено, и он сможет отдохнуть какое-то время, так как уже потерял слишком много влаги через слизь и пот и даже спустя месяц усиленных тренировок устал.       Чуя, однако, продолжает интенсивно подмахивать, и Дазая ощущает, как литры спермы качаются внутри него из стороны в сторону. Гон альфы плох тем, что даже после узла член слишком быстро приходит в стоячее состояние, яйца — так вообще не сдуваются. Толстые пальцы Чуи быстро перемещаются в рот омеги, раскрывая его и заставляя глотать.       Так-то не проблема. Дазая, потерявшего мысль, больше волнует вопрос, зачем все это.       Чуя продолжает толкаться, пока узел не падает. Выходит мгновенно и достаёт новую пробку, чтобы заткнуть омегу сзади. Потом — снова переворачивает на спину и достаёт пробку спереди, чтобы снова ворваться и начать двигаться.       Вперёд-назад. Вперед-назад.       Тело Дазая качает, как лодку в шторме, в животе что-то хлюпает, пока подтянутое смуглое существо передвигается над ним. Существо — альфа в гоне. Толкающее глубоко и без остановки, пускающее слюни от усердия. Толстые пальцы все еще нажимают на язык Дазая, надавливая, и он шире открывает рот, глотая стоны и едва выдыхая.       Затрахать до смерти — вот, наверное, чего решил добиться альфа.       Но движения приятные. Трения за счёт слизи и старой спермы почти нет, тем более Дазай после двух дней без альфы чист — до этого ему запрещали доставать что-то из себя. Пробка плотно удерживала сперму внутри, пока она не пропадала. Наверное, это и был отпускной, хоть недолгий.       Чуя неожиданно кусает его за шею и рычит, и Дазай дергается. Говорить с альфой в гоне — так себе идея, поэтому он ещё шире раздвигает ноги, подставляясь, и открывает рот, предоставляя все дырки.       Снова узел. Снова пробка. Альфа снова выходит.       Но, потянув за кудри, бросает прямо на пол, чтобы без предупреждения протолкнуть член в рот и начать толкаться вплоть до нового узла.       Дазай перестает издавать звуки. Жидкость из его живота в таком положении начинает перемещаться вниз, прямо к основанию пробки, а его рот, несмотря на тренировки, никогда не завязывали, поэтому щеки в следующую секунду расширяются до предела, а стенки горла интенсивно сокращаются, сглатывая. В таком положении он не может двигать головой — да что там, даже языком, и может только рассматривать в темноте рыжие волосы на лобке.       Тогда-то и начинается странное.       Его туловище поднимают две сильные руки. Чуя рычит, но не мешает, пока пробку из Дазая вытягивают, снова проталкивая тёплый член внутрь и начиная трахать. Такое происходит впервые — Чуя не любит делиться с кем-либо. Дазай прикрывает глаза, раздумывая, кому альфа мог доверить такое достояние, пока сзади, чуть ниже, его тоже не начинают щекотать чужие пальцы, а потом не проталкивают что-то ещё теплее и больше, начиная синхронно трахать.       Его тело посередине — единственная часть, двигающаяся непроизвольно.       Три члена интенсивно вдалбливаются с трёх дырок, то сбиваясь с единого ритма, то восстанавливая его, и все это время в комнате царит тишина, перебиваемая только рычанием и всхлипами.       Узлы завязываются. Узлы падают. Члены снова проталкиваются слишком глубоко, чтобы не разучиться думать, а у Дазая мутнеют глаза и восстанавливаются только, когда ему в перерывах вливают воду. Та выходит через пот или слизь, все это длится пару часов или дней — Дазай не знает, пока Чуя однажды не рычит:       — Мало.       Уснувший Дазай даже всхлипывает. Все это время его не переставали трахать, и в нём из пищи, если можно так сказать, только сперма альфы, которая едва умещается в животе и тут же перерабатывается, выходя каким угодно образом, но не привычным.       Тогда-то он чувствует, что вдобавок к члену, терзающему его вагину, добавляется ещё один. Вместе они, в четвером, до предела растягивая, начинают трахать непроизвольно.       Чуя наконец вытягивает член из его рта и говорит:       — Прошло только пять часов, омега. Завяжите ему глаза.       Наступает темнота, и все чувства ещё больше обостряются. Дазай слышит чье-то тихое посмеивание, пока член, больше прежнего, не возвращают ему в рот, и тут, видимо, позиции меняют все альфы — кто-то выбирает вагину, кто-то задницу, пока Дазая не растерзывают теперь пять раздувшихся до размера кулака членов, и, кажется, им нет конца — два спереди, два сзади.       Голос Чуи, такой непривычный, обжигает:       — Знаешь, я сам удивился, когда узнал от местного врача, что омега может столько принять. Ты в курсе, что растягиваешься во время течки до такого состояния и не рвешься при этом? Я решил не терять время и наполнять, наполнять.       Его голос затихает. Движения синхронные, Дазай всхлипывает, уже не чувствуя ничего и одновременно так много. Его таранят так ещё часов пять, пока не добавляют ещё один член спереди — в самую большую дыру, и его матку чуть ли не разрывает. Чуя был прав: есть только ощущение, настоящего, физического, вреда не наступает. Раз, два. Раз, два. Толчки не утихают, и Дазай продолжает спать, пить и впитывать себя, как губка, сперму. Чуя был первым его альфой. Сейчас, за одну только течку, их не сосчитать.       По крайней мере, он думает, что они меняются, раз не спят и не едят, а только трахают, как животные, которыми являются.       Дазай ощущает, что расширен до предела. Он пытается приподняться на руках, но может только двигаться ими, чтобы прижаться ладонями к животу и почувствовать, насколько он вырос. Спермы там, наверное, больше, чем в десяти ежедневно используемых омегах. Альфы не прекращают толчки. Только иногда прикрывают зияющие дырки пробками, чтобы поменяться, и все это время никто, кроме Чуи, не говорит.       Дазая переворачивают на спину и снова начинают трахать. Одного альфы, к сожалению, уже мало, так как дырка не срастается, а сперма вытекает, и Чуя, посмеиваясь, приказывает вернуть внутрь два дополнительных члена, а сам снова продвигается ко рту, наверняка в неудобной позе засовывая член внутрь и продолжая движения.       Тогда кто-то новый заходит в комнату. Кашляет так, как кашляет только местный доктор, и холодные руки в перчатках начинают ощупывать живот Дазая и грудь.       — Чуть помедленнее, молодой человек, вот так. Сперма попадает прямо в матку, это можно понять, если просмотреть так, — он, очевидно, что-то показывает. — Грудь мягкая, как бывает при течке, молоко ещё не образовалось, хотя вы знаете, это начнется с седьмого дня омежьей беременности. Обкусайте соски, чтобы стимулировать вот эту точку…       Чужие клыки вливаются в нежную кожу, и Дазая мычит от боли и продолжающегося наслаждения, пока его не ловят за руки перед попыткой остановить эксперимент. Всю его грудь кусают, а живот обнюхивают. Все это время шесть толстых членов продолжают движения, пока, наконец, три из них не кончают и не затыкают отверстия пробкой.       — Сомкни рот, — говорит Чуя, и Дазай глотает сперму.       Два толстых члена продолжают втискиваться в его киску, пока врач продолжает осмотр. Он просит влить в рот Дазая воды, чтобы избежать обезвоживания, и смеется, когда замечает, что отверстия омеги сокращаются, ожидая возвращения членов.       — Его тело само жаждет зачатия. Если повезет, он понесет трех щенков и больше, надо только закончить.       — Три щенка сразу? — удивляется Чуя, очевидно, стоя довольно далеко от Дазая.       — Бывает и шесть, бывает и пять. Думаете, раз в него сейчас столько влезло, он не сможет вынести всего трёх щенков?       Чуя наверняка закатывает глаза. Врач продолжает ощупывать чувствительное тело, не обращая внимания на продолжающиеся толчки, пока два альфы спереди поочерёдно не кончают.       — Срочно, начинайте, иначе, боюсь, без стимуляции эффекта не будет.       Дазай зажмуривается под повязкой, потому что в него снова втискиваются несколько членов. Один сзади, два спереди. Третий только хочет войти, пока врач не говорит:       — Если без узла, то, конечно, можно больше.       Очевидно, он на что-то отвечает. Потому что после этих слов Чуя отдаёт какую-то команду, и в Дазая входит четвёртый член, начиная толкаться. Разрыва нет, но после завязки наверняка будет. Второй в этот момент возвращает на законное место сзади, и Чуя отдаёт ещё одну команду, потому что Дазай, который, казалось бы, не мог удивиться еще больше, почувствовал в своей киске протискивающуюся головку пятого члена, что замедлило движения всех остальных, но не прекратило.       В то же мгновение к его соскам прижались два рта с двух сторон, к пупку — головка, которая начала тереться, но не проталкиваться, несколько пальцев запустились в волосы, ещё две руки подняли его туловище, ещё не задействованное в вакханалии, в воздух, и чьи-то губы стали прижиматься к его спине, там, где были углубления, начали тереться члены, и тогда Дазай от интенсивности потерял сознание и обмяк.       Проснулся он, когда его ещё трахали. Кожа теперь была липкой не только от пота, но и от спермы, которая текла вниз на пол, а члены выдалбливали в нём четвёртую стену, выходя только, когда кто-то из них собирался завязать узел.       У Дазая не было сил ни на что. Он перестал чувствовать это ещё на первом дне и кончил в последний раз пару часов назад. Предательское тело все ещё текло и благодаря восполненной воде не сохло.       Так продолжается ещё некоторое время, пока Чуя не говорит:       — Прошло три дня. Думаете, он способен выдержать ещё четыре?       — Вполне, — отвечает доктор.       Толчки не прекращаются. Дазай вспоминает про себя, только когда его переворачивают, и при этом он никогда не покидает воздух. Со всех сторон его придерживают несколько десятков рук, и, судя по этому, он мог сказать, что альф было около пятнадцати, и они трахают его уже три дня.       На пятый, правда, врач говорит:       — Я чувствую молоко. Можете сбавить темп.       — Тогда напоследок повеселимся, — говорит довольный до скрежета на зубах Чуя и приказывает засунуть в задницу омеги ещё один член.       Когда все это прекратилось, пробки достигали размеров с футбольный мяч, чтобы ничего не вытекало. Чуя протирал изможденное тело, чтобы на вопрос Дазая сказать:       — Это были клоны, Дазай. Я прибег к способности, чтобы оплодотворить тебя.       Они растворились, правда, прямо после гона. Дазай успел увидеть с десяток, чтобы они напоследок заулыбались ему.       Теперь он сидел один, с полным четырьмя щенками животом, вернувшейся к нормальному размеру щелью и жутким желанием повторить эксперимент.       Чуя, снова трахая его, засмеялся.       — Ты на восьмом месяце, но все еще просишь, чтобы тебя трахали каждый день. Девятнадцать лет ты ждал, чтобы сейчас все наверстать?       Дазай замкнулся, приложив ладонь к трясущемуся от толчков животу. Он не мог поделать с собой ничего, потому что это Чуя развратил его, и теперь он был готов от отказа заплакать.       Чуя, однако, вытер слезы ладонью и наконец освободился, развязал узел.       — Ну-ну, как родишь, я что-нибудь придумаю. В конце концов четырёх щенков тоже мало.       — Мало? — удивился Дазай, когда час спустя его снова трахали. — Зачем тебе столько?       — Тоже запоздал, — цыкнул Чуя.