Маленькая девочка со взглядом волчицы, Я тоже когда-то был самоубийцей. Я тоже лежал в окровавленной ванне И молча вкушал дым марихуаны.
Сегодня логово Акацки было полупустым, все, кроме Пейна и Конан, разбежались по своим заданиям. После того, как логово покинули Дейдара и Тоби, под громкие крики последнего, коридоры опустели и наполнились тишиной. Сама атмосфера здесь была какой-то нагнетающей, воздух словно был пропитан чем-то тягучим и тяжелым, чем-то, что не позволяло дышать полной грудью. Пейн и Конан разошлись по разным концам пещеры и, судя по всему, в ближайшее время видеться не собирались. Лидер заперся в своем кабинете, напряженно о чем-то размышляя. А Конан уже около часа сидела в ванне, покручивая на тонких изящных пальцах кунай. Вода давно остыла, но куноичи этого словно не замечала, взгляд янтарных глаз был затуманен, а все мысли в голове упорно шептали одно и то же. Еще секунда и острие лезвия легко вспароло бледную кожу рук. Уже в следующую секунду вода окрасилась в алый цвет, а темные стены маленькой комнаты больше не давили, даря девушке томительное ожидание взамен душевных мук. Теперь она отчетливо чувствовала каждую секунду, отстраненный взгляд пристально наблюдал за дрожащим пламенем свечи над зеркалом. — Один, два, три… — посиневшие от холода губы еле слышно начинают отсчет. Погрузившись в свои мысли, Конан даже не слышала шума и ворчания, которое доносилось из коридора и принадлежало явно не лидеру. Впрочем, не замечала она его вплоть до того, как дверь ванной комнаты распахнулась, и в комнату ввалился чертыхающийся Хидан. Закрывать дверь на щеколду Конан не посчитала нужным, так как помимо нее здесь оставался только Пейн. Лицо и руки язычника были в крови, что уже было привычным для всех членов организации, плащ довольно сильно порван. Наткнуться здесь на единственную куноичи в их организации он явно не рассчитывал. То, что Хидан вернулся в логово так скоро, было случайностью чистой воды. Где-то на половине пути между язычником и его меркантильным напарником возник спор, позже переросший в ссору. Эти двое никак не могли договориться, потому что по своей природе не умели слышать и идти на компромисс, если дело касалось непосредственно их выгоды. Под конец ссоры Какузу заявил, что он и в одиночку прекрасно справится с заданием, а Хидан ему будет только мешать. В ответ на это джашинист одарил его отборным матом, пожелал «удачи» и направился обратно к логову. Впрочем, на входе его ждал еще один сюрприз. Тоби пару дней назад жаловался, что все ходят слишком угрюмыми и все вокруг слишком мрачно, и, по всей видимости, он решил это исправить. Это было единственным оправданием на то, что на входе на Хидана вылилось ведро оранжевой краски, которую он и поплеся отмывать в ванную. Увидев Конан, язычник хотел развернуться на 180 градусов и оттирать краску с волос на кухне, но потом он заметил еще одну очень важную деталь: вода в ванной была кроваво-красной. — Хидан? — вяло спросила Конан, еле оторвав голову от стенки ванной. — Конан? — удивился не столько ее присутствию, сколько цвету воды в ванной Хидан. — Какого хрена происходит?! — уже в следующую секунду шиноби оказался возле девушки. — Я ванну принимаю! Может, выйдешь? — прочистив горло, более внятно заговорила она. — Ага, только с тобой, — Хидан протянул руки, чтобы достать куноичи из воды, но та только смерила его угрожающим взглядом. — Ок, это твое дело, — язычник поднял руки вверх и уселся на край ванной. — Знаешь, я тоже когда-то был самоубийцей, — спустя пару минут заговорил он. — Я так же лежал в окровавленной ванной и молча вкушал дым марихуаны… — Хидан погрузился в далекие воспоминания, когда он действительно пытался покончить с жизнью. — Что-то не очень похоже. — Я же бессмертный, — истерично засмеялся шиноби. — Тогда в этом и вовсе не было смысла. — Конан пожала плечами, продолжая разглядывать воду. Хидан же в ответ на это только горько усмехнулся. Он не особо любил вспоминать эту часть своего прошлого. Это было во время его пребывания среди тех странных монахов-язычников, поклоняющихся своему кровавому божеству. Поначалу Хидан считал их и вовсе поехавшими крышей, но пошел с ними только из-за безысходности. И вот, когда терпеть бесконечную физическую боль, которая являлась частью их культа, не было сил, он пытался покончить с жизнью. Точно так же, лежа в ванной, он резал вены. А марихуана… у монахов здесь всегда было большое разнообразие трав разного характера. Но, как оказалось, было уже слишком поздно. Он был проклят божеством, дар которого ему пришлось принять, и существование которого теперь для него было неоспоримым. И вот сейчас он видел перед собой Конан. Хидан впервые видел ее такой. Синеволосая куноичи всегда была печальной, но в то же время чувствовалась ее сила. И именно поэтому все без исключения члены организации прислушивались к ее словам или и вовсе стихали под одним взглядом янтарных глаз. Сейчас же, когда ванная постепенно заполнялась ее кровью, Конан казалась сломанной куклой без души. И это было неправильно, Хидан не мог допустить этого. По сути, его не должна была волновать жизнь девушки, но он все так же продолжал сидеть рядом. — Ты так и будешь сидеть здесь? — выдернула джашниста из размышлений Конан. — Почему? — Что «почему»? — Почему ты здесь? — нервно повторил вопрос нукенин. — Я принимаю… — начала было говорить Конан, но Хидан перебил ее. — Ты прекрасно поняла мой вопрос, твою мать! — язычник вспыхнул гневом, с силой ударив по воде. — Почему?! — сжав зубы, повторял он. — Мне больно. — Можно подумать, до этого все было чудесно, и в твоей жизни только и были что розовые пони да радуга, ведущая в вечность. — Нет. — Вот поэтому ты сейчас все и расскажешь. — Тебе? — А почему бы и нет? Я охрененный психиатр, наверно. — Пейн… — Ну конечно! Кто бы сомневался, неразделенная любовь, — заголосил Хидан, но под взглядом девушки тут же стих, инстинктивно отодвигаясь от нее подальше. — Скажем так, мы были друзьями с детства. Росли вместе, жили вместе, тренировались вместе. У нас было общее дело, общие идеалы и стремления. Мы пережили потерю одного очень близкого человека. А теперь он меня отстраняет от себя. Я боюсь, что потеряю и его. Я не хочу, слышишь, не хочу! — Конан словно прорвало. И вот она уже поднимает на Хидана свои огромные глаза, которые медленно заполняются слезами. — Он единственный лучик света в моей жизни. Я уже и так потеряла всех: родителей, любимого, который умер вместо меня… И все время эта война. Всю мою жизнь. Я устала. Как бы я сейчас хотела вернуться в детство, в тот дом к Яхико и Нагато. Я хочу обратно, только то место я и могу назвать своим домом. Но теперь все это в прошлом. Сирот из Амэ больше нет, — Конан тяжело выдохнула и опустилась в воду по шею. — Оу, в волчице с холодным, жутким взглядом все же живет маленькая, хнычущая девочка? — А в тебе сейчас поселится с тысячу, скажем, самолетиков, — девушка чуть подняла руку из воды и сделала легкое движение пальцами. Тут же в воздухе, над ее головой, появилось несколько фигурок оригами. — Тише, тише, — вскочив с края ванной, Хидан замахал руками и на всякий случай спрятался за шторку. Когда-то он уже имел дело с ее оригами. Хидан тогда только вступил в ряды Акацки. Увидев Конан, он не двусмысленно намекнул ей на секс. Именно после этого джашинист и познакомился с ее техникой. И испытывать ее в ближайшем будущем не особо-то хотел. — Хочешь знать, что понял в этой жизни я? — когда бумажные самолетики попадали в воду, и Конан успокоилась, Хидан вновь подошел ближе, но на этот раз присел на корточки, руками облокотившись о ванну, и пристально посмотрел в ее глаза. — Вкратце так: если ты холоден, ты причиняешь боль остальным. Если ты чувствителен, то остальные причиняют ее тебе. А ты уж поверь, о боли я кое-что знаю. — Сказал мазохист, — усмехнулась куноичи. — Ну да… — потупил взгляд Хидан. Почему-то ему хотелось, чтобы именно она знала его не таким, как все остальные. Но тем не менее посвящать ее в дебри своего прошлого он не собирался. Уж точно не сейчас. — Насчет того, что ты сказал, ты и впрямь считаешь меня чувствительной? В этом случае ты очень плохо разбираешься в людях. — Ты чувствуешь что-то к лидеру. Это и делает тебе больно, — пожав плечами, коротко пояснил Хидан, краем глаза поглядывая на то, как уже побледнела девушка. — А тебе кто-то причиняет боль? — уже совсем тихо поинтересовалась Конан. — Я же мазохист, — вновь засмеялся язычник, но в его голосе явно чувствовалась ирония. — Это неважно, — чуть позже и намного тише добавил он. — Ну, и что ты решила, маленькая девочка со взглядом волчицы? Еще попытаешься изменить этот мир? — продолжая смотреть в холодные, полуприкрытые янтарные глаза Хидан, упорно стараясь не смотреть на нижнюю губу, под которой была бусина пирсинга. Черт, с чего бы ему так хочется поцеловать ее сейчас? «Я просто двинутый, и это все объясняет», — успокаивал себя джашинист, а свечи тем временем медленно догорали, погружая комнату во мрак. — А ты не жалел, что тогда не умер? — Хидан уже в который раз отмечал, что эта обычно молчаливая девушка сегодня слишком разговорчива. Сейчас она была похожа именно на испуганную девочку, до которой начал доходить смысл того, что она с собой делает. Но часть ее все еще упорно настаивала на смерти. — Возможно. Но ты, в отличии от меня, уж точно всегда успеешь сдохнуть, — и не тратя больше времени на треп, Хидан вытащил Конан из ванной, она к тому времени уже потеряла много крови, и сил на сопротивление у нее почти не было. Резко намокший плащ противно прилипал к телу, и язычник поспешил от него избавиться, отбрасывая его куда-то под раковину. Он уложил Конан на холодный серый кафель и лихорадочно стал осматривать ее. Два продольных пореза на руках, кровь из которых била уже довольно слабо, сероватый цвет кожи, почти сливающийся с цветом кафеля, и чуть открытые стеклянные глаза явно кричали о том, что дело совсем плохо. Хидан зло чертыхнулся и, схватив ее податливую руку, притянул к себе, параллельно делая разрез на своей ладони, его кожа тем временем медленно начинала приобретать черный с белым окрас. — Что… ты… делаешь, — слабо и еле слышно спросила Конан, каждое слово давалось ей с трудом, а перед глазами и вовсе все плыло, так что она видела только какие-то очертания. — Завтра, когда очухаешься, надеюсь, скажешь хотя бы спасибо. Потому что по головке меня за это мой бог явно не погладит, — буркнул Хидан и стал капать своей кровью на порезы девушки. Закончив с порезами на обеих руках, Хидан потянулся за отброшенным плащом. Нужно было перевязать раны, пока они не затянутся, а его плащ уже все равно был порван. Оторвав два куска ткани, нукенин бережно, но в то же время как-то нервозно, усердно перематывал тонкие руки девушки. Завязав узлы покрепче, он завернул Конан в то, что осталось от плаща и, легко подхватив на руки, вышел из ванной, медленно направляясь к ее комнате. Действительно, что бы было, если бы Хидан не бросил миссию и не вернулся куда раньше. Что было бы, если бы он именно в тот момент не зашел в ванную. Хидан предпочитал об этом не думать, ему слишком не нравились эти мысли, и в то же время они его слишком пугали. И вот наконец-то дверь ее комнаты. Язычник открыл ее пинком и вошел внутрь. Здесь он впервые. Обстановка комнаты довольно аскетична. Бежевая, местами чуть облупившаяся краска на стенах, коричневый дощатый пол, кровать у одной из стен, заправленная темным покрывалом, тумбочка рядом с ней, маленький шкаф и круглое зеркало на стене — вот и все убранство. Комната вовсе казалась бы неживой, но ее украшали различные фигурки из бумаги, каждое из которых было маленьким произведением искусства. Хидан прошел через всю комнату и бережно уложил девушку на кровать, закутывая ее в одеяло. Презрительно фыркая от того, каким заботливым он сейчас был. И искренне радуясь тому, что Какузу его сейчас не видел. Он уже хотел было уйти, но Конан подала свой сонный голос из одеяла, в которое она была завернута, как в кокон. — Я не хочу оставаться одна… — Я помню, помню, — тяжело выдохнул Хидан, и уже через несколько секунд Конан почувствовала, как кровать прогибается под его весом, а еще через несколько минут сильная рука не смело потянулась за тем, чтобы обнять ее. — А почему ты такой оранжевый? — все же решила поинтересоваться Конан. Постепенно ей становилось лучше, но все сильнее ее начинало клонить в сон. — Черт, я совсем забыл об этом. Тоби — сука! — зря девушка напомнила ему об этом, Хидан тут же вспомнил, как был зол на это недоразумение, когда шел к ванной, и уже потянулся, чтобы встать и все же отмыться, но куноичи остановила его, прижавшись к нему ближе. По истине она вела себя сегодня, как маленький ребенок, и это не хило трепало нервы язычника. — Мне нравится рыжий. У Яхико были такие же рыжие волосы…. — Конан слабо улыбнулась и тут же заснула. — Конечно! Я, сука, ее спас, а она вспоминает какого другого хрена, — раздраженно скривился Хидан, но потом взглянул на мирно спящую куноичи, к лицу которой снова медленно приливала кровь, и, тяжело вздохнув, добавил, — И тебе действительно интересно, кто причиняет мне боль? — слабо усмехнувшись, он тоже закрыл глаза.Спи сладким сном, не помни о прошлом. Дом, где жила ты, пуст и заброшен и мхом обрастут плиты гробницы О, маленькая девочка со взглядом волчицы