Предатель

Райнхард Кайзер Райнхард фон Лоэнграмм был задет и разочарован. Хель его побери! Горькая, почти детская обида потихоньку переплавлялась в холодную злость. Он многого ожидал от этих переговоров, надеялся и навоображал себе ётун знает что чего. Перед первой встречей с республиканской делегацией Райнхард чувствовал подъем и воодушевление, и даже впервые за долгое время встал с постели бодрым, почти здоровым. Как будто серую вуаль сдернули с глаз. Все казалось таким простым и правильным. Во сне Кирхайс улыбался ему, и говорил те самые простые и правильные вещи. Остановить войну. Предложить перемирие. Встретиться с Яном и поговорить. Возможно, именно поэтому, отдавая приказы и высылая предложение о встрече, Райнхард ощущал себя героем старинных героических сказаний с Терры. В детстве сестра читала ему такие. Вот благородный противник, приблизившись, уважительно склоняется перед ним, а он величественно, как равному, протягивает ему руку. Они идут бок о бок, прогуливаясь, и беседуют, оставив воинов и свиту далеко позади. Лидеры, полководцы, особенные люди, понимающие друг друга с полуслова, полувыстрела. Это была та связь, которую кайзер остро ощущал на поле боя. Он не был один в этой огромной галактике — ведь на той стороне, на вражеском флагмане, хмурился перед тактическими экранами человек, который знал его, как никто. Его отражение. Но все оказалось не так. Глупо. Разве тогда, после Вермиллиона он не должен был понять это? Однако Райнхард продолжал цепляться за иллюзию, убеждая себя, что возможно, дело только в этом идиотском кофе. Они друг друга слушали, но не услышали, все пошло неправильно, но стоит им встретится снова, заговорить — и мир обретет целостность, сдвинется, все встанет на свои места. И может быть, в этот раз Райнхард все же не останется один. Он же готов уступить, и очень многое! Даже согласился на проведение переговоров на этой несчастной планетке, а не на своем флагмане. Кайзер уже проявляет милость и терпение. Почему опять не выходит? — Я все еще не понимаю, почему должен вести переговоры с этими с Эль-Фасиля… как их там? Кажется, я воюю не с ними. Я совершенно ясно обозначил свое желание. — Ваше Величество, адмирал Ян настаивает, что вооруженные силы, которыми он командует, подчиняются гражданскому выборному правительству республики Эль-Фасиль. И переговоры о ходе войны и судьбе Изерлона должны вестись с представителями правительства республики. Адмирал Ян черезвычайно щепетилен в этом вопросе. На последнюю фразу Райнхард гневно вскинул голову так, что золотые пряди мазнули по щекам и с возмущением уставился на Оберштайна. Щепетилен? У его Империи в 20 раз больше сил, и он все еще может раздавить флот Яна, отобрать Изерлон, оккупировать этот ничтожный Эль-Фасиль. Но он, кайзер и главнокомандующий Великого Рейха, сам прислал предложение о перемирии. Захотел разговаривать и решить судьбу Галактики. Именно с Яном. А теперь тот что, — смеется над ним? — Адмирал Ян весьма предан тому, что он почитает демократическими институтами, Ваше Величество, — будто услышав его мысли, заметил Оберштайн. — Если вы помните, именно это имело место во время битвы при Вермиллионе. Адмирал подчинился гражданским властям Альянса и капитулировал, хотя выиграл битву. Он не мог не понимать, что стояло на кону. Республиканский строй и демократия зиждется на том, что военные не могут самостоятельно решать вопросы войны и мира. — Однако кровь проливают именно они! Райнхард немного помолчал, внутри все еще кипя от возмущения, и отошел к заваленному бумагами и черновиками меморандумов столу. На Эль-Фасиле шел первый раунд переговоров. И республиканцы хотели слишком многого. Автономию для Эль-Фасиля и для системы Балаат, флот самообороны, налоговые преференции... И это за один Изерлон. Который дважды взял Ян, а не эти болтуны в костюмах. — Председатель правительства Эль-Фасиля доктор Ромски вполне согласится и на меньшее. Адмирал Свободного флота Эль-Фасиля Ян Вэньли также сидел за большим столом переговоров в составе делегации, — с самого края. В основном он отмалчивался и время от времени, забываясь, стаскивал с головы берет и рассеяно теребил его в руках. Всякий раз Райнхард, молчаливо сидящий в роскошном кресле на специальном возвышении, вскидывался на этот жест и прожигал адмирала взглядом — ожидал хоть какой-то реакции, вмешательства в происходящее. Но Ян только ежился, смущенно ерзал и отводил глаза. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке в помпезном зале для переговоров, с гвардейцами, стоящими вдоль стен, среди республиканских дипломатов и офицеров Рейха. У адмирала Яна твердые политические взгляды. Так Райнхард запомнил из того сумбурного разговора, что вышел у них в первый раз на «Брунгильде». Но что за дело Эль-Фасилю до системы Балаат? Правительство Хайнессена выкинуло Яна. Эль-Фасиль принял его, но сделает то же самое, если это принесет им дивиденты на переговорах. Кажется, его соперник считает это само собой разумеющимся. Все, что угодно, лишь бы выторговать и защитить эту странную форму самоуправления, когда глупцы и слепцы выбирают тебе в правители подлецов, вроде Трюнихта. — Я хочу, чтобы в наши встречные требования вы внесли еще одно, гросс-адмирал, — Райнхард резко сжал челюсть. — Если эти демократы так пекутся о законности, то нам тоже стоит об этом вспомнить.

***

Ян категорически отказывался от любого формата официальных переговоров, но, как Оберштайн и предсказывал, согласился на личную неформальную беседу. Сейчас они неторопливо прогуливались по ухоженному тенистому саду правительственной резиденции Эль-Фасиля. Многочисленные живые изгороди скрывали три кордона императорской охраны. Иллюзия уединения и в какой-то мере насмешка. Разумеется, Ян не мог отказаться после того, как были официально озвучены встречные требования Империи. Впрочем, кайзер начал беседу издалека. Конституция, демократия, разные варианты устройства общества. Пригодилось многое из того, что он просмотрел в библиотеке тогда, на Урваши. Тряхнув головой, Райнхард отогнал от себя болезненные воспоминания о Лютце, адмирале Ройентале… Он слушал терпеливые объяснения Яна, кивал головой, и в какой-то момент решил, что этот балаган пора заканчивать. — Ты утверждаешь, что ваша система держится на том, что все равны перед законом. Даже монархов, буде они имеются, должна ограничивать конституция. Ты привел интересные и важные аргументы, тут есть над чем подумать. Мы жертвуем собственными желаниями и интересами во имя установления законности, ради общего блага. От этого выигрывают все. Но кто-то и проигрывает. И в нашем случае это адмирал Меркатц — предатель и перебежчик, который увел флот на территорию предполагаемого противника, а потом воевал против Рейха. Мы имеем законное право требовать его выдачи. — Не против Рейха, Ваше Величество. Против вас и вашей новой династии и за династию Гольденбаумов. — Гольденбаумы отреклись. Их династия более не легитимна. Все, кто ее поддерживают, в моем Рейхе вне закона, без всяких исключений. Люди, воевавшие в Липпштадской войне на стороне зятьев кайзера, присягнули мне или вышли в отставку — и получили прощение. Но адмирала Меркатца и его людей это не касается. Впрочем, его офицеров ты можешь оставить себе. Они всего лишь выполняли приказы. А вот сам адмирал по закону Рейха повинен смерти как член незаконного временного правительства Эрвина-Йозефа. — Закон Рейха — это Вы и ваши желания. Пожелай вы помиловать адмирала Меркатца — и это станет законом, — постно указал флот-адмирал. Он шел рядом с кайзером по скрипящему гравию садовой дорожки, и больше не казался ни вялым, ни рассеянным. Собранный и напряженный, Ян смотрел кайзеру прямо в глаза и озадаченно хмурил брови, — все его внимание наконец-то полностью принадлежало собеседнику. Райнхард злорадно улыбнулся про себя, но заставил голос звучать мягко. — Я понимаю твои резоны, адмирал. Меркатц — твой подчиненный. Ты лично уговорил командование Альянса и гарантировал ему безопасность, нам это прекрасно известно. Но и ты пойми мои. Власть — это сила. Моя держится на мече. На лояльности армии и флота. Спустить предательство в их глазах — показать слабость. Это обесценивает их собственную верность. Кайзер ненадолго замолчал. «Оскар фон Ройенталь, я не мог поступить иначе». — Вольфганг Миттермайер очень многое знает об этом. Мятежный гросс-адмирал Ройенталь был его лучшим другом. На миг показалось, что последние слова говорит совсем не он, Райнхард, а кто-то другой — не живой человек, скорее какой-то заводной механизм. Стоило больших усилий удержать на лице безразличное выражение. Он разобрался с гросс-адмиралом Ройенталем, но предательство ударило неожиданно больно. Именно после его мятежа Райнхард по-настоящему остро чувствовал это проклятое одиночество, вечную космическую пустоту за стальными стенами скорлупки своего флагмана. — Именно поэтому я не могу пойти на это, Ваше Величество, — голос Яна звучал глухо, как из-под воды. — О, ты как раз можешь. Альянс так и не предоставил Меркатцу гражданства. Он не приносил присяги — ни вашей стране, ни тебе лично, ни Эль-Фасилю. Поэтому правительство Эль-Фасиля и доктор Ромски согласились передать адмирала в наши руки. Ничто в ваших законах не препятствует этому. А что до тебя, то кажется, в демократической системе военные подчиняются гражданским властям? Ты ведь сам настаивал на этом. Заложив руки за спину, Райнхард многозначительно помолчал, а затем продолжил: — Когда правительство Эль-Фасиля просит автономии для системы Балаат, они выполняют твою просьбу. С большими рисками для себя. И я действительно готов рассмотреть это — два демократических анклава за своей территории. Разумеется, если будут выполены мои условия. Ян — Я все еще являюсь подданным Империи, — тихо, но твердо сказал адмирал Меркатц. — И Министром обороны правительства Его Величества кайзера Эрвина-Йозефа Гольденбаума в изгнании. Личным врагом Райнхарда фон Лоэнграмма, как и все сторонники поверженной династии. Я не собираюсь отказываться от этого. — Вы в первую очередь мой подчиненный. Я никогда не спрашивал вас, почему вы пришли в Альянс. Почему не сложили присягу Лоэнграмму, как адмирал Фаренхайт и другие, воевавшие в Липпштадской лиге. Не буду скрывать от вас, адмирал, будь я имперцем, я бы выбрал иначе. — Но вы не имперец, — был ответ. — Готов признать, что Лоэнграмм сделал для Империи и ее жителей многое. Возможно, старый Рейх и правда давно следовало сломать. Но не мне судить об этом. Я солдат, и я приносил присягу Гольденбаумам. И видел, к чему все идет. С победой Лоэнграмма в Липпштадской войне династия доживала считанные месяцы. Дело не в том, хороши были Гольденбаумы или плохи. Дело в принципе. Если хотите, в институте. Одному Гольденбауму всегда наследовал другой. Были среди них и лучше, и хуже. Но каким бы плохим или слабым не был очередной кайзер, за ним тянулась череда его предков, а впереди — поколения потомков. На этой линии из прошлого в будущее и держалась империя и власть. А также предсказуемость, законность и порядок. Но Лоэнграмм считает, что все решает только сила. Власть достойному, то есть тому, кто смог подчинить армию и флот. Возможно, скоро он родит сына, и в Рейхе будет новая династия. Старый солдат нахмурил седые брови и решительно отрубил. — Какая разница — Лоэнграммы, Гольденбаумы. Я старик, и я устал от лицемерия, адмирал. Не собираюсь бегать туда и сюда, как заяц по кустам, меняя сюзеренов. И я благодарен за все, что вы сделали для меня. Воевать под вашим командованием было честью. Меркатц козырнул и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Ян сгорбился у стола, опершись на него обеими руками и отчаянно кусая губы. Да, одному человеку в Галактике легко затеряться. Однако нечего и думать провернуть тот же фокус после Вермиллиона и спрятать Меркатца или объявить его мертвым. На это больше не купятся ни эль-фасильцы, ни Лоэнграмм. Кайзер ясно дал понять, что в вопросе выдачи адмирала ни уступит ни на йоту. Доктор Ромски прислал уже третий запрос с требованием прибыть на расширенное совещание, — детально рассматривать имперские предложения. Бессмысленная говорильня, но председатель правительства явно нервничал. Что ж, его можно понять. Когда правительство на Хайнессене решило политически пожертвовать им, Яном, последствия оказались впечатляющими. Ян зажмурился, сцепив зубы. «Последствия — это гибель Альянса, который ты не защитил, гибель Бьюкока, которому ты не помог… И Ромски это прекрасно знает, у него нет никаких причин доверять тебе, особенно в таком вопросе. Скажешь, что он не прав?» Дверь опять приоткрылась, и в нее легко проскользнул Шёнкопф. Ян мысленно застонал про себя и поднял глаза на генерала. — Адмирал Меркатц не собирается бежать. Кто бы мог подумать? — Вальтер фон Шёнкопф прошел в комнату и встал у стола, по своему обыкновению привалившись к стене и скрестив руки на груди. — Да уж, не собирается облегчать задачу, — неловко рассмеялся Ян, запуская в затылок пятерню. — Впрочем, предсказуемо. — И я его понимаю, — генерал скривился, — У него на Одине осталась семья. Имперский закон о наказании семьи изменников этот золоченый сукин сын так и не отменил. Очень удобно, ётуны б его драли. Стоит их арестовать, и Меркатц придет в руки их СБ сам. — Не думаю, что Лоэнграмм пойдет на это. — Не кайзер, так Оберштайн. Тем более, Меркатц думает иначе. Его офицеры и люди в безопасности, а дальше хоть трава не расти. Что вы собираетесь делать, командир? Выполнять приказ гражданский властей? Как тогда, под Вермиллионом? Ян дернулся, как от удара. Шёнкопф проницательно посмотрел на него, подняв красивую бровь. — Ромски наверняка счастлив. Это ведь не вашу голову потребовал Лоэнграмм. «Лучше бы это была моя голова». — Его Величество кайзер прислал мне личное приглашение. Опять что-то вроде приватной аудиенции. Он изучал историю Альянса свободных планет и заинтересовался возникновением конституционализма. Хотел обсудить это со мной. — После того, как договор об автономии двух систем будет подписан, полагаю? — Да. — Хороший пряник. Ян грустно покачал головой. — Если он хотел преподать мне урок и проверить крепость моих убеждений, то это прекрасно удалось. Если бы это был не Меркатц, а я, как бы вы поступили, Вальтер? Генерал пожал плечами с великолепной небрежностью. — Выполнил бы любой ваш приказ, разумеется. Разве когда-нибудь было иначе? Вы же сами учили Юлиана, что армия — это всего лишь инструмент. «Ваш инструмент», — говорили его горящие, как у волка, глаза. Да уж, в отличие от него, Вальтер никогда не изменял себе. Но он не может сдать Меркатца ни ради конституции, ни ради автономии, ни ради демократии. В этом месте Юлиан должен был спросить своего опекуна и учителя, за что же тогда они пролили и еще прольют столько крови, но Юлиан не спросит. Никто с него не спросит. История разве что. Ян медленно поднял голову. Вальтер всегда видел его насквозь и в следующую секунду уже стоял перед своим командующим, замерев и вытянувшись во фрунт — ни следа недавней небрежной расслабленности. Уголки его губ едва заметно подрагивали, словно пряча удовлетворенный хищный оскал: "Ну наконец-то". — Бригадный генерал фон Шёнкопф! Оставляю на вас то, чтобы адмирал Меркатц, его адъютант и офицеры беспрепятственно покинули планету и прибыли на орбиту в расположение Свободного Флота. Пожалуйста, отзовите ваших людей из города. И пришлите ко мне Фредерику — мы собираем расширенное заседание штаба флота.