cher Monsieur D

— Прости меня, Кроули. Чуть прикрытые глаза, обрамленные длинными ресницами. Потупившись, Азирафаель приковал свой взгляд к паркету, увлеченно изучая оставленные на нем следы пыли и стараясь изо всех избежать соприкосновения с широко раскрытыми змеиными глазами Кроули. — Ты не можешь причинить мне боль, Ангел. — Тень улыбки покрыла его лицо. — С твоими-то нежными крыльями и любовью ко всему чересчур милому. Приторно... Кроули замер, не договорив, он привык говорить открыто, но сейчас, глядя на склонившего голову и осунувшегося Ангела, он не мог заставить себя продолжить, какой-то внутренний барьер мёртвой хваткой сковал его челюсть и приковал взгляд к блестящим ботинкам Ангела. Тот громко выдохнул и бросил короткий взгляд на Кроули. Тишина вновь захватила собой пыльный паркет, готовый воспламениться в любую минуту от горящих от волнения взглядов. Азирафаель кашлянул и продолжил хриплым голосом. — Всего лишь такими же нежными, как... — Он приковал взгляд к опущенному подбородку Демона и выдохнул едва слышно, — твоя забота, Кроули. *** Кочка сбила выбранный ритм и сердце Кроули пропустило удар. Он уже давно не смотрел на дорогу, позволяя Бентли везти его невесть куда, чтобы отвлечься. Мысли расплывались густым туманом. Запотевшие стекла влагой напоминали о притянутым им ливнем, что уже несколько часов заливал окрестности Лондона. Плотно сжатые губы вздрогнули и слиплись еще крепче, желваки перетекали волнами, вбирая накопившееся напряжение. Кроули резко ударил по рулю и отчаянно вскрикнул. Еще мгновение назад он был самым счастливым из демонов, наконец коснувшимся своего запретного плода, пробравшись к нему в самое сердце, притянув к себе, рассказав своими губами тот громкий давно отброшенный прочь секрет. Мгновение недостаточно долгое, чтобы вывести его из дурманящей смеси гнева и разочарования. Мгновение длиной в сотни световых лет, растворившихся в призрачной красоте бестелесных созвездий. Мгновение достаточно хрупкое, чтобы пропасть навсегда. Вжав педаль газа в пол, он откинулся назад и резко свернул с дороги, въезжая в дико растущее поле. Непослушные колосья цеплялись за диски, оседая сухой шелухой позади. Он чертил круги, блуждая по высохшему полю, рисовал историю его терзаний и тяжело оседающей в сердце тоски. Яркие пейзажи Альфа Центавры и ослепительные созвездия раскинулись колосьями по всей поверхности высушенной жарящим солнцем земле. На фоне играло что-то из Abba, оглушающий голос Кроули сбивал самые громкие из "the winner takes it all". С самого начал он не выиграл ничего, ни разу так и не став победителем. Пал так далеко от своего Ангела, что не мог больше выносить разлуку. Вернулся и открыл с ним их собственный путь, каждый раз проклиная все те возможности, что могли бы стать его, будь он чуть более... Ангельским? Ухмылка пересекла его обезумевшее от напряжения лицо. Представив их дурацкие одежды, ощутив на себе усмехающийся взгляд Михаила и Уриэля, он резко прокрутил баранку влево и едва не врезался в камень. Из под капота появилось небольшое облачко дыма. Кроули выругался и вышел из машины. Измученный, он упал на колени и зарылся пальцами в волосы, невидящим взглядом уставившись на небо. Там сейчас был Он с его дурацкими желаниями и просто потрясающей способностью влипать во все неприятности этого мира, чтобы сердце Кроули пропустило очередь ударов, прежде чем он не заставил себя вернуть ту самую безразличную задиристую походу и беспечную улыбку, затем войти в любое из зданий, будь то полигоном или церковью, и спасти. Действия. Язык любви его Ангела. Когда он впервые услышал об этой книге, автор сидел в кресле, держа в руках стакан кофе и делая записи в блокноте. Он смеялся до колик, находя безумие в том, что у любви люди нашли языки и решили о них рассказать. Смех распирал его ребра во время открытия продаж и первых встреч с Гэри. Он заставил тогда добрую тысячу незнакомцев забрать себе новый подписанный экземпляр, чем был очень горд, увидев, как люди начали бесконечно рассуждать, что же у них в голове и как на их действия реагирует партнёр. Будучи бета-ридером Гэри, он прочитал книгу от корки до корки и время от времени цитировал рандомные моменты недоумевающему Азирафаэлю. Именно тогда он до конца осознал, как привлечь внимания Ангела и ни разу не сходил с избранного пути. Конечно же, он ни разу не признал, что его языком любви являются слова. Замирая от каждого нежного слова, вылетающего из уст Ангела, он наслаждался моментом прерывания его поистине трогательных изречений, заставляя смеяться и краснеть от увеличивающейся напористости. Редкие комплименты пролетали мимо него на замедленном рейсе, заставляя сомневаться. Был ли он таким в самом деле? Кроули хотелось верить. Ангел не любил врать, особенно ему, тот всегда краснел, потупив взгляд, если слова расходились с реальностью, вызывая у Демона одобрительную усмешку. В книге отношения строились на уважении и доверии. Кроули боялся довериться. Ведь никто и ни за что не смог бы даже на миллисекунду светового года полю... Понять его. Несмотря на все предубеждения, его записная книга с истлевшей угольным цветом обложкой, включала в себя каждое из сказанных Ангелом слов. До последней буквы. Они согревали его надежды многие сотни лет, с тех пор, как Бог дал людям идею создать производство портативных носителей мысли. Выпав из оттопыренного кармана, она незаметно улеглась рядом с плотно прижатым к земле правым коленом. Кроули закрыл лицо руками и скрутился от тяжести, руки жгло от слез. Он плакал кровавыми слезами, умоляя Бога лишить его этого всего, невыносимо уютной и разрушающей возможности чувствовать. Как ребенок, он упрашивал строгого родителя, забрать всех монстров из под кровати, чтобы спокойно уснуть. Родитель все также был непреклонен. Люди всегда забавляли Кроули со своими плотно сложенными в крест руками и взглядом, прикованным к небу. Как будто Богу было дело до их глупостей, ему хватало потери управления над собственным домом, где день за днем крыша уюта протекала каплями гордыни и вражды. Кроули чуть не в голос смеялся над очередным несчастным, стоя за его спиной и шепча чуждые тому желания. Ему было все равно, обратит ли вечно занятый Бог свое внимание или нет, тому не было дела, никогда не было дела. Именно поэтому сейчас он стоял на коленях и с мольбой в рассечённых глазах просил дать ему шанс быть счастливым. Улыбка вечно занятого Бога растекалась от страданий первого, кто пошел против. Раскаты смеха блуждали над Кроули в виде сильных порывов теплого ветра. Месть застигала врасплох. Черный блокнот раскрылся, воплощая собой проклятую Кроули Библию. Он безуспешно пытался нащупать его дрожащими руками, те слепо блуждали по сухим колосьям. Кроули сделал резкий выдох и выругался, оттолкнув пальцами страницу. Та закрылась и открыла собой взору слова, написанные им несколько лет назад. "Бог любит тебя, Кроули, мне кажется, ты его любимец". Глупый Ангел, знал бы тот как в самом деле коварен Бог в своем могуществе. Как долго тот позволял их чувству тушиться в раскаленной сковороде его дурацкого плана. Тело дробью пробивала неуклонная дрожь. Лицо Кроули перекосило от злости, он натянуто улыбнулся, плотно сцепив зубы, схватил блокнот и поднес его к небу. — ПРАВДА, ты, чертов ублюдок? — злость ножом разрезала пересохшее горло. — ПРАВДА? Обессиливший, он неуклюже поднялся, вырвал страницу и поджег. Сплюнув, Кроули нехотя вернулся к машине и сел за руль, тупо уставившись в пустоту. Все те же горящие слезы стекали по щекам. Кроули поклялся. Он больше не будет молиться. Он больше не будет думать. Он больше не посмеет вспоминать о своем прошлом. Он больше ни за что не даст Ангелу шанс. Тому, кто.... Видел каждый его шаг, каждое движение, выражение глаз, каждую эмоцию. Все до единого. И не смел сдвинуться с места, стоя в нескольких метрах от улыбающегося Бога. Притворно мелкие морщинки расползлись по лицу Азирафаеля, маска улыбки захватила его лицо, спрятав гримасу боли и ужаса, которые все это время заставляли его сердце пропускать целую очередь невыносимых ударов. Он смеялся, глядя на сложенные в мольбе руки Демона. Разочарование молнией пробивало все его существо. Не таким он видел Бога, не так представлял встречу с ним, не так хотел узнать его истинную сущность. Он делал все, чтобы Кроули бросил все и пришел, и сейчас, когда тот сгорал от мучений, его руки были скованы выбранным им же могуществом. Азирафаель краснел все гуще с тянущимися как вечность мгновениями. Краска пропитывала его отвращение к выбранному им кумиру. "Не сотвори себе кумира". Фраза Кроули, которую он бросал Ангелу слишком часто, когда тот начинал восхищаться очередным "гением" современности. "Даже у великих есть темные пятна. Особенно у великих". Азирафаель постоянно отмахивался от этих слов, выбирая безмерное обожание и желание возносить того, кто его восхищал. Да Винчи, Данте, Микеланджело. Их вдохновленное время в Италии и те демоны, что пропитывали сердца всех троих. Ангел верил в хорошее. Он верил в Бога. Бог воплощал собой самое лучшее в этом мире. И все это время он был отпетым садистом, не лучше брошенного им в ад Гитлера. Не лучше всех гнусных негодяев, наводящих ужас на простых людей. Не лучше Элпет и подобных ей попрошаек-грешников. Не лучше того, чему он все это время противостоял, создав Рай, воплощение добродетели. Бог был хуже их всех, и сердце Азирафаеля разбивалось на куски, стоя лицом к лицу к давно сокрытой реальности. Бог наслаждался ужасом в глазах Кроули, размахивая руками, как дирижер, и желудок Азирафаеля не выдерживал от очередного сальто, сделанного в знак полного и неотвратимого омерзения. Незаметно отвернувшись, он сделал неуверенный шаг назад. Улыбка Бога стала шире. Азирафаель мысленно выругался и вернулся на свое место. Такое отношение сводило его с ума. Казалось, должность верховного архангела должна была принести легкость и облегчение. Власть никогда yt представлялась ему самоисполняющимся пророчеством, которое идет вперед, не завися не от чего. Он твердо верил, что можно подчинить себе стаю тигров, щелкнув двумя пальцами. Азирафаель верил в сказки, тем самым не лишая мира самого важного, что у того осталось - надежды. Глядя на Кроули, все его надежды лопались как хрусталь. Ему ни за что не стать тем, кто сможет наладить контакт между тремя неравными по вере силами - Адом, Раем и миром. Его губы дрожали, давно вспотевшие ладони нервно теребили ткань все еще приятно сидящего на нем кофейного костюма. Он кашлянул и медленно провел носом ботинка по идеально отполированному полу, уставившись на невидимую линию. Бог оторвал свой взгляд от экрана. — Есть замечания, Азирафаель? Тот нервно сглотнул и спрятал взгляд в складках жилета. Нельзя сказать правду. Ни за что и ни при каких обстоятельствах нельзя выдать свои мысли. Помешкав, он бросил нервный взгляд на неподвижно сидящего Кроули и выдавил из себя короткий смешок, улыбнувшись в своей безупречной манере. Слово застряло на языке. Азирафаель не мог дать себе отчет, сколько именно букв находилось в том слове, так сильно оно дразнило собой кончик, плотно спрятанный за ровным рядом зубов. Ему хотелось сказать все, обратиться к Богу на “ты”, дать ему понять, какую именно роль играет его значимая фигура, хотелось выставить себя непослушным ребенком, готовым отстаивить свое мнения ровно до тех пор, пока родитель не сдастся и не даст ему возможность забрать самую вкусную конфету. Он проигрывал в голове тот ужас, который его ждал, если он продолжит идти на поводу у Божьих планов, если не сможет изменить порядок и вернуться к.... — Кроули... Бог вытянул его из размышлений. Язык плотно прилип к небу, не выпуская даже тот оглушающий всхлип, вызванный звуком имени. Ему хотелось спрятаться, сдаться, рассказать все то, что так долго терзало сознание, хотелось исповедаться, признаться и позорно уйти прочь, спустившись на ослепительно белом в лифте в не ослепительно завораживающий мир. Он жаждал благословения. Азирафаель никогда не был из тех, кто запросто нарушал правила, наоборот, данное искусство в большинстве случаев давалось ему с большим трудом. Только в присутствии Кроули в его глазах мог загореться шальной огонек после очередной шутки, мелкой выходки, способной удовлетворить заинтересованность его Демона. Его. Как много скрывалось за этим словом. Сердце болезненно сжалось. В мире, полном борьбы, соперничества и ссор любовь была редкой гостьей. Всем хотелось быть любимыми, но редкий прохожий умел зажигать в своем сердце теплый камин, способный обогреть другого. Люди мечтали о божьей любви, и стоя рядом с объектом их мечтаний, Азирафаель не чувствовал ничего, кроме холода. Ему хотелось сказать все это, упрекнуть Бога в его однообразности и безразличии. Но он не мог... Азирафаель лгал самому себе. Он хотел бы видеть мир своей мечты, почувствовать себя собой, без оков Рая и Ада, лишенный ненависти и гнева, сделать планету такой, чтобы та могла окрылять. Он видел рассвет новой Вселенной, где слезы и муки лишь миф, где можно быть самим собой с тем, с кем бы ты хотел. Азирафаель лгал самому себе, когда предложил Демону вернуться в рай и обрести ангельское обличие, чтобы править этим институтом безумия вместе. Он обманывал себя призрачной надеждой на лучшее будущее, способное прорасти из Рая, но сейчас, прокручивая в голове образы верховных ангелов, ему становилось тошно от того, как близки они к демонам и к людям. Сказочный образ лучшей жизни разрушался о реальность двойственности. В каждом человеке, демоне и ангеле было две стороны, противоположные друг для друга, резкие, странные, переменчивые и так плотно связанные друг с другом. Бог улыбался своей ослепительной улыбкой, и Азирафаель улыбался ему в ответ, глядя на его плавные жесты и обезумевший смех, он мысленно благодарил его за выбор. Они еще ни разу не запретили ему вернуться, не поставили условие, лишь показали то, какой может быть жизнь без него. А она была по праву тоскливой. Обезвоженный Кроули трясясь всем телом молча смотрел на небо и показывал тому клыки, замерев в неестественной позе. Казалось, еще немного и он превратится в статую. Смех пронзил лицо Азирафаеля, он смеялся от всего сердца, схватившись за живот и корча рожицы. Бог вторил ему своей улыбкой, приглашая пройти дальше. Азирафаель сделал шаг по направлению к двери, из которой вошел. Молчание растекалось в воздухе истиной. Все это время Бог не влиял на ход вещей, они шли своим чередом, и выбор Азирафаеля был сделан им самим, как и выбор Кроули. Они пошли по тому пути, который считали наиболее подходящим. И сейчас, находясь на пересечении, способном дать ответ на следующий шаг, Азирафаель спешно шагнул в лифт. — Кроули выбрал себе потрясающего партнера. Договорил Бог. Азирафаель робко улыбнулся и задержался на мгновение, впившись глазами в красивое лицо Бога. Оно отдавало спокойствием и надеждой. Оно хранило в себе то, что было в сердце смотрящего. Азирафаель получил надежду, глядя на страдания своей Любви и смех Бога, надежду на то, что все самое важное находится в его руках. Не Бог вовсе творит судьбы, судьбы творят себя сами. Кивнув, он улыбнулся загадочной улыбкой и обратил взгляд на прозрачный пол. Двери плавно закрылись и лифт устремился вниз. Домой. Сердце гулко билось, с каждой минутой Земля становилась все ближе. Азирафаель отер пол со лба и громко выдохнул. Дом. Лифт открылся с кликающим звуком, Азирафаель зажмурился и неспешно вышел. Прохладный воздух обласкал его лицо. Уголки губ плавно потянулись наверх. Ускорив шаг, он двинулся в направлении машин. Несколько кэбов стояли вряд, словно ожидая его прихода. Азирафаель открыл дверь, улыбнулся водителю и назвал дорогу, по которой он собирался следовать. Лицо водителя выразило изумление и надежду: путь лежал не близкий и явно мог принести двойной тариф от столь замечательного джентльмена. Усевшись на заднее сиденье, Ангел попросил максимально вдавить педаль в пол и включить что-то повеселее, улыбнувшись своей ангельской улыбкой и пообещав большое вознаграждение, а также несколько весьма занятных книг, так необходимых дочери водителя. Тот глубоко вздохнул, резко крутанул руль и вылетел на проезжую часть. Лондонская прохлада вызывала приятные мурашки по всему телу. Солнце плавно клонилось за горизонт, создавая приятные оттенки оранжевого. На заднем сиденье Азирафаель совершал небольшой чудо, задавая машине нужный темп и включив одну из знакомых композиций. Нервно перебирая складки жилета, он смотрел в окно, оглядывая знакомые пейзажи и продумывая свои первые слова. Он не мог оплошать снова. Поцелуй мог все испортить, особенно создав невозможные оттенки ужаса, желания и оцепенения, которые он уже испытал в этот день, будучи плотно прижатым к давно знакомым издалека губам. Смахнув несуществующие пылинки с костюма, он спешно открыл дверь, подмигнув водителю и оставив ему щедрую пачку денег на бардачке. Выйдя из кэба, он прищурился от дыма и прикрыл рукавом лицо. Бентли все еще дымилась в поле, а значит, Кроули так и сидел в оцепенении, глядя в одну точку. Подбежав к машине, Азирафаель резко открыл дверь и, встретившись с ошарашенным взглядом Демона, подал тому руку. Как во сне Кроули схватился за нее и резко выскочил из машины. Обещание вдребезги разбилось о приятное тепло. Блокнот все еще лежал на земле, небольшим прямоугольником разделяя его с Азирафаелем, который уже потянулся к нему, чтобы поднять. Кроули ловко хлестнул того по пальцам и впился своими в плотную кожу. От удивления Ангел вскрикнул. — Кроули? — с надеждой в голосе едва слышно произнес Ангел. — Танец? — чуть натянутой улыбкой впиваясь в невидящие зрачки. Кроули зашипел от сочащихся воспоминания, отвел взгляд в сторону и, сунув блокнот в карман, неуверенно протянул правую руку. Ангел коснулся пальцами дрожащей ладони, заставляя сердце Кроули пропустить очередь ударов. — Вместе? — дрожащим голосом вывел его из оцепенения Ангел, улыбнувшись открыто. Кроули нежно стиснул невесомую ладонь Ангела и прижал его к себе. Улыбка растеклась по его лицу, заставляя брови подскочить в изумлении. Чуть перекошенная, отдающая неуверенностью и счастьем. — Вместе, Ангел. На нашей стороне. Они соприкоснулись губами под очередную классическую композицию, играя дымящемуся Бентли свою колыбельную. Они починят его, сделав еще одно маленькое чудо, но не сейчас. Сейчас важно донести. Медленно и неторопливо, желая рассказать о тех тысячах лет бегства от самих себя. И пусть весь мир подождёт. Вместе с Богом и его несуществующими планами.