Мой смертный повелитель.

Гарри часто страдал от кошмаров. Никто этого не знал, но ещё с самого детства, почти каждый день, его мучали страшные сноведения, которые заставляли его пождилки трястись даже днём. Немудрено, ведь он всего лишь маленький семилетний мальчик, испытывающий те же эмоции, как и все дети его возраста. Гарри видел, как Дурсли реагируют на истерики Дадли после кошмаров. Его кузен врывался в комнату к родителям и начинал показательно реветь, привлекая к себе внимания и треьуя жалости, которую он и получал. Тётя Петуния одаривала все его лицо поцулуями и объятиями, в попытках успокоить, Дяля Вернон говорил неловкие успокаивающие слова. Его укладывали на одну кровать вместе с ними, и все вместе они снова засыпали, в обнимку друг с другом. Когда у Гарри же были кошмары, он не мог даже пискнуть - был шанс, что он разбудит кого-то из Дурслей, и побои с голодовкой ему обеспечены. Иногда Гарри поражался сам себе: да как он вообще ещё жив? Сколько раз он мог умереть от рук дяди Вернона, решившего в очередной раз побить его металической бляшкой ремня из-за маленького оставшегося пятнышка на автомобиле? Или от рук тёти Петунии, которая в один раз пролила бы на него кипящее масло так, что ожоги бы и послужили причиной смерти? А сколько раз он мог бы умереть от Дадли и его сумасшедшей шайки? Да хоть сотни: уж очень они любили играть в "Догони Гарри" или использовать его в качестве бойцовской груши. А ещё он вполне умереть от страха. Естественно, когда тебя по всей округе ищет банда Дадли, а ты скрываешься совсем недалеко от них, в одном из шкафчиков, тревога и страх могут сожрать тебя заживо. Гарри не понимал, что он сделал не так. Не понимал, почему его не любят. Почему все называли его маленьким преступником и уродом. Это всё из-за того, кем были его родители? Когда-то тётя Петуния рассказала ему, что его отец был безработным алкоголиком, а мать - проституткой, которые погибли в автокатастрофе. Но в чём была его вина? Он был уверен в том, что если бы его хоть немножко любили, то смогли бы исправить его уродство. Правда? Уже в семь лет повадками он был похож на семидесятилетнего старика. Он редко улыбался, избегал людных компаний, предпочитая одиночество, недоверял людям и относился ко всему с долей апатии. С каждым днём он всё меньше верил в человечество и себя. С каждым днём его связь с реальным миром становилась всё слабее и слабее. Ведь он воспринимал мир, как бесконечную боль. Даже во снах была бесконечная боль. Не только кошмары с Дурслями обычно мучали его. Разумеется, ему часто снилось, как дядя в очередной раз избивает его до полусмерти, или как он наконец умирает от голода, сотрясаясь от боли. Но кошмары могли были быть и связаны с другими его страхами. В одну ночь он мог оказаться на вершине высокой горы, без возможности выбраться на землю, а в другую - обливаться потом от осознания того, что он лежит в бассейне с ядовитыми змеями, а в третью - трястись от страха, когда он становится свидетелем того, как его тело гниет заживо, лицезрея местами уже голые кости, рыхлое и немного зелёноватое мясо, в котором уже вовсю ворошились опарыши, и словно чувствуя ужасный запах разложения. Однако иногда, его кошмары становились странными и непонятными. Ему снилось, будто он был ребёнком, пришедшим в какую-то необычную маглловскую пиццерию, где на сцене выступали самые настоящие и чертовски жуткие роботы. Своими глазами он видел, как группа старших подростков, держа младшего мальчика на руках, приподносят его ближе к роботу-медведю и засовывают его голову к нему в пасть, после чего верхняя челюсть машины падала вниза, раздавливая бедному ребёнку всю черепную коробку. Он не мог понять, откуда вообще его больной мозг мог придумать это. Гарри в жизни не видел тех роботов. Дурсли никогда не водили его в пиццерии. Он даже не знал, как они выглядят, лишь то, что они существуют! Откуда тогда в его голове возникали такие яркие картинки? Эта же самая пиццерия снилась ему еще несколько раз. В них он был в обликах абсолютно разных детей, с абсолютно разными характерами и поведением. Каждый из них отмечал свое день Рождение в пиццерри, и к каждому из них подходил некто в костюме кролика, после чего насильственно умерщвлял и помещал их трупы в роботов, чтобы, по всей видимости, скрыть следы преступления. Эти сны обычно больше всего ранили его от осознания того, что он не смог помочь. И поэтому после них он обычно сворачивался в калачик на своем тонком дырявом матрасе и тихо, почти бесшумно плакал, от страха, от стыда за себя, от ненависти к себе, от несправедливости и жалости. Но этой ночью Гарри приснилось нечто другое. Во сне он увидел молодого черноволосого поджарого парня в фиолетовой форме, с хищными чертами лица, но добрыми глазами. Он стоял в середине тёмной маленькой комнаты. На полу, у его ног, валялись разломанные детали уже других, незнакомых Гарри роботов. Прямо напротив парня стояла машина. ДВЕ машины. Одна из них представляла собой нечто, похожее на ковш, а сзади, за стеклом, стоял огромный робот, представляющий собой, на вид, непонятное мессиво из проводов, чудом принявшее гуманоидную форму. По росту оно было почти два с лишним метра,  на его лице была маска клоуна, а на голове - праздничный колпак. Гарри опешил от неожиданности, когда ковш резко двинулся и ударил юношу в живот, сдавливая его внутренности, в то время, как мессиво из проводов продвинулось ближе, и когда несчастный работник уже был при последнем издыхании, оно буквально ВОШЛО в него, забралось к нему под кожу, раздирая мышцы и ломая кости. От подобного зрелища к горлу подступала тошнота, и Гарри проснулся в ужасе, тяжело дыша. Он некоторое время просто растерянно моргал глазами, после чего сел на матрас, устало приложив руку ко лбу. Его сердце чуть ли не разрывало его грудь, мурашки проходили по его телу, и Гарри горестно осознал, что к горлу опять начали поступать слёзы. Ему было страшно. Очень страшно. Глаза чудовища, а, вернее, глаз: ярко-голубой, похожий на маленькую лампочку в форме зрачка,не выходил из его головы. Ему было очень жарко парня, принявшего настолько мучительную смерть. Он не заслужил такого, не за что на свете. Никто не заслуживал. Даже Дурсли. Он накрыл лицо руками, тихо всхлипывая. Слезы струились по его лицу, падая на пол или скатываясь дальше по шее. Гарри плакал как можно тише, чтобы никого не разбудить. Как внезапно, он услышал мелодию. Тихую, едва слышимую мелодию, напоминающую музыку из музыкальной шкатулки. Она то ускорялась, то замедлялась, а то и вовсе меняла частоту, становлясь то более высокой, то более низкой. Это дело рук Дадли? Со временем раздался отвратительный шелест чего-то склизкого. От этого Гарри сжался ещё сильнее. Послышались шаги, и сердце Гарри застучало еще сильнее, готовое разорвать грудную клетку. Дурсли проснулись. Сейчас они пойдут к нему и снова изобьют, а потом лишат еды и запрут его в чулане на месяц. Он задрожал и приобнял себя тонкими маленьки руками, предвещая всё плохое. Его зрачки расширились, как только шаги становились все громче и громче, приближаясь к нему. Он сжался так сильно, как только мог, зажмурив глаза и забившись в уголок. Больше бесшумных слёз потекло из его глаз. Раздался металлический звук защёлки. Через несколько секунд дверь чулана со скрипом открылась. Гарри затаил дыхание, ожидая знакомые крики, полные ярости и ненависти. Но их не было. Лунный свет упал на его маленькое детское тельце, одетое в обноски кузена, он даже мог услышать более отчетливое пение ночных цикад. Похоже, окна на ночь оставили открытими. Гарри замер, изумившись. Почему они молчали? Почему еще не накричали на него или не побили? Он медленно опустил руки, не раскрывая глаз. До его ушей внезапно донеслось шумное и раскатистое дыхание, словно перед ним был большой дикий зверь. Дыхание было злачным, воистину ужасным на запах, словно запах гнилого мяса. Вернулся склизкий звук. Гарри тихо пискнул, как дрожь снова вернулась к нему. Склизкий звук становился всё громче и внезапно мальчик почувствовал прикосновение чего-то влажного и холодного к своей щеке. Он от удивления замер, прежде чем резко отмереть и в быстром жесте отстраниться от прикосновения. Он раскрыл глаза и увидел перед собой две белые точки, уставившиеся в душу. Перед ним предстала длинная и тощая кукла с черным вскрученным телом и улыбающейся маской на лице. Вместо пальцев у куклы были щупальца, из чуть округленной груди торчали ребра. Рот был полон острых, как бритва, зубов, из глаз текли черные, словно чернильные, слёзы. Оно уставилось на него, изучая. Пальцы-щупальцы, издающие склизкие звуки, возбужденно двигались сами по себе, в то время как глаза буквально сверлили его своим взглядом. Рядом с ним Гарри чувствовал себя тревожно, холодная испарина покрыла его лоб. Было что-то жуткое в том, как оно время от времени наклоняло свою голову на бок, продолжая шевелить щупальцами. Мальчик не мог вымолвить и слова. Он просто уставился на куклу в ответ, всё так же дрожа. Существо издало странный звук, похожий на чирикание, и спросило: -Ты боишь-шься? - голос был мужским и грубым, словно искаженным помехами. Гарри вздрогнул от того, каким громким голос показался ему в тихой летней ночи. Он пролепетал: -Чего? Существо приблизилось ближе к нему. Запах плоти, раздающийся из его пасти стал невыносим. -Ме-меня. Гарри почувствовал, как его ноги начали подкашиваться. Не способный отвести глаза от взора куклы, он сказал: -Немного. Существо заинтересовано наклонилось еще ближе к нему. Очки мальчика, съехавшие на переносицу, уже слегка касались его маски. Оно приподняло свою вскрученную, тонкую, но длинную руку, и обвило его щёку своими пальцами-тентаклями. -А нас? Гарри легонько вздрогнул от прикосновения. -Нас? -Вс-всех нас. Перед глазами вновь пронеслись все те кошмары, что он видел. Он вспомнил того робота-медведя, буквально откусившего мальчику голову. Вспомнил других аниматроников, набитых детскими трупами. Вспомнил того высокого робота-клоуна, вползавшего под кожу парня-охранника, словно надевая костюм. -Н-Нет.. - немного неуверенно произнёс Гарри. -Нет? Мальчик вздохнул и чуть более уверенно произнёс: -Нет! Кукла некоторое время ещё смотрела на него, после чего пальцы-щупальцы начали поглаживать его щеку, издавая склизкие звуки. Мальчик, завороженный, просто застыл столбом перед высокой и тощей фигурой существа. -Хорош-ший мальчик.., - прошелестело оно своим грубым голосом, - Хорош-ший... Гарри почувствовал, как лёгкая краска заливает его лицо. Его страх внезапно отошел на второй план, как только он услышал слова искренней похвалы. Он выглядел очаровательно: блестящие на лунном свету глаза, красные щечки, слегка приоткрытые губки. Во всех отношениях, он был красивым: да вот только сам он этого не видел. -Я хороший мальчик? - с надеждой спросил он. Существо наклонило голову, словно в недоумении. -Раз-зумеет-тся, - ответило оно своим грубым голосом. Гарри искренне улыбнулся, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы, но на этот раз слезы радости. Еще никогда до этого его не называли "хорошим". Для его семьи он был только мерзким мальчишкой, уродом, выродком, сыном шлюхи и алкаша. Раньше его никогда не хвалили. На ватных ногах, но с улыбкой на лице, мальчик подошёл к существу и доверчиво обнял его. Слишком доверчиво. Но таким уж было его чистое детское сердце: разве мог быть опасен тот, кто столь добр к нему? Существо замерло, словно не веря в то, что происходит. Оно опустило голову вниз, лицезрея макушку голову Гарри, крепко обнимающего его тощее тело. Оно наклонилось голову на другой бок, словно пребывая в раздумьях. -Ты хороший... - прошептал Гарри, уткнувшись носом в пластиковую грудь. Это заставило существо хмыкнуть. -Я хор-хорош-ший? -Да, - произнёс Гарри. Внезапно, его осенило: он не знает, кто это. Застенчиво опустив глаза, все еще прижимаясь к груди куклы, он спросил: -А... А кто ты? Существо издало холодный, рокочущий смешок, от которого Гарри сначала задрожал, сильнее прижавшись к нему. -Я Смер-рть... - прогремел он. В отражении лунного света могло показаться, что его улыбка стала шире, - Но они зов-вут меня Кошмар-рионн... Гарри поднял свои глаза, смотря на чудовище, которое так крепко обнимал. -Смерть? Настоящая Смерть? Кукла слегка кивнул. -Д-да. -А я Гарри, - сказал мальчик, улыбаясь. -Я зн-наю. -Ты заберешь меня? - спросил он, теперь без какого-либо страха. Он дивился сам себе: как он смог смотреть в глаза этой демонической на вид кукле? Кошмарионн сначала не ответил, молча смотря на него. После чего он снова приподнёс руку к мальчику, зарывшись пальцами-щупальцами в его волосы, отчего он захихикал. -Пока нет... -Почему? Ты не можешь оставить меня здесь. Правда? - грустно спросил его Гарри, надеясь что хоть кто-то сможет помочь ему. От отчаяния в голосе Кошмарионн замер. Пальцы перестали двигаться. Прежде никто и никогда не просил его остаться, да и с чего бы? Он самое настоящее чудовище, и дело было не в низкой самооценке. Он был создан убивать, пожинать души неверных и грешников. Его жуткое обличие должно было вызывать первобытный страх. Разумеется, он не представал перед людьми в обличии скелета в черном балохоне с капюшоном и с косой в руках, но факт оставался фактом: он и есть Смерть. Он Мрачный Жнец. Мальчик должен был его бояться. -Т-ты сл-слиш-шком юн. -Неправда, - вскинулся Гарри, - я достаточно взрослый, чтобы принимать решения. "Да и разве это жизнь?" - так и не спросил Гарри, но он и не должен был. Вопрос и так витал в воздухе, врезаясь в головы обоих. Очертания маски Кошмарионна, казалось, стали чуть резче. У него были дела: ему нужно было забрать души сотен, в том числе и Уильяма Афтона, который, будучи в чистилище, лишь с чистой случайностью(и благодаря нечестивым экспериментам, которые его все равно не спасут) избегал кары. Но с другой стороны: разве у Уильяма недостаточно палачей?Разве Кошмарионн не мог прийти после кого-то, уже забрав его после совершенного убийства? Неужели Мрачный Жнец должен, виляя хвостиком, бежать по первому зову какой-то девчонки, настолько ослепленной ненавистью, что даже жажда крови не может сделать ее душу целой? Он вновь посмотрел на маленького наивного мальчика, вцепившегося в него, как в спасательный круг, и впервые за долгое время ему показалось, что его ледяное сердце слегка треснуло, начав потихоньку оттаивать, что было одновременно так тревожаще, так непонятно и так... тепло. -Т-ты можешь п-пойти со мн-мной. Глаза Гарри моментально загорелись. Он посмотрел на куклу с чистым, ясным взглядом и спросил: -Домой? -Дом-мой. И Кошмарионн осторожно оттолкнул его от себя, взяв за руку. Гарри слегка пискнул от неожиданности и стиснул руку существа, которое повело его далеко отсюда, далеко от грешного мира живых. Держа за руку, как равного себе. Как старого друга.