Шрамы

      В нашей жизни происходит много моментов, после которых мы радуемся, грустим, злимся или боимся. В нашей жизни происходит много всего, что может стать для нас очень важным. Наша жизнь пролетает так быстро, что мы и не замечаем, как растём, как у нас появляется первая любовь, как мы расстаёмся, как мы учимся, находим работу. Наша жизнь всегда будет мгновением, которым нужно насладиться.       Последние годы перед смертью, так и думала наша главная героиня. Она смогла пережить Вторую Мировую, расцвет и падение СССР, смерть друзей, родных, близких, собственных внуков, погибших по неосторожности. Она умирала у себя дома, её руку держал последний родной человек, и который остался жив – младшая внучка. Девушка ласково гладила её руку, говорила приятные слова и плакала. А она продолжала улыбаться, говорила, что плакать не нужно.       Умирать было не больно. Она просто заснула. На душе было спокойно, ведь ничего страшного не происходило. Она ждала этого больше тридцати лет.       Но не ждала она, что ей вновь придётся ходить по земле.       Ей повезло родиться вновь. Да, не в нашем с вами мире, а совсем другом. Том, о котором она не знала и понятия не имела о его существовании.       Первым, что почувствовалось после пробуждения – холод. Слышался шум ветра и взрывы, заставляющие каждые раз вздрагивать. Где-то слышались крики о помощи. Кричали на непонятном языке на слух, но речь была понятна.       – Всех гражданских отвели в убежище?!       Эта фраза заставила испугаться и заплакать. Хотелось спрятаться, но вокруг были одни камни. Все дома и здания были разрушены. В руках чувствовался металл. Это оказался странного вида нож. Но это интересовало меньше всего. Больше пугало то, что она находилась на улице, в крови и... живая. Она, ветеран, бабуля, находилась в теле девочки, и опять была словно на поле битвы. Да, это была наша главная героиня, которая умерла несколько минут назад и вновь открыла глаза в этом странном месте.       Вспоминая ужасы своих детских лет, она не собиралась закатывать истерику и поэтому, начала искать место, куда ей спрятаться и бежать в случае чего. Тело слушалось плохо, ноги дрожали, Куда бежать? На глаза попался полуразрушенный дом. Забежав туда, она увидела там нескольких человек в странной форме. Но даже не в форме было дело. Все они были ранены, кого-то лечили, кого-то уже начали выносить.       – Мальчик, ты не ранен? – к ней сразу подбежал кто-то из из этих людей и проверил на наличие ран. –  Какой ужас, ты как вообще стоишь?! У тебя же голова пробита!       От этих слов стало дурно и она села на пол. Над ней сразу закрутились люди. Чувства безопасности так и не было, но лёгкое спокойствие немного пришло. Привычных медицинских действий она не увидела. Но она увидела необычное светло зелёное свечение. Это удивило, несомненно. В конечном итоге, она, уставшая морально, заснула на руках у какого-то парня.       Следующее её пробуждение было уже на больничной койке, среди таких же раненых как она и возле неё караулил тот же парень, что её и нёс.       – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.       – Хорошо. – на её же удивление ответила она на чужом ей языке.       – Я выяснил только твоё имя. Котару, где твои родители? – она не знала что на это ответить.       – Не знаю. Я не помню их. И своё имя слышу впервые. – честно сказала она и опустила голову. Было неуютно. – Где мы вообще находимся?       – Мы в деревне скрытого Листа –  Конохагакуре. – после этих слов, теперь уже девочка, выпала в осадок. Где это вообще? Вспоминая географию, на ум не приходило ничего подобного. – В стране Огня.       Ещё больше вопросов и уж точно никаких ответов. Ещё с войны научившись не выдавать себя и быть более скрытной, девочка начала изображать амнезию. Солдат, как она решила его называть про себя, ей поверил. После куда-то ушёл.       Сжав в руках одеяло, она почувствовала вновь неприятное ощущение боли в груди. Опять повторялся 1941 и его кошмар. Да, события здесь явно не походили на жестокость фашистов, но животный страх смерти в подобных условиях, проснулся. Было страшно. Больница пугала ранеными людьми. У кого то не было руки, у кого то ноги. Кто то сидел на кровати и плакал. Что же произошло? Война?       – Из-за нападения этого грёбанного Лиса, я лишился семьи! – твердил тот человек, хватаясь руками за перевязанную голову.       – Ты твердишь это уже третий день, может успокоишься? – говорил другой мужчина. – И тише в выражениях. Тут дети есть.       И правда, кроме неё, на койках сидели ещё двое детей. Палата была большой, людей было много. Лежали даже на полу.       Забрали её отсюда к полудню следующего дня и повели неизвестно куда. Петляя по коридорам больницы, они вышли на улицу. Под руку её вёл тот же парень, рядом шли ещё несколько детей. Спрашивать что либо в данной ситуации, девочка не хотела. То, что их вели в детский дом, было слишком очевидно. После военных действий, где погибали родители и у них оставались дети, то их судьба была уже решена. Немного, подобному раскладу, она радовалась. Лишних привязанностей ей не было нужно, если сражения проходят слишком часто. За прошедший день она успела наслушаться всего от мужчин и убедилась, что теперь нужно выживать.       Телу, в которое её занесло, было всего два года, и шок проходил слишком долго, прежде чем выяснилось, что здесь это вполне нормально, раз никто не удивлялся тому, что ребёнок складно говорит и нормально ходит. В добавок, это списалось за счёт пережитого шока и травмы головы.       В детском доме новым ртам рады явно не были. По лицу воспитательницы, девочка поняла, что жизнь будет ой какой не сладкой. Условия жизни во время войны возвращаются. Не думала она, что даже после смерти вновь вернётся в этот ад.       Новых детей разместили на места и дали кучу новых указаний. Лишнее не трогать, не брать то, не мешать, не прикасаться. Видимо, выходом было лишь научиться ливитировать, и то, воспитательнице это не понравится.       Но не это шокировало девочку больше. Прибывших детей было немного, среди них был и младенец. На его щёчках были полосы, а блондинистые волосы сразу выделялись. К малышу относились с такой ненавистью, что немцы покажутся душками, по сравнению с тварями здесь. Если фашисты без сожалений убивали сразу, то эти же практически издевались над ним.       Ребёнка вечно оставляли одного, когда он плакал или был голодным.       – Какого чёрта вообще этого демона притащили к детям... – вечно бурчала эта женщина, меняя пелёнки и швыряя младенца в кроватку. – Не плачь отродье Лиса!       – Чёртов джинчуурики. Надо же было носителя Девятихвостого отдать сюда... – говорила вторая, которая помогала первой.       Этот короткий диалог, Котару услышала совершенно случайно. Она просто шла в туалет в тот момент. Теперь ей стало понятно, почему так издеваются над ребёнком. Но не разделяла этой ненависти. Мальчика было жалко, такой жизни он явно не заслуживал. Разве именно он виноват, что выбрали его, чтобы посадить Лиса на цепь?       После, девочка часто начала бегать к ребёнку, чтобы быть рядом с ним. Она точно знала, что он чувствует хоть такую заботу. Котару гладила его по голове и пела колыбельные на родном русском, успокаивала, когда плакал. Воспитательницы только рады были тому, что не приходится им делать грязную работу. В их глазах, девочка казалась сумасшедшей и ненормальной, раз даже после того, как ей сказали, что к Наруто подходить нельзя, она всё равно шла к нему. В детском доме была сотня детей, им было не до одной дурочки.       А она и радовалась, что ей не мешают. Девочка начала проводить больше времени рядом с Узумаки. Своей маленькой ручкой он хватал её палец и переставал плакать, когда ему что-то не нравилось.       Весь уход за ребёнком лёг полностью на неё. Чтобы помыть его, черноволосой приходилось уговаривать старших ребят помочь ей. Для двухлетней, поднимать младенца всё равно тяжело. Уговаривать удавалось только девочек, мальчики шли в отказную.       Пожалуй, лучшим моментом в её жизни, стало то, что ребенка отдали ей в руки и теперь она находилась всё время с ним. За первый год, Котару невороятно тяжело было ухаживать за ним. После он научился ходить и даже выговаривать короткие слова.       – Хей, Наруто, иди сюда! Котару тебя уложит! – трёхлетняя девочка протянула руки, чтобы мальчик подошёл к ней и та взяла его на руки.       – Ко...та... Кота... Котал'у... Лу! – принимал понытки выговорить её имя ребёнок. Девочка еле сдержала себя, чтобы не пустить слезу. В голове пронеслись воспоминания, как училась ходить её дочь и как впервые она сказала слово "мама". На душе стало гадко. - Не плат'ь!       Наруто обнял её, а девочка подняла его и положила на кровать.       — Спи сладко, моё солнышко... – прошептала она и поцеловав того в лоб, начала петь колыбельную.