Счастье

— Я… Азирафаэль почти плачет. Кроули не может, физически не может смотреть на него — глаза, полные слез, губы, не складывающиеся в нужные им обоим слова… И тем не менее, он не может оторвать глаз. Азирафаэль и так почти плачет, но Кроули не может допустить, чтобы ангел не сказал… не признал наконец вслух, что… — Скажи это, — тихим, ровным голосом просит Кроули. По крайней мере, он очень надеется, что это тихий и ровный голос. Никаких эмоций. Не сейчас. Ангел не должен увидеть. — С-сказать ч-что? — Азирафаэль заикается, у него трясется подбородок, и он вот-вот заплачет, и тогда… Кроули не знает, что он тогда будет делать. Что он будет делать, если его ангел заплачет из-за него. Кроули ведь не сможет себе простить. Но он не хочет больше недомолвок. Он высказал всё, что думал, и теперь… теперь очередь Азирафаэля. — Скажи это. — Я н-не поним… Треск, взрыв, грохот. Где-то на улице, за окнами букинистической лавки, завопили сигнализации автомобилей… Это не важно. Очки. Они треснули, с досадой отмечает Кроули, и это беспокоит его куда больше, чем молния среди ясного неба и все, что произошло на улице по вине его эмоций. Никто не погибнет, все чудесным образом спасутся — это он знает точно. А вот ближайшие очки в бардачке машины. Осколки темных линз сыпятся на пол, застревают в его одежде, звенят друг о друга… Жаль, не соловьи, а лишь стекло. Ангел теперь видит его глаза. Это плохо. — Ангел, — Кроули нетерпеливо делает шаг вперёд, наступая на собеседника, и недоуменно останавливается, когда тот ступает от него назад. — Я сказал. Все, что думал, — голос Кроули ломается и становится позорно высоким, и он начинает бегать глазами по книжным полкам, убеждая себя сохранять самообладание. — Скажи и ты. Кроули больше не может на него смотреть. Поднимет глаза — и он не сможет сдержать слёз. Поэтому он смотрит в пол, а вернее — на носки туфель ангела. — Я всегда думал… Что ты мечтаешь о… — Брось, Азирафаэль, — Кроули легко отмахивается, но всё ещё старательно не поднимает глаз. — Давай без лишнего. Без Рая, без Ада, без Метатрона, без ангелов и демонов. Здесь только ты и я. Только то, что мы… Точнее, ты и я… Друг для друга. Скажи. Руки в карманы, а пол так интересно ковырять носком туфли… Кроули делает вид, что его вовсе не интересует ни Азирафаэль, ни то, что он скажет в ответ, но в его интонации все равно равно пробивается оно. Сквозь завесу напускных равнодушия и самовлюбленности, что Кроули включает каждый раз, когда ему больно… Оно. Отчаяние. — Ты… Кроули! Он видит, как туфли ангела делают решительный шаг вперёд, и, скорее всего, Азирафаэль активно жестикулирует, будто пытаясь этим вернуть Кроули здравый смысл. Его интонации буквально кричат «что ты творишь?! Опомнись!». Но Кроули не может опомниться. Не теперь, когда весь смысл его жизни рухнул. Не будет… «их». И никогда не было, получается. Его смысл жизни сделал свой выбор. — Просто скажи это, ангел. Кроули просто необходимо знать, а были ли вообще «они», или он всё это себе придумал. Что они могли бы быть… «ими». Что у них могло быть будущее. Жизненно необходимо знать. Голос всё тише и тише, чтобы ангел не услышал в нем слёз. Не услышит. Сейчас Кроули дождется хоть какого-то ответа… А там решит, что делать дальше. Со Вселенной, с Богом, со своей никчёмной жизнью. Жизнью, что ничего не стоит без этого ангела. — Ты… Ты всегда был… — не поднимая взора, Кроули понимает, что глаза Азирафаэля снова наполнились слезами. Кроули хочет подойти и утешить, перестать давить, просто успокоить… И в то же время он до помешательства нуждается в ответе. Кто они друг для друга. Кем всегда были. Кем навсегда останутся… в его памяти, по крайней мере. — Всегда был… Кроули, я не могу, — извиняющимся и практически отчаянным голосом взвыл ангел. — Я… Метатрон… — Метатрон. Ясно. — Кроули за неимением очков прикрывает лицо ладонью, быстро разворачивается к дверям и шагает на выход. — Безусловно, Рай важнее. Важнее всего, что было. Шести грёбаных тысяч лет. Важнее нас… — Нет, Кроули, пожалуйста, не уходи, нет, — демон невольно замирает, не в силах не исполнить просьбу, но не может обернуться назад. Не сейчас, когда он внимательно смотрит на дверь лавки, настолько внимательно, что один глаз начинает неистово жечь, и щека становится мокрой и горячей. — …не важнее… «Нас», не важнее, — Кроули слышит, что Азирафаэль топчется, пока говорит, и, кажется, даже подошёл ближе. — Столько лет… Ты единственный, на кого я по-настоящему мог положиться, зная, что ты придёшь, даже если я не позову, придёшь и спасёшь… — с подбородка капнуло. Под дернувшейся туфлей болезненно хрустнул осколок очков. — Но теперь мы можем изменить вообще всё… Опять за своё… Нужно снова напомнить ему, чтобы говорил про нас, думает Кроули. Или нужно просто сделать ещё пару шагов и выйти из чёртовой лавки. Или нужно ещё раз попросить его сказать самое важное — то, что ему сейчас необходимо услышать. Что всё это было взаимно. Хотя бы взаимно. Хотя бы было… Кроули продолжает об этом думать и все ещё не может выбрать, как именно поступить, когда внезапно осознает, что рука Азирафаэля судорожно схватила его за плечо. И что пара осколков больно впиваются в колени сквозь джинсы. И что…черт возьми, он стоит на этих самых коленях на полу и…плачет. — Кроули, пожалуйста, Кроули, ты же знаешь, что я… Кроули… Но я не могу, я не должен, ты всегда знал, что я выберу… — судя по голосу, ангел совсем потерялся, и поняв, что терять уже нечего, Кроули поднимает взгляд. Азирафаэль рыдает, а в глазах у него — боль от предательства всего, что он имеет. И тем не менее, он не может поступить иначе. Кроули понимает, да, слишком хорошо понимает. И всегда знал, что ангел выберет. Даже если Азирафаэль считает, что они важнее Рая… Он выберет Рай. Потому что он чёртов ангел, который хочет спасти всех и вся, а Кроули просто хочет забрать его себе и только себе. Кроули эгоист, да, он знает. И знает, что ангел с этим никогда не смирится. — Знал, — просто отвечает он, и понимает, что не в силах вернуть контроль над лицом: слезы продолжают предательски течь, а он снова позорно опускает взгляд, упираясь им в бабочку Азирафаэля. Бабочка сбита в сторону, и Кроули со смешанными чувствами невольно вспоминает, при каких именно обстоятельствах она сбилась. — Не беспокойся обо мне, — тихо продолжает он, тратя все усилия на то, чтобы хотя бы голос звучал ровно. Он упирает руки в пол в попытке оттолкнуть тело от земли, встать, уйти… В ладони впиваются стекляшки, а ещё перед самым носом вдруг мелькают руки Азирафаэля. Его неслабо встряхивают за грудки. Мимика невольно дёргается в отчаянных попытках скрыть слезы, скрыть собственную слабость, выглядеть хоть немного… демоном, а не тряпкой. — Нет… Кроули, я… Сколько раз ангел уже попытался сказать? Кроули уже понял, что всё без толку. Ангел не скажет, а ему пора уходить. Встать с колен и уйти. Вот только хватка у Азирафаэля крепкая — не то чтобы он не вырвется, просто не хочет противоборства. — Ты… Я… Ты мне очень… Очень дорог… — Перестань, ангел. Тебе тяжело это говорить. Не нужно, — даёт Кроули заднюю, не в силах терпеть этот плачущий голос. — И отпусти меня. Я уйду. А ты направишься в Рай. И мы все останемся там, где должны быть… — Нет! — вопль эхом отдается от стен, и Кроули в изумлении поднимает все ещё слезящиеся глаза, чтобы увидеть, как Азирафаэль истерически кричит на него, встряхивая снова и снова. — Я не хочу! Я не хочу в Рай без тебя! Не хочу оставлять тебя! Не сейчас, когда мы можем… — Мы ничего не можем и никогда не могли. Кроули впервые смог всё-таки заглянуть в глаза. Пронзительно голубые. Такие родные. Плачущие, тоскливые и одновременно протестующие… Родные. Жаль, что это последний раз, когда он видит их. Он снова предпринимает попытку встать на ноги, но Азирафаэль хватает его ещё крепче и снова встряхивает. — Я не уйду без тебя. Я не дам тебе уйти одному. То, что ты сказал… Я не знал, что демоны… Могут… Я не знал, что ты способен… Я думал, все не взаимно. Думал, я просто идиот… Но не теперь. Теперь — я не хочу, чтобы мы были…по отдельности. — Скажи это, — снова попросил Кроули умоляющим тоном, подползая на коленях ближе, становясь прямо перед ангелом и жадно смотря на него снизу вверх. — Скажи… — Я не уйду без тебя… — Скажи… — Если я скажу, ты пойдешь со мной в Рай? Кроули попытался хмыкнуть, но получившийся звук больше напоминал всхлип. Он опустил глаза на руки ангела, цепко держащие его за воротник, и увидел на них кровь. Точно. Осколки. Азирафаэль сейчас держит его, буквально вдавливая себе осколки в ладони, но даже не пытается отпустить. — Зачем? — уточняет он, снова надев равнодушие поверх отчаяния, и не отрывая взгляда от пятнышка крови на ангельской руке. — Пойти вместе. Быть… Нами. Попробовать все изменить. — А если не выйдет? — Тогда… Как ты предлагал… Уйти вместе. Альфа Центавра? Я не могу не попытаться, Кроули, это ведь шанс… — Я знаю, ангел. Он и вправду знал. Чего он ожидал от Азирафаэля, которому предложили должность верховного архангела? Что он спасует и как трус захочет сбежать с Кроули? Нет, трусом всегда был сам Кроули, а Азирафаэль не мог упустить даже призрачный шанс изменить мир. Так чего он ожидал? Счастья. Просто счастья, поделенного на двоих. Если Азирафаэлю для счастья нужен был мир во всем мире и Кроули где-нибудь рядом, то Кроули для счастья нужен был лишь один ангел. Они никогда не смогут сойтись во взглядах, потому что ангел… такой ангел. Они вечно будут воевать с ветряными мельницами, потому что в каждой лжи Метатрона, Рая, кого угодно — Азирафаэль видит шанс изменить мир к лучшему. У них никогда не будет простого счастливого «мы» где-нибудь на берегу озера, с переплетенными руками, с проникновенным взглядом глаза в глаза, поцелуем на ночь и пожеланием доброго утра… У них никогда не будет одного счастья на двоих, и Кроули давно пора признать это. Потому что у них слишком разное оно. Счастье. — Я… Я люблю тебя, Кроули. Давно люблю. Я всегда в тебя верю. Всегда знаю, что ты вернёшься, несмотря ни на что. Пожалуйста, перестань плакать, Кроули… — Скажи это ещё раз. — Я люблю тебя. Люблю. Люблю… Кроули протянул окровавленную руку наверх, к Азирафаэлю, и тот поддался. С выражением чистого страдания на лице, но все же поддался. Наклонился ниже, чтобы Кроули дотянулся, позволил мягко схватить за подбородок, притянуть к себе… Азирафаэль не отвечал на поцелуй — наверное, это всё-таки было выше того, что он как ангел мог себе позволить, — но то, что он позволял Кроули целовать себя, уже говорило демону о многом. — Так ты пойдешь со мной в Рай? — Ангел. Может быть, он и сейчас был слишком быстр для Азирафаэля? Он сбавил темп. Перестал вторгаться раздвоенным языком в чужой рот. Ослабил давление. Сделал поцелуй по-ангельски невинным. Азирафаэль отмер, наконец отняв руки от его воротника. Одной неуверенно заполз в рыжие пряди, второй — крепко вцепился Кроули в плечо, будто боялся упасть. Может быть, оно всё-таки существует? Счастье. Одно на двоих. Кроули очень хотел в это верить.