7 минут, 43 секунды

      «А можете ли вы поручиться в том, что пираты не завлекут вас с умыслом в лес и не нападут в ваше отсутствие на кораль, зная, что тут находятся только раненый мальчик и один взрослый мужчина»? Сайрес должен был это произнести. Должен был быть предусмотрительнее. Должен был понять, что пираты не оставят кораль так просто, что обязательно вернутся, что их мерзкие души не позволят забыть о таком удобном обустроенном убежище, даже после того, как они добрались до разрушения плантаций и насаждений. Должно быть, от мельницы уже ничего не осталось тоже. Крики и приглушённые стуки снаружи стали ещё яснее. По расчётам Сайреса, оставалось около 7-8 минут. Инженер отнёсся к этому с внешним спокойствием, несмотря на то, что сердце замерло, едва он услышал отдалённый выстрел и незнакомые голоса. Спилет и Пенкроф ушли уже достаточно далеко. Они вряд ли смогли бы услышать шум и прийти на помощь. Он должен был всё продумать. Он должен был мыслить хладнокровно. Он должен был прислушаться к внутреннему чутью. Должен был понять, что пираты гораздо более жестокие, непредсказуемые убийцы, всегда возвращаются к добытому. Для них убийства — это очередной трофей. Но Наб мог быть в опасности, на плато разгорались пожары, а в корале не было никаких запасов того, что нужно раненому. Воды теперь было совсем немного, от еды остались одни объедки, а делать перевязки было практически нечем. Видимо, пираты разграбили и уничтожили всё то, что бережно собирал Айртон. Отпустить Пенкрофа и Гедеона в обратный путь, хотя бы для того, чтобы добыть тележку и перевести Герберта в Гранитный Дворец, было единственным решением. Мог ли Сайрес придумать что-то ещё? Герберту становилось всё хуже и хуже, а они находились в четырёх стенах уже около двух недель. Юноша почти не говорил, лишь изредка выходя из сна и что-то бормоча в бреду, было сложно напоить его водой, и организм совсем не был способен принимать пищу. Он угасал. Нужно было что-то делать. Не было другого выхода… Оставались считанные минуты… Пираты вот-вот ворвались бы сюда. Страха не было. Сайрес принял бы этот факт, факт неминуемой смерти, совершенно спокойно. И всё же… Его сковал страх за кого-то другого. — Ты будешь в порядке. — прошептал он, подходя к кровати юноши. Тот слабо что-то прошептал… У Сайреса не хватило духу переспросить. В то редкое мгновение, когда Герберт был в сознании, он даже не мог заставить себя посмотреть ему в глаза… В эти умирающие глаза, которые ещё совсем недавно были полны жизни. Герберт стал ему сыном. Герберт стал сыном им всем. Если бы Сайрес мог, он бы без раздумий пожертвовал собой и оказался на месте бедного мальчика… Но он не мог. Он был бессилен. — Всё в порядке, Герберт. Всё будет в порядке… Как он мог так отчаянно и бессовестно лгать? Сайрес всегда считал себя прямым человеком… С другой стороны, ему никогда раньше не приходилось застревать на необитаемом острове, сталкиваться с пиратами и терять своего сына, жизнь из которого уходила прямо на его глазах. Разве он мог сказать правду? Разве он мог произнести вслух то, чего боялся так сильно? Герберт… Умирал. Ему оставалось совсем и совсем немного. Шум снаружи становился сильнее. Пенкроф и Спилет были слишком далеко. Они не смогли бы прийти на помощь даже, если бы захотели. — Мистер Смит? — доверчиво глядя на него помутненным взглядом, прошептал Герберт. Его голос был голосом мученика, голосом мертвеца… Такой голос Сайрес сотню раз слышал от солдат, встречающих свои последние минуты на поле боя. По щекам Сайреса потекли слёзы, и он протянул руку к лицу мальчика. — Что… Где мы?.. Где… Где Пенкроф? — совсем слабо выдавил он. — Он мне очень нужен… Можно… Можно мне поговорить с папой? Он не мог допустить, чтобы такая чистая, невинная душа была убита и замучана бесчестными людьми… Он не мог допустить этого. Решение было единственным. Лучше пусть это будет его рука. В глазах, словно поле осколков и стекла, застыла ледяная пелена. Лучше… Он сам лишит мальчика жизни. Лучше пусть это будет быстро. Лучше, пусть Герберт ничего не боится и не пугается. Лучше, пусть его последние секунды будут проведены в блаженном полусне рядом со знакомым лицом. — Закрой глаза, Герберт. — отрывисто прошептал он, тянясь к оружию и умирая где-то внутри. Он столько раз касался курка… Но никогда не думал, что сделает это для собственного сына. — Доверься мне. Всё будет хорошо. Они оба не жильцы. Герберт не жилец. Герберт устало и доверчиво посмотрел прямо на него. Этот взгляд душа мужчины не забудет никогда… Так будет лучше. Никакое дьявольское отродье не имело право порочить юную душу… Никакое. — Мистер… Смит? Вы… Пла… Чете?.. — Нет, Герберт. — в который раз солгал он, задыхаясь. — Я не плачу. Всё хорошо. Закрой глаза. Спи. Мальчик слушается… Сайрес прижимает ствол оружия прямо к чужой груди. Прямо над сердцем. Вздох. Последний вздох. Как забавно… Стреляя в чужое сердце, он готов был поспорить, что уничтожил своё собственное. Оглушительный выстрел. Кровь. Осознание… От рассудка не осталось ни кусочка. Сайрес улыбнулся… С такой же маниакальной улыбкой он закрыл Герберту глаза. Он выглядел совсем, как живой. Он выглядел так, словно спал. Да… Так и есть… Он просто спит. Губы задрожали… Из горла вырвался первый хрип… Сайрес взревел, словно раненое животное, падая на колени и прижимая руки к лицу. Он рыдал, кричал, снаружи шумели пираты, но всё это не имело значения. Он тянул себя за волосы, не чувствуя совершенно никакой боли, умолял, шептал, но и это не имело никакого смысла. Пираты могли ворваться сюда прямо сейчас, ему не было до этого дела. Когда ты лишен сердца, а душа горит пламенем, тебе нет дела до физического тела. Оставалось не более минуты. Он должен был принять смерть с честью. Это последняя здравая мысль в голове инженера. Двадцать секунд… Десять секунд… Он встаёт перед бездыханным телом Герберта, не думая уже совершенно ни о чём. Дверь вылетает с петель. Пираты уже здесь. Сайрес закрыл глаза. Сразу несколько пуль летит в его грудь… Всё это действие, забравшее две честных жизни разом, занимает не более 7 минут 43 секунд.