𝐖𝐢𝐥𝐥 𝐲𝐨𝐮 𝐥𝐨𝐯𝐞 𝐦𝐞, 𝐦𝐲 𝐒𝐭𝐚𝐫?
Стоял тёплый августовский вечер. Жителям Северной столицы приветливо улыбалось закатное солнце. Своими мягкими лучами оно ласкало фасады стройных низких зданий, играло бликами на стёклах окон и тёмных вод. Северный ветер растрепал кудрявые каштановые прядки, путая их, разбрасывая по голове и скидывая на лицо. Саша немного щурился, ловкими движениями порой убирая волосы за ухо. Прикрыв глаза, Миша головой лежал на его коленях, а тело вытянулось на мягком пледе, что покрывал мелкий песок петербургских пляжей. Грудь Москвы в равномерном темпе поднималась и опускалась. Казалось, он окончательно провалился в спокойный сон. Романов до этого момента на горизонт смотрел, где огненный шар хотел спрятаться, а сейчас зацепился за знакомые сердцу черты, по новой изучая их. Сам того не понимая, Петербург всё-таки вытащил Московского на природу. Пускай недалеко, пускай людей в округе было предостаточно — это всё пустяки. Главное, что они вдвоём в этот субботний закат дня. Аккуратным движением руки Романов огладил скулы, подбородок, двигаясь вверх к линии роста волос. Московский тянулся к нежным прикосновениям. Светлые ресницы затрепетали, голубые глаза вновь явились миру, являясь спасением для одного и погибелью для других. — Ты немного постарел, Миша, — тихо и так вкрадчиво проговорил Саша, мягко, практически невесомо оглаживая пальцами тонкую кожу около глаз, где совсем незаметные первые морщинки появились. Московский глаз не смыкал, всё на Сашу влюблённо смотрел. Язвить не хотелось, он только сильнее в улыбке рассыпался. — Уже не нравлюсь, раньше был лучше? — поинтересовался он, изучая знакомое лицо так внимательно, словно впервые его видел. В голосе ни намёка на недовольство или раздражение. — Нравишься, всё также прекрасен, как в том далёком семьсот двенадцатом, — Петербург плавными движениями на волосы перешёл, не чувствуя на них жесткости от геля. А Москва молчал. Ответить не мог. — Знаешь же, что никогда не разлюблю. — Знаю, — казалось в уголках широких глаз влага скопилась. Романов об этом не думал. Он медленно наклонился, целуя лоб, кончик носа, губы Москвы. Без страсти и пошлости, без контекста и просьб. Чистые чувства нежности сердца. Также неспешно разгибаясь, он всё в зеркало души чарующее смотрел. Небесный омут, где Саше всегда хорошо. Он бы всё отдал за то, чтобы взгляд этот по утрам видеть, чтоб губы чужие сладкие целовать, чтобы крепко его обнимали, пока он готовил бы завтрак на двоих. Московский одним движением поднялся с излюбленного места, усаживаясь рядом с Питером, прижимаясь к его боку. Золотистые волосы без жёсткой фиксации упали на лицо, смягчая его, придавая вечно грозной столице более расслабленный вид. Романову нравился такой Миша. С этой причёской Московский становился домашним, комфортным. А Москва в ответ любил Питер без очков, потому что за бездушным стеклом скрывалась бесконечная красота серых глаз, потому что без противной оправы Миша видел Сашу ещё имперских годов. Прекрасная Северная столица, которая умудрилась в него влюбиться. Петербург кофту Мишину на себе поправил, стараясь закутаться в тёплую ткань. Знал, что замёрзнет у воды, но всё равно пошёл без толстовки, предпочитая чужую одежду. — Будешь любить меня, когда я стану старым? — неожиданный вопрос, ответ на который Романову готовить не нужно было. — Буду, чтобы не случилось, сколько бы жителей у нас не осталось, сколько бы лет нам не было, — всё говорил он. От каждого слова сердце Москвы трещало. Как же он счастлив, как же ему повезло быть любимым. — Вместе и до конца, — Саша продолжал мягко улыбаться. Не избежав этого порыва чувств, Миша вперёд потянулся, целуя Романова напористо, но всё же для себя крайне сдержано. У него не было цели завалить Романова, уломать на секс, наоборот. Вопреки самому себе он тянул момент трепета и романтики, поистине наслаждаясь вечером. Медленно отстраняясь, Миша заметил лёгкий трепет пушистых ресниц. Романов всегда прикрывал глаза при поцелуях, а Москва всегда за ним подглядывал. Эта привычка тянулась за ним с далёкого девятнадцатого века. Как быстро же летело время. На едва влажных устах Романова вновь мягкая улыбка заиграла. Сердце болело от такой чистоты момента. Подсаживаясь ещё ближе, он уронил голову на плечо Московского, чувствуя кожей приятный и мягкий хлопок обычной серой футболки. Миша в ответ одну руку за спину Петербурга закинул, приобнимая за талию, а второй их пальцы сплёл. Подмечая чужой холод, он тонкую ладонь сильнее сжал, согревая собственным теплом. На горизонте медленным ходом тянулись корабли, разгоняя на тёмной воде уличных огней вереницы. Последние лучики закатного солнца сгорали на их ресницах, прощаясь с этим днём. Первые звёзды появлялись в лёгкой синеве. Слабые волны пытались достать до них, лизнуть пальцы ног, но всё никак не дотягивались, рассыпаясь пеной у ступней и смывая рисунки, что до этого столица выводила пальцем. — Миш, — тихо начал Романов. Его глаза цвета серебра с мимолётной тоской смотрели на безмятежный пейзаж. — М-м-м, — потянул Московский. Его голова удобно устроилась на макушке Питера. — А давай, когда мы с тобой совсем состаримся, когда уже не будем столицами, — каждое слово с заботой говорил он. — Давай, мы купим себе дом, где будем вместе жить. Подальше от людей и суматохи. Только ты и я, — разнеженный чувствами, Миша от одних слов мягко улыбался, представляя лучшую часть жизни. — Я буду тебе по утрам готовить пышки, кофе варить, а ты наконец-то будешь рядом. — А кто столицами будет? — вопрос, который вполне имел место быть. — Подрастают другие города, — Романов просто говорил, не задумывался, словно уже не в первый раз этот диалог в своей голове прописывал. — Новосибирск, города твоей области. Быть может, когда-нибудь появится совершенно новый город, который станет столицей, — Миша не представлял себя городом не столичного масштаба, однако на предложения Петербурга он готов был согласиться. — Звучит вполне реально. — Хочешь жить так? Просто со мной, — Романов голову от плеча оторвал, желая увидеть это в чужих глазах. — Без столичных забот. — Хочу, я бы за это всё отдал, — не врал. Слишком сильно измотан работой и так невозможно мало у него времени на того, кого любил. Всё в этой жизни не совместить. Москва готов пожертвовать статусом столицы ради счастья, но этого сделать пока не может. — Рано или поздно так и будет, Сашенька. — Спасибо, — за надежду, которую дарил. Московский мягкий поцелуй на лоб едва теплый уронил. — А у дома сад разобьём, будем цветы выращивать и качели поставим, — продолжал сладкую фантазию Питер. Москва молчал, с трепетом души слушая эту зарисовку и надеясь, что в будущем она станет реальностью. Главное, чтоб Саша был рядом, потому что только в его нежных руках Мише не больно.В тишине прибоя тёмных вод сидели двое давно влюблённых. Северный ветер растрепал их волосы, с прядками порой играясь. А они всё о нежности говорили. Над ними звёзды висели и молчали от такой чистоты любви.
𝐈 𝐥𝐨𝐯𝐞 𝐲𝐨𝐮 𝐟𝐨𝐫𝐞𝐯𝐞𝐫, 𝐦𝐲 𝐒𝐮𝐧.