Scream

Большая конфорка выплёвывает из себя синее пламя. На сковороде начинает шипеть масло. Раскалённую поверхность заполняют замороженные наггетсы. Тонкие ноги уносят изнеможённое тело прямиком в сторону пузатого, набитого белым шумом телевизора. Шипение из динамиков раздражает ушные перепонки. Лицо девушки слегка морщится, забивая глазные уголки маленькими складками. Дверцы тумбы раскрываются с лёгким скрипом, обнажая цветастые корешки картона, напичканного различными кассетами. Две из них послушно ложатся в прохладные ладони. От сквозняка кожа начинает замерзать. — Так, и что выбрать на сегодня? — карие глаза пробегаются взглядом по уже знакомым названиям. — «Техасская резня бензопилой» или «Хэллоуин»? Брови задумчиво сводятся к переносице. Тяжёлый вздох выходит из пухловатых губ. Поток весеннего ветра нагло проникает в форточку, путаясь в волосах и кожных мурашках. Хрустя коленными суставами, девушка приподнимается с пола и направляется в сторону открытого окна. Деревянная рама с трудом захлопывается, заставляя стекло истошно завизжать. Перевернув уже подрумянившиеся снизу наггетсы, девушка спешит вернуться к выбору фильма, но останавливается на начале пути. Звонит телефон. Кто в такой поздний час может позвонить? — Алло? — чёрный шершавый пластик ложится на ухо. — Добрый вечер! — по ту сторону слышится от чего-то радостный мужской голос. На лицо невольно натягивается улыбка. — Кто это? — Забавно, я хотел у тебя спросить то же самое. — Вы, кажется, ошиблись номером. До свидания. — трубка мгновенно приземляется на своё место. Девушка ярко смеётся, почёсывая затылок. Видно, какой-то умник решил просто её разыграть. Ничего нового. Скорее всего это кто-то из её окружения. Может даже одноклассник. Еле заметное чувство тревоги вгрызается в лёгкие, заставляя их более ускоренно приподнимать грудную клетку. Пустота белого шума неприятно ласкает ушные перепонки. От повторного звонка напряжённое тело резко вздрагивает. Дрожащая рука снимает трубку. — И зачем Вы мне снова звоните? — к счастью, голос не дрогнул. — Ну, как ты и сказала, я ошибся номером. Но мне очень понравился твой голос. Не хочешь поговорить? Я не займу у тебя много времени. Медленный выдох немного успокаивает учащённое сердцебиение. Тонкий палец принимается наматывать вокруг себя плотный телефонный провод. — И о чём же ты хочешь поговорить, загадочный незнакомец? — озорные нотки окрашивают женский голос. — Чем сейчас занимаешься? — Готовлю себе ужин. А ещё выбираю, какой фильм посмотреть. — Между чем выбираешь? — Думаю включить либо «Хеллоуин», либо «Техасскую резню бензопилой» — Ого, любишь фильмы ужасов? — парень заметно оживляется. — Само собой. — А какой любимый? Задумчиво подняв взгляд к потолку, девушка тяжело замолкает. В сознании проплывают знакомые названия, но мозг не может зацепиться ни за одно из них. Когда люди задают подобные вопросы, сразу забываешь все картины, что ранее как-то тебя зацепили. Хотя одна, кажется, всё же вспоминается. — Кошмар на улице Вязов, наверное. — Это там, где маньяк с ножами вместо пальцев охотится во сне за подростками? Из голосовых связок рождается звонкий смех. — Ну типо того. Только там были не ножи, а перчатка с металлическими лезвиями. — Да одна херня. Слишком пафосно. Глазные белки наигранно закатываются. — А мне наоборот нравится. Это не банально как, допустим, обычный нож. — Нож — это классика. Ты ничего не понимаешь! — в трубке хрипит сдавленный смешок. — Для такой хрупкой и красивой девушки иметь подобные вкусы довольно… необычно. Лёгкий румянец окрашивает бледность лица. Уголки губ искривляют рот в смущённой улыбке. — А почему ты думаешь, что я красивая? Ты же меня не видишь, глупенький. — гладкая эмаль зажимает мягкую кожу губ. — Окна в твоём доме довольно большие, так что твою красоту сложно не заметить. Резко в лёгких заканчивается кислород. Пухлогубый рот приоткрывается, немо выпуская прерывистое дыхание. Все органы скручиваются в один узел. К горлу подступает еле ощутимая тошнота. Всё тело сковывает страх. Липкий, скользкий, с запахом пота и солёных слёз. — Что это значит?.. — Это значит, что я смотрю на тебя прямо сейчас. Бешеные от испуга глаза бросают взгляд на окна. Сначала на первое, потом на второе. Девушка пытается разглядеть хоть что-то в глубине деревьев и кустарников, но выходит скверно. В помещении слишком яркий свет. Пыльное стекло отражает бледно-жёлтые круги в районе потолка, полосатые разноцветные обои, небольшие пальмы в пластиковых горшках и ссутулившееся женское тело. Никаких тёмных фигур по ту сторону не видно. — Ты меня разыгрываешь?! Если так, то это вообще не смешно, твою мать! — панический крик летит прямиком в телефон. — А я и не разыгрываю. Хочешь скажу, как ты сейчас выглядишь? У тебя чёрные распущенные волосы чуть ниже плеч, на тебе красная футболка с какой-то надписью и короткие пижамные шорты. А ещё носки с динозаврами. Крутые, кстати! — Да пошёл ты! Я сейчас позвоню в полицию, придурок. — Звони, вперёд. Но ты уверена, что они успеют приехать? В эту глушь, да тем более в такой поздний час, их машина доберётся плюс-минус минут за тридцать. У тебя нет столько времени, Юна. В тишине слышится всхлип. — Откуда ты знаешь моё имя?.. — Ох, детка, скоро твоё имя будет знать весь город. Я сделаю тебя знаменитой! Ты хочешь быть знаменитой, Юна? Трясущиеся руки кладут трубку с громким пластмассовым скрежетом. Из глазниц неконтролируемо стекают слёзы. Юна тревожно хватается за волосы, оттягивая пальцами тёмные пряди. Её ноги начинают скользить по паркету, в спешке ища убежище. Глаза отчаянно пытаются поймать взглядом место, в котором девушка может спрятаться. Её тело проносится мимо заполняющейся дымом кухни. Пахнет горелым, но сейчас на это абсолютно наплевать. Светло-коричневая дверь встречается с заплаканным лицом. Она со скрипом приоткрывается, втягивая в себя дрожащую женскую фигуру, что в эту же секунду забирается под двуспальную кровать. Юна всем сердцем благодарна родителям за то, что те купили такое огромное одеяло. Его края полностью скрывают пустоту между полом и деревянным каркасом. Возможно, это даже спасёт ей жизнь. Хочется надеяться. Слизистую ноздрей раздражает скопившаяся за месяцы пыль. Тянет чихнуть. Потные ладони с силой зажимают рот, сплющивая губы. Кончик языка до тупой боли надавливает на нёбо. Лишь бы пронесло. С другой комнаты слышится дребезжание стекла. Кажется, со стороны гостиной. Кто-то громко приземляется на пол. Неторопливые шаги незнакомца заставляют сердцебиение прилично ускориться. И непонятно, от чего Юна может умереть с большей вероятностью — от чужих рук или от остановки сердца. Такой страх девушка не испытывала даже тогда, когда в родительскую машину врезалась легковушка два года назад. В тот день Юна отделалась лишь лёгким сотрясением и переломом руки. Хотя если бы она села с другой стороны, вероятность летального исхода приблизилась бы к ста процентам. Кажется, смерть её преследует. Она видела подобное в «Пункте назначения». Стук тяжёлых подошв о паркет становится всё громче с каждой секундой. На мгновенье он резко затихает. Светло-коричневая дверь с плавным скрипом приоткрывается, роняя лучи света на пол спальни. Юна зажмуривает глаза, чувствуя, как слёзы слипают ресницы. Она изо всех сил старается не дышать. Может это просто сон? Может Юна сейчас откроет веки и окажется в своей комнате под душным пледом? Вдох. Стук подошв исчезает за дверью. Выдох. Ресницы приподнимаются к тонким бровям, обнажая глазные яблоки. Всё та же темнота, всё та же пыль, всё то же плотное одеяло перед лицом. К сожалению, не сон. Девушка пытается прислушаться к окружающим звукам. Слышится только шипение. То ли от телевизора, то ли от сковородки. Не так важно. Важно, что не слышно шагов. Кажется, ушёл. Пробираясь сквозь плотность одеяла, трясущееся от адреналина тело выползает наружу. Ноздри жадно втягивают прохладный горький воздух, наполненный запахом гари. Девушка моментально приподнимается на ноги, тихо и аккуратно приближаясь к двери, что приоткрыта ровно наполовину. Испуганные расширенные зрачки всматриваются в щель, стараясь оценить обстановку. Перед глазами лишь темнота коридора и вход на кухню, из которого не спеша выходит негустой дым вперемешку с тусклым светом. Сейчас главное добежать до кухни, схватить нож и позвонить в полицию. И почему Юна раньше не додумалась взять нож? Это же до смешного очевидно. Мягко ступая на тёмное дерево, что покрывает весь коридор, девушка направляется в сторону дыма. Кажется, что её спасение уже близко. Что вот-вот она окажется хотя бы в мнимой безопасности. Только вот все планы за секунду летят в пропасть, когда её тело оказывается в руках смерти. Тёмных, горячих как кипящая кровь, укутанных в чёрную неплотную синтетику. Кожа смерти скрыта перчатками. Юна чувствует их губами. Из голосовых связок выходит сдавленный крик. Глотку саднит от вибрации. Нужно орать громче. Ещё громче. Только толку, если выходит лишь жалкое мычание? Перед лицом блестит металл. Из глаз бесконечным потоком текут слёзы. Но рыдания здесь не помогут. Они лишь мешаются, перекрывая взгляд мутной пеленой. Сейчас главное не умереть. Чёрт, как же не хочется умирать… Собрав остатки сил, Юна пяткой бьёт по чужой ступне, скрытой чёрными кедами. На мгновенье хватка незнакомца ослабевает, чем девушка успешно пользуется, одним рывком вылетая из объятий смерти. Юна пересекает порог кухни. Ноги несут её в сторону подставки для ножей. Вырвать бы хоть один, и она точно жилец! Ей несомненно повезёт второй раз! Повезёт же?.. Остаётся каких-то жалких пару десятков сантиметров до цели, но тонкую талию успевают перехватить и резко потянуть на себя. Юна спиной заваливается на чужое тело, снося с тумбы горшок с маминой бегонией. На паркет рассыпается влажная земля. Тонкая кисть ударяется о телефонные кнопки. Слышится долгий противный писк. — Привет, дорогая! Это мама. Прости, мы с отцом немного задержались, но мы уже выезжаем! Приедем, скорее всего, только ночью… Тело больно сжимают. Кажется, в лёгких вот-вот закончится кислород. Юна изо всех сил старается отбиться, старается высвободить хотя бы руку, чтобы вмазать парню прямо по лицу. Но единственное, что ей удаётся — это кричать, что есть мочи, в надежде, что её услышат. В надежде, что кто-нибудь обязательно придёт. — …надеюсь, что ты нормально поела, а не как обычно. Я ведь знаю, что когда мы уезжаем, ты закупаешься всякими полуфабрикатами, от меня ничего не скроешь! — из динамика выходит женский смех. — Ладно, всё, мне пора. Любим тебя! Тонкую шею крепкой хваткой удерживают пальцы в чёрных перчатках. Ткань очень неприятно раздражает кожу. Юна пытается сделать вдох, но безуспешно. Её толкают в сторону соседней тумбы. Бросают как тряпичную куклу. Жар от плиты заставляет всё тело обильно изливаться потом. Взгляд падает на сожжëнную сковородку, внутри которой не осталось ничего, кроме чёрной, неприятной на вид субстанции, из нутра которой выходит дым. Слышится повторный писк. — Юна, привет! Это Лиа. Ты там, наверное, снова тусуешься одна дома, без родителей. А могла бы хоть раз пригласить на ночёвку! Ладно, не об этом. В пятницу вечером Джисок устраивает вечеринку. Надеюсь, ты не забыла? Мы точно пойдём, я даже отговорки принимать не буду! Да, помню, что твой бывший с ним дружит, но нельзя же так зацикливаться на прошлом! Давай оттянемся хоть раз по полной. Последний наш год вместе как-никак. Целую! Блеск металла проскакивает перед глазами. Юна резко отскакивает вправо, задевая предплечьем ручку сковороды, которая уже начала постепенно плавиться. Внезапная боль заставляет кричать и захлёбываться собственными слезами. Сковородка отлетает куда-то вправо, начиная прожигать деревянную столешницу. И снова этот писк. — Хей, Юна. Это я, Сынмин. Прости, что звоню тебе спустя столько времени после… нашего расставания. — голос нервно скашливает. — Я просто тут недавно перебирал вещи в своей комнате и нашёл твой браслет. Не знаю, насколько он тебе важен, но мне хотелось бы, чтобы ты его забрала. Я принесу его завтра в школу. Надеюсь, мы увидимся. Прости ещё раз. — несколько секунд звенит пустота. — Ну, это всё, пока! Взгляд стреляет в сторону незнакомца. На нём нет лица. Точнее лицо есть, но не человеческое. Это что-то странное, искривлённой формы, белое как бумага. Слёзы мешают рассмотреть. Юну мутит. Ножа в чужой ладони нет. Видимо, девушка его каким-то образом смогла выбить из рук. Нужно бежать. Срочно бежать, пока есть возможность. Что Юна и делает, только вот цепкие пальцы впутываются в её длинные волосы и резко оттягивают назад, не давая ей сделать и шаг. Боль такая, будто её локоны сейчас вырвут вместе со скальпом. Ей прилетает по голени. Девушку разворачивают всем корпусом, прикладывая потное тело к плите. Жар окутывает покрасневшую физиономию. Дышать над включённой конфоркой тяжело. Волосы туго обматывают вокруг скрытой перчаткой руки, что упрямо и крепко держит тёмные пряди в ладонях. Отбиться в таком положении практически невозможно. Девушка начинает чувствовать давление на спину. Изнеможённые руки со всех сил стараются сопротивляться, упорно не прогибаясь до тех пор, пока левую не заламывают с характерным хрустом. Боль в суставе невыносимая. Но спустя секунду она становится ничем. Совершенной пустотой. По сравнению с той болью, которую Юна испытает на себе сейчас. Последнее, что девушка видит перед собой — это синий огонь. Языки пламени ласково целуют правую часть лица, в район скулы, раскрашивая кожу в ярко-красный. Юна истошно кричит. Она никогда не думала, что способна так громко кричать. Кажется, что голосовые связки вот-вот порвутся от напряжения. Всё тело трясёт как от горячки. Такую боль, вероятно, не испытывали на себе ни рожавшие женщины, ни инвалиды, потерявшие конечности, ни шахтёры, раздавленные громадными камнями. Хотя насчёт последнего можно поспорить. Юна отчётливо ощущает, как сгорает её кожа. Идеальная кожа, измазанная кремами люкс сегмента, напитанная питательными и увлажняющими сыворотками. Девушка раньше представляла себя на обложке журнала Vogue, ну или хотя бы Cosmopolitan. Но, вероятно, единственное место, куда попадёт её прекрасное лицо — это первая страница местной газеты. Хочется плакать. Все мечты сгорают вместе с её былой красотой. Пахнет палёной свиньёй и жжёными волосами. Последняя мысль, которая всплывает в голове, прежде чем чужая хватка ослабевает — это: — Лучше бы я дала себя зарезать. Когда конечности незнакомца исчезают с худощавой спины, Юна с криками падает на паркет. Её трясёт. Кисти перед глазами сильно дрожат. Точнее, перед глазом. Вторым она не видит. Правая щека противно-мокрая. То ли от слёз, то ли от крови. Либо это вытекло содержание её глазного яблока. Прежде смугловатая кожа сейчас выглядит как обнажённое несвежее мясо. Частично полысевшая черепушка со стороны виска пузырится. Всего в паре сантиметров от себя Юна видит нож. Видимо, который сама и выбила из чужой ладони. Схватившись за рукоятку, девушка поднимается на ноги, направляя лезвие в сторону безлицей фигуры. Трясущиеся конечности не дают Юне уверенно держать оружие, но она старается. Незнакомец стоит, не шевелясь. Лишь слегка склоняет голову влево. Почему он не двигается? Не бежит, не нападает. Просто стоит. Юна ещё не понимает, что парень просто выжидает. Выжидает, когда девушка окончательно ослабеет от невыносимой боли. Выжидает, когда её ноги перестанут держать тело, когда руки сами выронят нож. Этот момент наступит примерно… сейчас. Кончики пальцев немеют. Юна ощущает, как силы с бешеной скоростью её покидают. Она опирается одной рукой о тумбу, стараясь набрать в лёгкие побольше воздуха. Кажется, девушка вот-вот упадёт в обморок. По коже пробегает холодок. Помутнённым взглядом девушка замечает, как перед ней встаёт чёрная фигура. Правая ладонь опустошается. Плечо одолевает острая боль. Сил кричать уже нет. Из пухлогубого рта вырывается лишь стон. Голова вяло поворачивается в сторону. Левый глаз видит торчащую рукоятку, которая пару секунд назад была в руке Юны. Из раны обильно вытекает кровь. Слышится писк. — Хей, привет, красавица! Это Минхо. Хотя, думаю, ты узнала мой голос. — из динамика выходит смешок. — Мы так классно погуляли вчера! Я уже успел по тебе соскучиться. Не хочешь на этих выходных сгонять куда-нибудь? В кино, например. Как прослушаешь сообщение, позвони мне, хорошо? Хорошо. — Минхо… — тихо прохрипев, девушка направляется в сторону телефона. Она уже знает, что умрёт. Может хоть услышит любимый голос перед смертью. Конечности с трудом передвигаются. Впереди несколько десятков сантиметров. Лишь несколько десятков. Спотыкаясь, Юна заваливается корпусом на угол деревянной тумбы. Тихие всхлипы мешаются с тишиной, оставшейся после последнего сообщения. Пальцы ложатся на кнопки в попытках набрать заученные наизусть цифры. Сзади слышатся неторопливые шаги. Но на это уже всё равно. Перчатки перехватывают трубку, за которой секунду назад тянулась Юна. Нежная кожа ощущает дискомфортную гладкость пластика. Телефонный провод чувствуется на шее очень неправильно. Особенно, когда тот начинает перекрывать доступ к кислороду. Из ротовой полости выходят сдавленные хрипы. Зрачки предсмертно закатываются. Юна теперь видит только темноту. Наверное, левый глаз тоже ослеп. Или она просто умирает. Наконец-то. Слышится писк. Слипшиеся между собой ресницы приоткрываются. Солнечный свет неприятно ложится на зрачки. Чонсу невольно щурится, закрывая зудящие веки рукой. Голова раскалывается, а в глотке ужасно сухо. Переворачиваясь на правый бок, парень вяло тянется в сторону будильника, чтобы его вырубить. Тишина. Когда взгляд падает на время, карие глаза округляются в неприятном удивлении. — Блять! — сонное тело спрыгивает с кровати. Он проспал. Снова. Уже который раз за этот месяц. Из-за ужасной бессонницы, что в последнее время преследует парня по ночам, ему приходится ставить как минимум пять будильников, чтобы услышать хоть один из них. Чаще всего Чонсу просыпается на третий, но сегодня он слышит лишь самый последний. До первого урока остаётся минут двадцать, десять из которых ему нужно потратить на дорогу. Подлетая к деревянному стулу, Чонсу стаскивает с него слегка мятые светлые джинсы и чёрную хлопковую футболку, что месяц назад позаимствовал у своего парня. Натягивая на себя плотный деним, Чонсу параллельно допрыгивает до другого конца комнаты. Чуть не спотыкается о собственные красные кеды, которые каким-то образом оказались на пыльном ковре. Парень не помнит, когда успел притащить их сюда. Но сейчас это не так важно. Цепко ухватившись за расчёску, Чонсу кидает взгляд на своё отражение в зеркале. Выглядит он откровенно плохо. Кожу полутрупного цвета украшают тёмные синяки под глазами. Пухлые губы слегка потрескавшиеся, с мелкими засохшими болячками от постоянных укусов. Сухие волосы, сожжённые пепельным блондом, неаккуратно раскиданы по черепу. С другой стороны, а как ещё должен выглядеть человек, который не помнит, когда в последний раз нормально спал? Зубья расчёски ложатся на спутавшиеся пряди. Переносица непроизвольно морщится от боли. Иссушенные волосы расчёсывать тяжело. Чонсу проклинает тот день, когда Сынмин уговорил его покраситься вместе с ним за компанию. В сознании проносится воспоминание. Сынмин со смешной шапочкой для душа стоял над Чонсу, увлечённо прокрашивая каждую прядь. Голову жгло. А запах стоял такой, что хотелось заткнуть ноздри лежавшими неподалёку тампонами. И так тянулась минута за минутой. Развлекали лишь монологи его парня о том, до чего тупые фильмы ужасов снимают в нынешнее время. Чонсу хотел добавить, что тупыми они были всегда, но в ту секунду зазвонил домашний телефон. Сынмин тогда сразу же исчез прямо с кисточкой в руках, а Чонсу уставшими глазами смотрел на самого себя в отражении, тонув в собственном взгляде. Ужасно хотелось спать (тогда Чонсу ещё мог нормально спать), но нужно было пройти через второе осветление и тонирование. Никто и никогда не заставит Чонсу терпеть эти пытки ещё раз. Пулей вылетев из комнаты, парень вламывается в ванную комнату, не удосужившись даже закрыть дверь. Пальцы хватаются за зубную щётку. Из смесителя тонкой струёй тянется вода. Зубная эмаль начищается до гладкости. Остаётся последний штрих. В пряди волос впутываются влажные пальцы в попытке хоть как-то уложить причёску. Получается скверно, но на что-то большее у Чонсу нет времени. Натянув на себя кеды, парень закидывает полупустой портфель на плечо и спускается по ступеням, наполняя дом протяжным скрипом. В нос залетает аромат жареных яиц с беконом. Ротовую полость заполняет слюна. Как же хочется есть… — Чонсу, доброе утро! — громкий мужской голос заставляет вздрогнуть. Из кухни показывается родная для Чонсу фигура. Удивительно бодрая. Да уж, с этой старой лестницей уйти незамеченным невозможно. — Утра, пап, — слегка приподняв уголок губ, Чонсу плетётся в сторону выхода. — Пока. — Стой! Куда ты так спешишь? — В школу. Учебный год ещё не закончился, если ты не забыл, — звучать грубо парень не планировал, но так вышло, что нервы ни к чёрту с самого пробуждения. Чонсу просто мечтает пережить сегодняшний день в молчании и спокойствии, чтобы его никто не донимал ненужными разговорами. Такое желание парень ощущает в последнее время очень часто. Если быть точнее, то практически постоянно. — Так тебе ещё… — лицо мужчины хмурится, когда его взгляд опускается на наручные часы. — Ой, и правда. Поздновато ты встал. Но пять минут у тебя ещё есть, мы успеем кое-что обсудить. Из пухлых губ вырывается жалобный стон. — Давай не строй из себя мученика. Я быстро. Пошли на кухню. Закатив глаза, пока не видит отец, Чонсу плетётся следом за ним. Главное, чтоб не отчитывал… — Итак, мой самолёт через три часа. Неделю меня не будет, поэтому есть пара просьб. Первая — питайся хорошо, три раза в день. Я заранее всё тебе наготовил, еда в холодильнике. Вторая — позаботься о том, чтобы дома был порядок, когда я приеду. Если захочешь позвать друзей, я не против. В вашем возрасте вечеринки — это само собой разумеющееся. Только много не пейте и не ломайте тут ничего, хорошо? Это будет на твоей совести. — огонь на плите послушно тухнет, когда большие отцовские пальцы касаются переключателя. Мужчина вытягивает из кармана брюк несколько помятых купюр, что сразу же ложатся на поверхность стола. — Даю тебе пятьдесят долларов. Надеюсь, ты ими распорядишься разумно. Чонсу всё это время стоял, глупо раскрыв пухлогубый рот. Он совсем забыл, что отец улетает в командировку. Не то, чтобы парню от этого грустно… Скорее слегка неуютно от мысли, что всю неделю будет жить один в двухэтажном доме. Несмотря на то, что Чонсу — человек не очень общительный, присутствие людей ему необходимо как кислород. Парню не нравятся разговоры ни о чём, не нравятся глупые вопросы, которые люди постоянно задают. Но ему нужно ощущать чужое присутствие. Он просто любит молчать рядом, внимательно наблюдая за человеческим поведением. Чонсу — зритель, а не игрок. Он даже не знает, в кого таким вырос. Никто не знает. Его папа — человек хоть и тихий, спокойный, но без общения обходиться не может. Мама же — вообще полная противоположность Чонсу. Активная, живая, яркая. Вернее, такой она была. До инцидента. Инцидента, о котором вспоминать не хочется. Инцидента, который практически полностью разрушил их семью. Чонсу было всего пятнадцать, когда кости его младшего брата покрошил гигантский грузовик. Тот лишь хотел поймать сбежавший из рук мяч. Отец был убит горем, а мать поехала крышей, начав слышать голос своего скончавшегося сыночка. Наверное, с тех пор Чонсу и стал зрителем. Он наблюдал за тем, как его мама медленно сходила с ума. Он наблюдал за тем, как внутри его отца постепенно что-то ломалось и гнило. Вероятно, это была любовь к собственной жене, которую он позже сдал в лечебницу. Зато спустя пару лет после этого, казалось, папа, наконец, более или менее оправился. Или, возможно, он просто успешно притворялся. Скорее всего до сих пор притворяется. Но Чонсу всё равно ведь не верит, тот может даже не стараться. — Понял, спасибо. — блондинистая голова послушно кивает. Карие глаза неуверенно стреляют куда-то в сторону. — Ну, я пошёл. Удачи тебе там. Лёгкая улыбка с трудом натягивается. Чонсу резко разворачивается, желая поскорее выйти из дома, но сильная рука сжимается на его плече. — Подожди. Не забудь свой обед. Парня мягко разворачивают, укладывая в его трясущиеся от недосыпа руки бумажный пакетик. — Спасибо, пап. На этот раз Чонсу улыбается искренне. — Не за что. Удачи в школе. Я позвоню тебе, когда доберусь. — Хорошо. Переступая порог дома, Чонсу глубоко вдыхает прохладный весенний воздух. Ушные перепонки ловят истошный собачий лай. Зрачки падают влево. Из-под забора выглядывает мелкая злобная морда, угрожающе скаля крохотные клыки. Чонсу с детства соседскую чихуахуа на дух не переносит. С тех самых пор, как та его укусила прямо за лодыжку. Чонсу было не особо больно, конечно, но до безумия обидно. Больше он к ней даже близко не подходил. Но эта агрессивная крыса (как её раньше называла мама Чонсу) всё равно каждое утро как по расписанию выбегает из дома, чтобы парня облаять. Интересно, как у этой старой собаки хватает сил столько тявкать? Порой кажется, что от такого напряжения у неё может остановиться сердце. До того помотанной она выглядит. Кинув безразличный взгляд, Чонсу вяло следует по заученному маршруту. В голове полнейшая пустота. Единственное, что хочется сейчас — это лечь в кровать. Или умереть. Но об этом парень старается не думать. Справа слышится какой-то шум. Голова резко поворачивается. Кто-то упал с велосипеда. Кажется, это парень из его школы. С безразличием отвернувшись, Чонсу устремляет взгляд куда-то в даль. В поле зрения попадает знакомая фигура. Длинноволосая, такая же измученная и сонная. — Привет, чувак, выглядишь просто отвратительно. — чужие губы обнажают вялую улыбку. — На себя бы посмотрел, чучело. — Чонсу по-доброму скалится и приобнимает своего друга одной рукой. — Снова всю ночь ворочался? — А ты снова всю ночь пил? Две пары ног с трудом плетутся по раздолбанному тротуару. — Ладно, 1:0 в твою пользу. Изо рта вырывается смешок. С Джуёном Чонсу знаком ещё с младшей школы, и если говорить откровенно, сначала он его недолюбливал. Очень. Если Чонсу всегда был достаточно тихим ребёнком, то Джуёна было слышно ну буквально отовсюду. Он был громким, назойливым как свежая мозоль, и вездесущим, чёрт возьми. Его любопытный нос сновал везде, где только можно. А чувство такта отсутствовало напрочь. Поэтому, когда Джуён заинтересовался своим тихим одноклассником, тому это не понравилось совершенно. С какой бы стороны мальчик к нему не подходил, Чонсу всегда оставался непреклонен. Он либо игнорировал, либо просил отстать, бросая угрожающий взгляд. Угрожающий настолько, насколько мог себе позволить ученик младшей школы. Но всё изменилось после случая в туалете. Чонсу заплаканными глазами смотрел на то, как его тетради окунает в вонючий обоссанный унитаз компания малознакомых мальчишек. На вид они были чуть постарше, скорее всего, на год. Плакал Чонсу не от обиды, не от грусти, а от разрывающей его грудную клетку злости. Головой он понимал, что против них один не справится. Его слабые руки едва могли открыть окно в школьном автобусе. О драках против нескольких довольно крупных тел речи даже не шло. Поэтому приходилось лишь наблюдать, ублажая себя мыслями о жестокой расправе (которой, конечно же, не суждено было случиться). В какой-то момент Чонсу почувствовал спиной лёгкую прохладу, лишь на секунду. Дверь позади тихо скрипнула, но мальчик даже не обернулся, продолжая прожигать обидчиков злобным взглядом. — Эй, уроды, и чем вы тут занимаетесь? — знакомый шепелявый голос заставил тело вздрогнуть. Чонсу непонимающе уставился на чужой квадратный профиль. — Тебе-то какое дело? Дуй отсюда. — выплюнул рыжий мальчик, что увлечённо рассматривал содержимое чужого портфеля. Чонсу его запомнил по кристально-голубым глазам и розовой коже, изъеденной веснушками. Лица двух других обидчиков в памяти не всплывали. — Неправильный ответ. По розовой коже размазалась кровь, вытекшая ручьём из ноздрей. Джуён тогда сломал мальчику нос. Краем глаза Чонсу заметил ещё три фигуры. Две присоединились к драке. Третья вывела Чонсу из туалета. Представилась она именем Гониль. Спустя минут пять Джуён стоял перед будущим лучшим другом с разбитой губой, держа выпотрошенный портфель в руках. На лице блестела довольная окровавленная улыбка. — Кажется, это твоё. В тот день Чонсу понял, кого всё это время зря отталкивал. Минутное молчание резко прерывается. — У тебя остались сигареты? Курить хочется. — Джуён нервно хрустит суставами. Длинные пальцы молчаливо вытягивают помятую пачку из кармана джинсов. — Зажигалка внутри. — Спасибо. На розовые ухоженные губы ложится бумажный фильтр. Пластиковая зажигалка тонет в огромной ладони. Большой палец оглаживает потёртую наклейку, которая досталась Чонсу вместе с дешёвой жвачкой. Шершавое колёсико совершает один оборот, и из нутра красной пластмассы вырывается рыжее пламя. Табак начинается дымиться. Джуён глубоко затягивается, чудом не закашляв. — Куришь какое-то дерьмо. — Я тебя не заставлял, заметь. Усмехнувшись, Чонсу бросает взгляд в сторону школы. Брови его хмуро сводятся к переносице. В желудке что-то переворачивается. Где-то под рёбрами зарождается чувство тревоги. Глаза режут мигающие цвета. Красный. Синий. Снова красный. — Какого хрена? — вырывается изо рта Джуёна вперемешку с никотиновым облаком. Нечасто возле их школы можно заметить полицейские машины. — Не нравится мне это. — Чонсу нервно сглатывает вязкую слюну. Дрожащая рука хватается за чужую тёплую ладонь. Джуёна тоже начинает трясти. Чонсу в тот момент понимает — день их ожидает очень весёлый.