***
Сегодня финал. Чертов финал, которого почти весь универ ждал больше, чем окончание года. Особенно старшекурсники. Тренер выел им весь мозг чайной ложечкой, тщательно пережевывая и, походу, наслаждаясь процессом. На нервах были все. Абсолютно все, даже ректор. А Чон и подавно. Похоже, только Кима на хуй ничего не трогало, и его вечная улыбка не слезала с лица даже во время финальных тренировок, пока он пытался забить мяч в кольцо, несмотря на мешающихся под ногами «противников». Чонгук завязывает шнурки на кроссовках, заправляя торчащие концы внутрь, и задирает голову, наблюдая за активно шумящими трибунами. Они пестрят изображениями с названием команд и поддерживающими постерами, заставляя на секунду улыбнуться, пока никто не видит. Игроки постепенно выходят на площадку, кто-то успевает выпендриваться, посылая воздушные поцелуи ликующим омегам. Они играют против довольно сильной команды, особенно центровой. Альфа ловит на себе его взгляд, замечая, как в него тычут пальцем, посылая воздушный поцелуй, больше напоминающий пощёчину, и поджимает губы. Он улавливает раздражение у себя за спиной и устало вздыхает. Оборачиваться смысла нет, там сто процентов стоит Ким. Откуда знает? На мониторе всё видно. Особенно хмурую рожу крупным планом. Ещё комментатор с трибуны масло в огонь подливает. Какой, на хуй, спор разгорается, какое напряжение? Ким недоволен угрозой в сторону товарища? Они прикалываются все над ним? Это будет тяжёлый «бой».***
Голова начинает болеть ещё больше от шума, когда на последних секундах капитан все-таки забивает мяч в кольцо. Громкие крики и визги с трибун заставляют альфу поморщиться. Они победили с отрывом в одно очко. Теперь с облегчением и чувством лёгкости, наконец-то усевшись на скамью, Гук вытирает полотенцем лицо, делая пару спасительных глотков из открытой бутылки. И уже по хрен на зудящую щеку, которой он успешно протёр лакированный пол, когда его нагло толкнули, выхватив мяч. Это того стоило. Особенно вид во все горло кричащего тренера, сжимающего в руках долгожданный приз. Но, похоже, его мнение разделяют не все. Нетрудно догадаться, кто именно, когда блондин на глазах у всего университета хватает соперника за грудки, сжимая в руках униформу, и что-то шипит, оголяя торчащие клыки. Его оттаскивает судья, сжимающий меж губ свисток и жестикулирующий руками в возмущении. Тэхён отмахивается, поворачивая голову в его сторону, и демонстрирует свою фирменную ухмылку идиота, напоследок ещё и подмигивает, вот же. А потом спортивный зал постепенно начинает пустеть. И на трибунах не остаётся ни души. Все получили, что хотели, кто-то ушел с хорошим настроением, а кто-то с хреновым, такова жизнь. После звонка все разбежались на лекции, как будто ничего и не было.***
Чонгук раздражённо сжимает кулаки, толкая ногой дверь в раздевалку, и подбирает со скамьи полотенце, обтирая потный затылок и шею. Вся майка насквозь мокрая. Его это все к черту достало, сколько можно терпеть эти ебаные выебоны. Если раньше ещё можно было успокоиться и сказать себе, что нужно потерпеть до финала, дабы не подводить остальных и не рушить дух команды, то теперь ничего не держит от того самого шага с названием: «нужно набить Киму табло». — Чонгук? — альфа выглядывает из-за открытой дверцы собственного шкафчика, вынимая сменную одежду, и вопросительно выгибает брови, оглядывая капитана команды хмурым взглядом. — Тебе не стоит смешивать личную неприязнь с игрой, — парень наматывает на бедра полотенце и открывает своей шкафчик, мельком бросая на него взгляд. Что за внезапная хуйня такая? — О чем речь? — Чон недовольно поджимает губы, скосив глаза в сторону входа в душевые, откуда вальяжным и неспешным шагом выходит Ким и сжимает свободной рукой край дверцы. Чертов клоун. — Ты не отдал Киму мяч. — Мне было ближе, — капитан качает головой, закрывая шкаф на ключ, и садится на скамью, вытирая влажные волосы. Напряжение сгущается все больше, заставляя команду невольно напрячься, улавливая едкие феромоны раздражения со стороны защитника. Даже Чону собственный запах начинает резать нос. Он громко хлопает железной дверцей, что по инерции отлетает обратно, открывая чужим глазам вид на вещи внутри, и зыркает в сторону старшего, сложившего руки на груди. Альфа довольно скалится, показательно толкая язык за щеку, и облокачивается плечом о косяк прохода. Как же бесят эти глаза. Хитрые, наглые, надменные. Кажется, на радужке изображение их владельца мелькает, так и трахает взглядом. — Всё в порядке, парни, он прав, — Тэхён облизывается, поправляя полотенце, сползающее с накачанного таза, и зачесывает светлые волосы назад, оголяя нахмуренный лоб. — Да, крошка? Парни переглядываются, осознавая, что ни к чему хорошему их очередная перепалка привести не может. Каждый Кимов вброс заканчивается почти одинаково: либо носом, либо сломанной или вывихнутой конечностью, потому что донсен своих сил и злость не сдерживает, всё что-то доказать или показать ему пытается. Бесит. Ким Тэхён его до дрожи и чертиков бесит. Чонгук фыркает себе под нос, брезгливо надувая губы, и подбирает со скамьи полотенце, проходит мимо него, нарочно пихая плечом. Тэхён хмыкает, потирая пульсирующее предплечье, и оборачивается, провожая альфу взглядом до поворота, из которого валит тёплый пар. Чертовски сексуальная крошка. — Не забудь, что в выходные мы идём в клуб! — кричит вдогонку капитан, натягивая джинсы, и цыкает себе под нос. — Я помню.***
По натуре своей Чонгук больше склонен к одиночеству и тишине, в которой может сидеть часами, размышляя о самом важном. Ему не симпатизируют шумные места и огромное количество людей, особенно пьяных. Всегда такая суета заканчивается какими-нибудь передрягами, неприятности прям и липнут к таким, как он. Проверено личным опытом. Липнут? Прям как долбанный Ким, как будто прописавшийся в его личном пространстве последние годы его учёбы. С каждым днем, сука, становится все наглее и наглее. Альфа фыркает, стряхивая пепел с тлеющей сигареты, и подносит её к губам, делая последнюю затяжку. Он жмурится, выдыхая сизый дым через нос, и отправляет окурок в полёт до ближайшей пепельницы, стоящей рядом со ступеньками. Они пиздец насколько холодные, особенно когда на тебе летние джинсы. Кажется, даже задница не чувствуется. Вообще, выдыхать сигаретный дым носом, как ему сказал врач, намного вреднее, потому что никотин задевает рецепторы, но чертовы феромоны, уже на рефлексе поджигающие в нем раздражение, мерещатся везде, и их совсем не хочется чувствовать. Чон прикрывает зудящие глаза и прислушивается к городскому шуму, который перебивает музыка за приоткрытой дверью. На кой черт он вообще сюда припёрся? Дома было лучше. По крайней мере, там нет блюющих направо и налево подростков и выбешивающих до дрожи глаз, которые все время в нем копаются. Можно было не приезжать, все бы прекрасно поняли, что ему это на хуй не сдалось. — Эй, Чон, ты че расселся? Сейчас самое интересное начнётся, там пену пустят, — знакомый голос заставляет нехотя повернуть голову и молча кивнуть. Может, тогда от него отстанут, сочтя это за положительный ответ. Голова капитана и правда исчезает в проёме, и альфа устало вздыхает, собирая свои последние нервные клетки и терпение в руки, встаёт с насиженного места, отряхивая задницу от бетонной пыли. Раз уж пришёл, не на улице же сидеть. И выпить можно в честь победы.***
Внутри, как и предсказывали собственные мысли, шумно и суетно, некомфортно. Это заставляет недовольно дернуть уголком губ, подтягивая к себе стакан с намешанным коктейлем, и отвести взгляд от, рябящей яркими пятнами, толпы в сторону бармена, спокойно вытирающего бокалы. Удивительно, насколько у него железные нервы с таким непрошибаемым лицом, игнорируя все вокруг, стекло начищает. Стальные прямо. Чонгук на его месте давно бы распсиховался раз сто. Нервы и правда ни к черту, особенно когда их постоянно треплют со всех сторон. Какое уж тут терпение и уравновешенность, когда с детства все по пизде. По коже бежит неприятный холодок, и спина напрягается, когда на плечо ложится чья-то рука. В голове сразу пролетают все возможные варианты предполагаемых нарушителей комфорта, и альфа отодвигает стакан подальше от края, скосив взгляд на усевшегося рядом парня. Он беззаботно улыбается, диктуя бармену свои пожелания, совсем не обращая внимания, что опирается о незнакомого человека, как будто так и должно быть, и крутит головой по сторонам, рассматривая танцпол, заполненный пеной. Пена, блять, у него руки в этой хуйне. — Руку убери, — Чонгук хмурится, замечая, как на рукав футболки стекает пена, и дёргает плечом. Прикосновения не из самых приятных. Альфа поворачивается к нему, меняясь в лице, явно чему-то удивляясь, и качает головой. — Братан, ты че такой напряжённый? — это непохоже на извинения и фразу: «ой, прости, перепутал со своими», скорее, на претензию, будто беспардонно ведёт себя не он, а сам Чон, сжимающий в руках стакан. Чужая рука вновь ложится на плечо, на этот раз ещё и похлопывает. — Будь проще. — Руку, блять, убрал или с первого раза не понятно? — парень тушуется, широко открывая глаза, не ожидая такой реакции, и все-таки убирает руку, недовольно поджимая губы. Вечер точно предстоит тяжёлый, и что-то внутри альфы орёт, что на этом пиздец не закончится.***
Тэхён любит вечеринки, особенно когда они плавно перетекают в шумный движ и попойку, с утренней амнезией и стрингами на голове. Но сейчас особо нажираться не хочется. Обводит стеклянный столик взглядом, заставленный всякой выпивкой, альфа с разочарованием понимает, что младший в очередной раз продинамил их приглашение, тем более обмывку такой крупной награды, ради которой они ебашили всем составом почти год. Хотя почему-то не удивительно. Настроение вместе с надеждой сразу пропадает, как и желание вслушиваться в «интеллектуальные беседы» друзей, и блондин берёт в руки шот, разглядывая мутное содержимое под яркими вспышками диско-шаров. Аж в глазах неприятно щиплет. Знакомый запах перебивает всё вокруг, как только он подносит рюмку к губам и глаза резко открываются, выискивая среди толпы носителя. Он здесь. Чонгук пришёл. И он явно чем-то недоволен, как и всегда. — Кто видел Чона? — Разве он пришёл? — Он у бара вроде. — Он реально пришёл? Охренеть. Тэхён встаёт с дивана, зачесывает выпадающие из укладки на глаза волосы и выходит из-за столика, направляясь в сторону бара. И то, что он видит, протиснувшись сквозь набуханную толпу, совсем не радует. Вообще не радует. Альфа активно отбивается от чужих навязчивых рук, так и тянущихся к его плечам, и в конечном итоге прописывает пьяному дебилу прямо в нос. Парень отшатывается, придерживая кровоточащий орган руками, и возмущается, подрываясь дать сдачи. Но только получает ещё больше, на этот раз в лоб, плюхаясь мимо барного стула прямо под ноги танцующих. А Чонгук будто не в себе. Слишком злой. Бешеный. — Эй, эй, Чонгук! — Тэхён хватает его за подбородок, надавливая пальцами, дабы привести в чувство, и прижимает к себе. Всё попытки обратить внимание на себя Киму кажутся на несколько секунд бессмысленными, потому что Чон стоит ровно на том же месте, не сдвинувшись ни на миллиметр, и пялится на человека за его спиной, сжимая окровавленные кулаки. Он никого не слышит, сконцентрировав внимание на конкретной точке, и все остальное — белый шум. Только тихо рычит, что еле слышно из-за громкой музыки, долбящий по вискам резкими битами. Припадок агрессии. Опять. Только теперь уже в сторону других, а не в его. Тэхён шепчет что-то неразборчивое, прикладывая немало усилий, чтобы развернуть напряжённое тело к себе, и укладывает свободную ладонь на затылок, насильно вжимая парня носом в свою шею. Только бы помогло. В такое состояние бешенства люди впадают крайне редко, а если и впадают по какой-то весомой причине, то очень долго отходят. Парню, придерживающему в мясо разбитый нос, крупно повезло. Ким прикрывает глаза, поглаживая пальцами напряженную шею, и с облегчением вздыхает, чувствуя, как расслабляются мышцы под ладонями. Успокоился. — Ты как? — Нормально, — выходит как-то слишком жалко и хрипло. Голова начинает болеть в разы сильнее, будто в колокол ебашут, и глаза совсем разлеплять неохота. Возвращаться обратно в реальность не хочется. Туда, где опять придётся злиться. А этот черт как будто все понимает, только ближе жмётся, укладывая руки на спину, и подталкивает в неизвестном направлении. А потом музыка резко стихает, и становится светло, и шум воды. Чонгук открывает глаза, упираясь руками в корпус раковины, и вздыхает. Думать, как по щелчку, разучился. И злость опять накатывает. Бесит это присутствие и собственные мурашки на пояснице от запаха. Взгляд. Всё бесит. Каждая деталь. Голову поднять всё-таки приходится, чтобы посмотреть на собственное отражение вместе с чужим. Выглядит он не очень. Альфа сжимает кулаки, вдыхая через стиснутые зубы, и разворачивается, вытягивая в сторону блондина руку. — Вот что тебе, блять, надо от меня? А? Зачем таскаешься везде? Так нравится раздражать всех вокруг, не надоело ещё? — Чонгук тычет в его грудь пальцем, поджимая губы, и смотрит прямо в глаза, намного дольше, чем обычно. А напротив — уверенность, спокойствие и чернота. Вообще ничего не колышет. — Как же ты меня достал. Отъебись уже, наконец, и найди себе другой объект для домогательств. — Не хочу, — Тэхён ухмыляется, толкаясь языком за щеку, и цыкает, прищуривая глаза. Вот же, блять. — А меня не ебет, что ты хочешь, оставь меня, блять, в покое, Ким, — альфа пихает его ладонью в плечо, прошипев сквозь зубы, и разворачивается в сторону выхода.— Заебал ты меня. Воздух разом выходит из лёгких, когда его нагло перехватывают поперёк живота, заталкивая в одну из кабинок, и прижимают щекой к стенке, притираясь сзади. Что, блять, за на хуй происходит. Ким окончательно растерял инстинкты самосохранения? — Я бы поспорил. Но это поправимо, — блондин хрипло смеётся ему на ухо, пролезая руками под футболку, и толкается бедрами между ягодиц, обозначая присутствие своего явного возбуждения. Он мазохист, что ли? Тогда это многое объясняет. — Ты в край ахуел? Убери свой член от моей задницы, — Чонгук взрыкивает, предпринимая попытку дернуться и развернуться, уже представляя, как даст парню в глаз, но только шипит, когда пальцы сжимают его соски, стискивая и оттягивая. — Ким. — О да, порычи. Обожаю, когда ты так делаешь, — Тэхён прикрывает глаза, проходясь носом по тёмному загривку, и облизывает губы, толкаясь пару раз прямо между нереально упругих булок, скрытых джинсовой тканью. На его действия предупреждающе рычат, заставляя оголить собственные клыки в ответ, и Ким присасывается к напряжённой шее, покрывая смуглую кожу добротными засосами. Альфа под ним выгибается, упираясь руками в стенку кабинки, и что-то невнятно мычит, открывая рот в немом стоне. Ещё не хватало признать поражение. — Как же ты меня бесишь! — соски начинают приятно ныть, краснея от стимуляции ловких пальцев, и твердеют, как и член, неприятно упирающийся в ширинку. Какого черта сейчас происходит, неведомо никому из них — ни мозгу, ни самому Чону, самостоятельно трущемуся о бугор в чужих штанах. Ему одобрительно рычат на ухо, проходясь языком по хрящу, и наконец-то оставляют соски в покое, разворачивая к себе лицом. — Снимай эти блядские тряпки, — Тэхён шумно дышит, стягивая с себя кожаную джинсовку, и притягивает альфу ближе, хватая за затылок. Зарывается лицом в шею, потную, вдыхая нотки явного возбуждения, смешанного с остатками агрессии, будоражит. Чонгук задушенно хрипит, хватаясь руками за широкие плечи, и откидывает голову. Всё как в тумане, он словно тот самый ёжик, который заблудился, и сейчас его, блять, трахнут прямо в общественном толчке, где чёрным по белому написано: «В туалетах секс запрещён!!!». — Крошка, как же охрененно ты пахнешь, — Ким урчит, дёргая бёдрами в попытке найти трение для вовсю изнывающего органа, нагло требующего скорейшего разрешения ситуации, и расстёгивает чужие джинсы, подхватывая альфу на руки. — Трахну тебя навесу, как тебе идея? — Болтай меньше, — Гук хмурится, зарываясь пальцами в выбеленные волосы, и проталкивает язык в его рот, забирая право вести первые несколько секунд, потом получается только стонать. Потому что рука на члене не даёт трезво мыслить, как и губы на не дающих этому засранцу покоя сосках. — Смазка есть? — Конечно, всегда с собой таскаю, прекрасно понимая, что однажды меня выебут в толчке. — Блять, не комильфо получается, — Тэхён замедляет движение рукой, улавливая недовольный скулёж, и выглядывает наружу, шарясь глазами по полкам около раковины. — Опа, крем! Сейчас всё будет, крошка. — Какой, на хуй, крем! — Чонгук стонет, откидывая голову, и закатывает глаза, когда чувствительная головка трётся об оголившиеся горячие кубики на чужом прессе. Похоже, это его новый фетиш. — Для рук, с запахом банана, — Тэхён сжимает тюбик зубами, наконец-то стягивая мешающиеся трусы, не дающие доступ к самому интересному, и вымазывает в нём пальцы, наощупь обводя сжимающийся вход. — Ахуеть. — Ну что, начнём.***
— Тэхён! Блять, да! Ещё! — Ким сжимает в руках липкие упругие бёдра, вымазанные в том самом креме, с оттяжкой толкаясь вверх, и рычит, утыкаясь носом в ложбинку у ключиц. — Да! Да, сильнее! Чёрт! — голова начинает кружиться от тугой узости, которая настолько сильно сжимает, что можно кончить в любой, блять, момент. Чонгук жмурится, ловит белые пятна перед глазами, хватая ртом недостающий воздух, обжигающий раздражённое от хриплых криков горло, и оттягивает волосы на его затылке. Хоть бы не вырвал. Хотя, похуй. Такой сильный кайф ловит от грудного рыка над ухом. Сдерживать свой очень трудно. Чужие клыки царапают покрасневшую от засосов кожу в районе шеи, заставляют пальцы на ногах поджаться. Потому что, блять, его метят, нагло и бессовестно метят, обозначивая права. Собственный рык в ответ сдержать не получается, как и подавить феромоны. Хочется в ответ. Показать, что он не один тут такой. Тэхён урчит, губами по железе ведёт, всем телом потирается, ближе хочется, максимально близко нужно. Вплотную. Внутренний вой этого требует, призывает. — Тэхён! — Чон уже откровенно скулит, сжимая татуированными пальцами его исцарапанные плечи, и глаза закатывает. Горло режет приятной болью, хочется перестать надрываться, но даже остановиться сил нет. Только жмётся, щекой о щёку трется и стонет громко, сипло. Всё тело подрагивает, до судороги в ногах и мурашек. Сильной волной вдоль позвоночника бегут от каждого толчка. Прям по нужной точке, сука, проезжается каждый раз. Удерживать младшего в таком положении становится трудно, особенно когда в глазах темнеет от жара на члене. Тэхён шлёпает альфу по ягодицам, разводя их в стороны, и выходит, придерживая дрожащее тело за бока. — Нет, — выходит ебать как разочарованно, и Чонгук раздосадованно рычит, хватаясь руками за его предплечья. — Давай, малыш, иди сюда, присаживайся, — Тэхён хлопает себя по влажным бедрам, придерживая альфу за живот, и садится на унитаз, закусывая нижнюю губу. С наслаждением наблюдая, как тот разворачивается, наклоняясь вперёд и демонстрируя растраханный вход, призывно сжимающийся из-за пустоты и холода. Красивый, красный и припухший, весь в смазке, так и хочется присосаться и вылизать все дочиста. Не удерживает порыва, проводя пальцами по мошонке, и пропихивает сразу три, подбирая стекающий теплый крем. Гук стонет, заводя дрожащие руки за спину, и хватает его член, скользя пальцами по головке. Он вздрагивает, когда холодная ладонь одобрительно поглаживает поясницу, и седлает напряжённые бедра, спешно принимая всю длину. Нетерпеливо ерзает, раздвигая ноги шире, и откидывается спиной на оголенную грудь, приподнимая таз. Выходит не так хорошо, как было задумано, и член не попадает точно в простату, заставляя разочарованно заскулить, как та самая сучка, которой его иногда в спорах называет Ким. Да, он чёртова сучка, которая уже почти полчаса ловит кайф от члена в заднице. И ему хорошо. — Не спеши, дай мне руки, — Тэхён низко и хрипло вздыхает, сдерживая удовлетворённый стон от жара, который снова обволакивает его до электрических мурашек на руках, и целует лихорадочно дрожащее плечо, сжимая руки в замок, как только горячие ладони ложатся поверх его. — А теперь привстань, давай, Гука, — цепляет зубами покрасневшую от подскочившей температуры мочку, перекатывая на языке холодную металлическую серьгу, и закрывает глаза. Чонгук до хруста сжимает пальцы и переносит на них вес, поднимаясь и опускаясь несколько раз с громким мокрым шлепком. Упирается мысками кед в пол и постепенно начинает раскачиваться, откидывая голову на смуглое плечо. Приятно, так приятно. Стонать в голос хочется, он так и поступает, и похуй, что кто-то зайдёт, выйдет. Прямо как Кимов член внутри. — Да, вот так, ты умница, такой хорошенький, — язык проходит очень близко к железе, и Чон надрывно выкрикивает, с глухим шлепком опускаясь в последний раз, этого хватает, чтобы, нахмурив брови, бурно кончить в руку, так вовремя сжавшую обделённый вниманием член. Тело обмякает от продолжительного оргазма, который продлевают стимуляции от быстрых и коротких толчков в чувствительном нутре, и альфа обессилено рычит, принимая в себя постепенно набухающий узел. Он всё больше давит внутри, ещё больше растягивая эластичные растраханные стенки, и в итоге затыкает вход, не дав сперме вылиться наружу. — Чёрт! — Твоя задница так же прекрасна, как и лицо, мой Гуки, — Ким улыбается, проходясь языком прямо по вздутой пахучей венке, и прикрывает глаза, поглаживая подрагивающие тёплые бёдра.