lonely star

Угольно-чёрные волосы на ощупь мягкие, как перья, птичьи ли, ангельские ли, не-человечьи. Мэрил гладит ему виски, недавно бритые, в короткой щетине, и Вэш поворачивает голову, подставляя её пальцам и взлохмаченный затылок: полностью он стригся в последний раз полгода назад, а волосы растут у него быстро, быстрее, чем у людей (он сам ей сказал, нажимая на «у людей» и по привычке смущённо отводя взгляд, и Мэрил тогда привстала на носки и схватила его за ворот рубашки, чтобы заставить наклониться, и поцеловала так глубоко и долго, что чуть не задохнулась, а потом занялась с ним любовью, потому что это самый верный способ прекратить поток самобичеваний Вэша Паникёра, чем она бессовестно пользуется время от времени). Отросшие пряди уже достигают плеч и на концах начинают завиваться, особенно после душа, — не крутыми локонами, а лёгкой такой волной, пропадающей, если собрать их в горсть и с усилием провести сжатой ладонью. Мэрил с замирающим в груди дыханием накручивает прядь за прядью на палец, формируя завитки, но Вэш, сидящий на полу, откидывает голову назад и прижимается затылком к краю кровати, сминая результат всех её трудов, и только тихо смеётся в ответ на её возмущённый возглас и удар по плечу. Кажется, Вэшу всё-таки не нравится, когда волосы у него вьются: он перестаёт смеяться и хмурится, едва заметно, до легчайшей морщинки между бровей, но Мэрил уже возвращается к вполне безопасному занятию — запускает пальцы в густые спутанные вихры на макушке, разбирая и разглаживая, тянется за сунутой вчера под подушку расчёской, проводит по его волосам один раз, другой, стараясь не дёргать совсем уж сильно. Он продолжает смотреть ей в глаза снизу вверх — долгим спокойным взглядом, больше не заставляющим Мэрил задумываться о будущем. Или о своём выборе. Или о перьях — не чёрных, а белых-белых, светящихся, пронзающих тело насквозь. Или о числах в календаре, пришпиленном скрепкой к форзацу её рабочего ежедневника. За открытым окном их гостиничного номера разливается непривычной прохладой вечер и тревожно вскрикивают какие-то береговые птицы; пахнет солью и влагой от ближайшего озера, на террасе гостиничного ресторанчика загораются фонари, и вниз по улице — тоже, длинной золотой цепочкой. Снаружи постепенно становится шумно и оживлённо: шаги, голоса, где-то на окраине, кажется, даже стреляют, но вряд ли друг в друга, здешний шериф суров, да и в городе постоянно расквартирован отряд федеральной полиции. Но Вэш всё равно на мгновение прикрывает глаза и прислушивается, а у Мэрил замирают руки на середине движения. Они выбрали тихий район, когда меняли гостиницу, только к ночи на улицах Нью-Майами всегда не протолкнуться от туристов, курортный всё-таки город, и приезжают в него разные люди. Вэш выскальзывает из её рук, поднимается на ноги, обшаривает карманы, наконец-то находит замызганную растянутую резиночку, которой собирает неаккуратный хвост. Ещё полторы недели, две, может быть, — и волосы у него дорастут до лопаток. Придётся искать ножницы, не её же маникюрными стричь, вдруг озабоченно думает Мэрил. Где здесь купить ножницы? Или попросить у кого-то?.. Она жмурится, поднимает лицо вверх, пытаясь заставить слёзы закатиться обратно. Не-человеческое, выносливое до самого края, но всё же не бессмертное тело Вэша Паникёра могло бы и не тратить свои драгоценные ресурсы на то, чтобы растить такие длинные волосы. Вэш оборачивается — и в два шага оказывается рядом, молча тянет её в объятия, опускает подбородок ей на макушку. «Это ничего», — сказал бы он, если бы Мэрил не запретила ему говорить о себе «ничего». Она рвано выдыхает, сгребает его за рубашку на груди, а когда он опускается на колени, принимается отчаянно целовать — в подбородок, в губы, в глаза, в родинку над скулой, и Вэш, чуть помедлив, начинает отвечать. На ужин они опаздывают, конечно же. Наутро Мэрил долго и затейливо тошнит в крошечной ванной их номера, пока Вэш сидит под дверью и надрывно просит прощения. За всё подряд на всякий случай.