Мы в ответе

Мике шесть, и она просит у мамы подарить ей на следующий день рождения… нет, не нарядное платье «как у взрослой», увиденное вчера в витрине магазина в городе, куда её вывозили отпраздновать шестилетие в парке развлечений, и не новый велосипед, и не ту красивую куклу из журнальной рекламы, и не кукольный домик, который занял бы половину детской. — Мама, котёнок. Подари мне котёночка! Я буду его сильно любить и всегда-всегда за ним ухаживать и сама буду заботиться о нём! — Котёнка? — переспрашивает мама, отставляя чашку с вечерним чаем. Она какая-то рассеянная, будто весь день думает о чём-то другом, и к апельсиновому бисквиту, который дядя Токиока обычно пёк для их посиделок после ужина, не притронулась. — Серого, — смело говорит Мика. Говорить о новом подарке сразу после дня рождения не очень хорошо, наверное, но вряд ли мама рассердится: она же не сейчас просит, а на следующий год!.. Мама улыбается: — Хорошо, — и Мика почти успевает обрадоваться, как мама добавляет: — Когда станешь немного старше. Питомец — это ответственность. Уверена, что готова к ней? — Мама, но ведь осенью я пойду в школу, значит, буду совсем большая! — Позже, — улыбка у мамы чуть-чуть гаснет, и она вздыхает, но видно, что дело не в Мике. — Через пару лет, может быть, если не передумаешь. Допивай молоко. Ни через пару лет, ни через пять в их доме не появляется котёнок. Подкармливая после школы кошек-бродяжек — диких, вообще не ручных, шипящих на протянутый лакомый кусочек, — Мика думает, что в их большом доме столько места, что хватило бы не только для одного котёнка, а для двух, или трёх, или даже для собаки (если бы ей хотелось собаку). Видимо, у мамы есть важная причина повторять своё «позже». Мике тринадцать, и у неё по-прежнему нет котёнка, но есть кошка — в чужом ошейнике без клички и адресника, зато с бубенчиком, одноухая и тонкая, словно тень, ласковая и всё же не ручная: она легко уклоняется от поглаживаний и объятий, хотя спит в изножье кровати и часто подходит потереться о колени или руки. Мика подобрала эту кошку, завернула в курточку и без спросу принесла в дом, который ей не принадлежит, и, пожалуй, должна быть благодарна за то, что кошку не выбросили за дверь особняка и что ей слова никто не сказал. — Милая, может, ты хочешь породистое животное? — за завтраком мягко спрашивает её жена Биско и смотрит с искренней благожелательностью на открытом ясном лице. — У меня есть знакомая заводчица, я позвоню… — Нет, — Мика сжимает губы, прекрасно понимая, что так себя вести — невежливо и неуважительно, ей уже намекали и даже объясняли прямо. — Спасибо. Я хочу эту кошку. — Как пожелаешь, — выражение лица у жены Биско никогда не меняется, пусть бы Мика и возражала упрямее и грубее. — Если передумаешь, скажи. Мика кивает и возвращается к складыванию мозаики из кусочков растерзанного ножом и вилкой омлета. Она не передумает. Она уже знает, что такое ответственность, и знает, что если (когда) из дома Биско придётся бежать, она возьмёт кошку с собой, потому что оставить её здесь она ни за что не сможет, и это затруднит ей побег. Но объясни ей мама тогда, она не поняла бы.